Как медведя переворачивали

Натерпелись птицы и звери от зимы лиха. Что ни день - метель, что ни ночь - мороз. Зиме конца-краю не видно. Разоспался Медведь в берлоге. Забыл, наверное, что пора ему на другой бок перевернуться.
Есть лесная примета: как Медведь перевернётся на другой бок, так солнце повернёт на лето.
Лопнуло у птиц и зверей терпение. Пошли Медведя будить:
- Эй, Медведь, пора! Зима всем надоела! По солнышку мы соскучились. Переворачивайся, переворачивайся, пролежни уж небось?
Медведь в ответ ни гугу: не шелохнётся, не ворохнётся. Знай посапывает.
- Эх, долбануть бы его в затылок! - воскликнул Дятел. - Небось бы сразу зашевелился!
- Не-ет, - промычал Лось, - с ним надо почтительно, уважительно. Ау, Михайло Потапыч! Услышь ты нас, слёзно просим и умоляем: перевернись ты, хоть не спеша, на другой бок! Жизнь не мила. Стоим мы, лоси, в осиннике, что коровы в стойле: шагу в сторону не шагнуть. Снегу-то в лесу по уши! Беда, коли волки о нас пронюхают.

Медведь ухом пошевелил, ворчит сквозь зубы:
- А мне какое до вас, лосей, дело! Мне снег глубокий на пользу: и тепло, и спится спокойно.
Тут Белая Куропатка запричитала:
- И не стыдно, Медведь? Все ягоды, все кустики с почками снег закрыл - что нам клевать прикажешь? Ну что тебе стоит на другой бок перевернуться, зиму поторопить? Хоп - и готово!
А Медведь своё:
- Даже смешно! Зима вам надоела, а я с боку на бок переворачивайся! Ну какое мне дело до почек и ягод? У меня под шкурой сала запас.
Белка терпела-терпела - не вытерпела:
- Ах ты тюфяк мохнатый, перевернуться ему, видишь ли, лень! А ты вот попрыгал бы по веткам мороженым, лапы до крови ободрал бы, как я!.. Переворачивайся, лежебока, до трёх считаю: раз, два, три!
- Четыре, пять, шесть! - насмехается Медведь. - Вот напугала! А ну - кыш отседова! Спать мешаете.

Поджали звери хвосты, повесили птицы носы - начали расходиться. А тут из снега Мышка вдруг высунулась да как запищит:
- Такие большие, а испугались? Да разве с ним, куцехвостым, так разговаривать надо? Ни по-хорошему, ни по-плохому он не понимает. С ним по-нашенски надобно, по-мышиному. Вы меня попросите - я его мигом переверну!
- Ты - Медведя?! - ахнули звери.
- Одной левой лапкой! - похваляется Мышь.
Юркнула Мышь в берлогу - давай Медведя щекотать.
Бегает по нему, коготками царапает, зубками прикусывает. Задёргался Медведь, завизжал поросёнком, ногами задрыгал.
- Ой, не могу! - завывает. - Ой, перевернусь, только не щекочи! О-хо-хо-хо! А-ха-ха-ха!
А пар из берлоги - как дым из трубы.
Мышка высунулась и пищит:
- Перевернулся как миленький! Давно бы мне сказали.
Ну а как перевернулся Медведь на другой бок, так сразу солнце повернуло на лето. Что ни день - солнце выше, что ни день - весна ближе. Что ни день - светлей, веселей в лесу!

Лесные шорохи

Окунь и Налим
Ч удеса подо льдом! Все рыбы сонные - один ты, Налим, бодренький да игривый. Что с тобой такое, а?
- А то, что для всех рыб зимою - зима, а для меня, Налима, зимою - лето! Вы, окуни, дремлете, а мы, налимы, свадьбы играем, икру мечем, радуемся-веселимся!
- Айда, братцы-окуни, к Налиму на свадьбу! Сон свой разгоним, повеселимся, налимьей икоркой закусим…
Выдра и Ворон
- Скажи, Ворон, мудрая птица, зачем люди костёр в лесу жгут?
- Не ожидал я, Выдра, от тебя такого вопроса. Промокли в ручье, замёрзли, вот и костёр разожгли. У огня греются.
- Странно… А я зимой всегда в воде греюсь. В воде ведь морозов никогда не бывает!
Заяц и Полёвка
- Мороз и вьюга, снег и холод. Травку зелёную понюхать захочешь, листочков сочных погрызть - терпи до весны. А где ещё та весна - за горами да за морями…
- Не за морями, Заяц, весна, не за горами, а у тебя под ногами! Прокопай снег до земли - там и брусничка зелёная, и манжетка, и земляничка, и одуванчик. И нанюхаешься, и наешься.
Барсук и Медведь
- Что, Медведь, спишь ещё?
- Сплю, Барсук, сплю. Так-то, брат, разогнался - пятый месяц без просыпу. Все бока отлежал!
- А может, Медведь, нам вставать пора?
- Не пора. Спи ещё.

А не проспим мы с тобой весну-то с разгона?
- Не бойся! Она, брат, разбудит.
- А что она - постучит нам, песенку споёт или, может, пятки нам пощекочет? Я, Миша, страх как на подъём-то тяжёл!
- Ого-го! Небось вскочишь! Она тебе, Боря, ведро воды как даст под бока - небось не залежишься! Спи уж, пока сухой.
Сорока и Оляпка
- О-о-ой, Оляпка, никак купаться в полынье вздумала?!
- И плавать и нырять!

А замёрзнешь?
- У меня перо тёплое!
- А намокнешь?
- У меня перо водоотталкивающее!
- А утонешь?
- Я плавать умею!
- А… а… а проголодаешься после купания?
- Ая для того и ныряю, чтоб водяным жучком закусить!

Уильям Фолкнер (1897–1962) - один из самых крупных американских писателей XX века. Действие его произведений разворачивается в вымышленном писателем округе Йокнапатофе, воплотившем в себе, однако, все реальные черты американского Юга. Человек «в конфликте с самим собой, со своим собратом, со своим временем, с местом, где он живет, со своим окружением» - вот основной объект творческого исследования Фолкнера. Рассказы, повесть «Медведь» и роман «Осквернитель праха», вошедшие в эту книгу, тоже относятся к «йокнапатофской саге».

Сборник рассказов Александр Кабаков

То, что теперь называется офисом, раньше именовалось конторой. Но нравы бюрократического организма те же: интриги, борьба за место под солнцем и т. д. Но поскольку современный офис имеет еще в своем генезисе банду, борьба эта острее и жесттче. В рассказе Александра Кабакова “Мне отмщение” некий N замышляет и до мелочей разрабатывает убийство бывшего друга и шефа, чье расположение потерял, некого Х и в последний момент передает свое намерение Всевышнему. “Рассказы из цикла “Семья Баяндур”” Розы Хуснутдиновой посвящены памяти известной переводчицы…

Кетанда Виктор Ремизов

Это крепкая мужская проза. Но мужская - не значит непременно жесткая и рациональная. Проза Виктора Ремизова - чистая, мягкая и лиричная, иногда тревожная, иногда трогательная до слез. Действие в его рассказах происходит в заполярной тундре, в охотской тайге, в Москве, на кухне, двадцать лет назад, десять, вчера, сейчас… В них есть мастерство и точность художника и, что ничуть не менее важно, - внимание и любовь к изображаемому. Рассказы Виктора Ремизова можно читать до поздней ночи, а утром просыпаться в светлых чувствах.

На суше и на море. Выпуск 2 (1961 г.) «На суше и на море»

«На суше и на море» - 61. Фантастика Жак Бержье

Это второй выпуск художественно-географического сборника «На суше и на море». Как и первый, он принадлежит к выпускаемым издательством книгам массовой серии «Путешествия. Приключения. Фантастика». Читатель! В этой книге ты найдешь много интересных рассказов, повестей, очерков, статей. Читая их, ты вместе с автором и его героями побываешь на стройке великого Каракумского капала и в мрачных глубинах Тихого океана, на дальнем суровом Севере и во влажных тропических лесах Бирмы, в дремучей уральской тайге и в «знойном» Рио-де-Жанейро, в сухой заволжской…

Андрогин… Эстер Элькинд

Господь ей дал талант. Но не сказал, как им распорядиться Эстер ЭЛЬКИНД (23.3.1985 – 14.1.2007) Читательница – откликаясь на рассказ Эстер:- Очень клёво! Читала не подряд… мне так больше нравится… но чем дальше читаю, тем больше хочется задать дурацкий вопрос, не имеющий прямого отношения к творчеству: Вам действительно 21 год? Эстер:- Да, мне действительно 21 год!!! Это не дурацкий вопрос! Мне его очень часто задают! Эстер теперь 21 навсегда… Жила с оголёнными нервами и дразнила Зверя (три шестерки вбиты в её сетевой адрес). Примеряла порочные маски и завороженно…

Половецкие пляски Дарья Симонова

Повести и рассказы, вошедшие в сборник, читаются как единое повествование о житье-бытье компании молодых людей, у которых свои правила, свой язык, своя система ценностей и свой набор житейских мудростей, зачастую парадоксальных. Например: жизнь слишком важна сама по себе, чтобы относиться к ней серьезно, а потому потерявший всегда в выигрыше - даже если все не ладится, даже если мучают неустроенность, безбытность, непонимание близких. Так они и живут, - то ли вечный карнавал, то ли неостановимая карусель бытия. Все смешалось, и не поймешь, где…

Рассказы о веселых людях и хорошей погоде… Радий Погодин

Радий Погодин - известный писатель, автор книг для детей и повестей о войне, драматург, живописец, сценарист, поэт. В годы Великой Отечественной войны был разведчиком, награжден двумя орденами Славы. В книгу избранных произведений автора вошли известные повести и рассказы: «Тишина», «Мы сказали клятву», «Дубравка», «Альфред» и др. Многие из них были экранизированы. Иллюстрации Е. Медведева. http://ruslit.traumlibrary.net

Коллектив Авторов

В этой книге вы найдете рассказы о животных, написанные самыми разными авторами. Есть среди них такие, кто писал только для детей: К.Д. Ушинский, Н.И. Сладков, Е.И. Чарушин. Есть и такие, как, например, Л.Н. Толстой, К.Г. Паустовский, Д.Н. Мамин-Сибиряк, кто творил больше для взрослых. Прочтете вы и рассказы писателей, посвященные в основном природе, – М.М.Пришвина, В.В.Бианки и тех, кого больше всего интересует человек, – И.С. Тургенева, А.П. Чехова, В.П. Астафьева. Но все писатели, чьи произведения помещены в этом сборнике, передают нам свою любовь к животным.…

Фантом-такси (сборник рассказов) Дмитрий Суслин

Весной 1999 года я пришел в редакцию газеты «СЧ-Столица» и принес рассказ «Смерть беляшевого короля». После выхода газеты, рассказ так понравился публике, что я начал писать дальше, стараясь, чтобы каждый рассказ, выглядел реальным репортажем из жизни города. И люди верили, что все, что написано, происходило на самом деле, и в редакцию целыми днями звонили встревоженные горожане. Газетные листки люди передавали другу другу, и они переходили из рук в руки, и слава о них шла далеко за переделы Чебоксар. «Он еще не Стивен Кинг, но читать его рассказы…

Рассказы Ежика Виктор Дан

Эта книжка о приключениях Ежика. В своих рассказах Ежик поделится жизненными наблюдениями и выводами от встреч с обитателями сада и его окрестностей: Хозяйкой, Червяком, Ужом, Сорокой и многими другими. Для детей дошкольного и младшего школьного возраста, а также для взрослых, которые будут читать книжку детям и внукам.

Новые рассказы Рассеянного Магистра Владимир Левшин

Дорогие читатели? Если вы уже знакомы с незадачливым героем книги В Лёвшина "Магистр Рассеянных Наук", если уже сталкивались с бесчисленными ошибками и оговорками этого рассеянного математика, вам, вероятно, интересно будет узнать о его новых путешествиях и приключениях, а заодно снова встретиться с постоянными членами Клуба Рассеянного Магистра - Таней, Севой, Олегом и Нуликом. Если же Магистр Рассеянных Наук для вас лицо новое, не смущайтесь: эта книга - совершенно самостоятельная история о том, как Магистр возомнил себя великим сыщиком…

Ребятам о зверятах: Рассказы русских писателей Сергей Аксаков

В этой книге вы найдете рассказы о животных, написанные самыми разными авторами. Есть среди них такие, кто писал только для детей: К. Д. Ушинский, Н. И. Сладков, Е. И. Чарушин. Есть и такие, как, например, Л. Н. Толстой, К. Г. Паустовский, Д. Н. Мамин-Сибиряк, кто творил больше для взрослых. Прочтете вы и рассказы писателей, посвященные в основном природе, - М. М. Пришвина, В. В. Бианки и тех, кого больше всего интересует человек, - И. С. Тургенева, А. П. Чехова, В. П. Астафьева. Но все писатели, чьи произведения помещены в этом сборнике, передают нам…

Сладкая вода Аскольд Якубовский

Аскольд Якубовский родился в 1927 году в семье художника. По профессии он топограф. С детства охотился, рыбачил, потом занялся фотографией - снимал растения, насекомых, зверей. Изредка публиковал в местной печати рассказы об увиденном. В 1965 году в Новосибирске вышел первый сборник рассказов Якубовского о природе и людях - «Чудаки» и в «Сибирских огнях» - повесть «Мшава». По рекомендации Кемеровского семинара молодых писателей Аскольд Якубовский принят в члены Союза писателей СССР. «Сладкая вода» - рассказ из сборника «Красный таймень», 1971…

Стрелка (Рассказ охотника) Аскольд Якубовский

Аскольд Якубовский родился в 1927 году в семье художника. По профессии он топограф. С детства охотился, рыбачил, потом занялся фотографией - снимал растения, насекомых, зверей. Изредка публиковал в местной печати рассказы об увиденном. В 1965 году в Новосибирске вышел первый сборник рассказов Якубовского о природе и людях - «Чудаки» и в «Сибирских огнях» - повесть «Мшава». По рекомендации Кемеровского семинара молодых писателей Аскольд Якубовский принят в члены Союза писателей СССР. «Стрелка» - рассказ из сборника «Красный таймень», 1971 г. Содержание…

Рассказы и повести (сборник) Виктория Токарева

СОДЕРЖАНИЕ 01. О том, чего не было 02. Уж как пал туман… 03. Зануда 04. Закон сохранения 05. «Где ничто не положено» 06. Будет другое лето 07. Рубль шестьдесят - не деньги 08. Гималайский медведь 09. Инструктор по плаванию 10. День без вранья 11. Самый счастливый день (Рассказ акселератки) 12. Сто грамм для храбрости 13. Кошка на дороге 14. Любовь и путешествия 15. Зигзаг 16. Нахал 17. Нам нужно общение 18. Рарака 19. Пираты в далеких морях 20. Плохое настроение 21. Скажи мне что-нибудь на твоем языке 22. Японский зонтик 23. Тайна Земли 24. Стечение обстоятельств 25. Шла…

Николай Сладков, москвич по рождению, всю свою жизнь прожил в Ленинграде. Но вёл не оседлый образ жизни, а командировочный. Его страстью была фотоохота. Да и профессия топографа, полученная им ещё до Великой Отечественной войны, позволяла много путешествовать.

Маршруты Сладкова пролегали по знойным пустыням Средней Азии, по ледникам, бурным водам океанов, приходилось подниматься в заоблачные выси гор − словом, быть первооткрывателем, чутким ко всему новому, неизведанному.

Природа - это не только богатства. Не только «солнце, воздух и вода». Не только «белое, чёрное и мягкое золото». Природа нас кормит, поит и одевает, но она ещё нас радует и удивляет. Каждый из нас восхищается красотой природы родного края. Москвич расскажет вам о золотых сентябрьских лесах, петербуржец - об июньских белых ночах, а житель Якутска - о седых январских морозах! А вот алтаец расскажет вам о майском разноцветье. Николай Сладков бывал и на Алтае! Он заметил, каким разным может быть в этих краях один только весенний месяц май.

А сколько ещё чудес таится в других местах!.. Например, в лесу и поле совсем не нужны обычные часы, здесь выручают птицы, которые живут по своему времени и редко когда ошибаются. Вместе с писателем легко замечаешь красивейшие вещи. Даже лесная просека покажется распахнутой книгой: иди и смотри по сторонам. В тысячу раз интересней идти, чем по обычной дороге!

Только свернёшь - сразу почувствуешь паутинные нити, похожие на ловчие сети и свитые сита. И когда только пауки успели? Взошло солнце и осветило росную паутину бисером. Вот и заблестели ожерелья, бусы и подвески. Так вот какая она, паутина, на самом-то деле!

Пока любушься бисером росы на паутинках, собираешь в кузовок опёнки, неожиданно понимаешь, что сбился с пути. Только многократное "ау!" может спасти от бессмысленных плутаний, только ответный отзвук выведет на знакомую лесную тропку.

Когда идёшь, много всего подмечаешь. Рассказы Сладкова так и начинаются: "Вот иду я по..." Можно идти по лесной полянке, по болоту, по полю, по лугу, по берегу моря и вместе с писателем замечать то, что не увидел обычный человек, узнавать потрясающе интересные факты. Иной раз поддаёшься восторгу рассказчика и улыбаешься какому-нибудь особенно точному сравнению или выводу.

Хочется побывать в тех местах, о которых писатель так замечательно рассказывает. Перелистываешь одну миниатюру за другой, как сказки детства. Всё кажется знакомым, и близким, и родным: зайчишка-трусишка, кукушка-одиночка, сладкоголосый соловей и певунья иволга. Сказочные истории Николая Сладкова повсюду: над головой, по сторонам, под ногами. Задержись только взглядом!

Николай Сладков

Синий май

Куда ни посмотришь - везде голубое и синее! И безоблачное голубое небо. А по склонам позеленевших гор словно кто-то разбросал синие куртинки* сон-травы. Мохнатые цветы походят на больших желтобрюхих шмелей с синими крыльями-лепестками. Кажется, только тронь - и загудит синий рой! А на щебнистых голых склонах словно расстелили синее-синее покрывало, чтобы прикрыть обнажённую землю. Синее покрывало выткано из мириадов цветов-огуречников. На Алтае огуречниками их называют за огуречный запах. Цветы изогнули стебельки-шейки и склонили головки, похожие на синие колокольчики. И даже кажется, что на ветру они тихо-тихо позванивают, рождая мелодию синего мая.

Куртинки* - (устар.) цветочная полянка.

Красный май

В середине мая на солнцепёках начинают цвести пионы, у нас их марьиным корнем зовут. А до того, как зацвести, среди ажурных и разлапистых листьев наливаются их зелёные кулачки-бутоны.

Как драгоценный камень, зажатый в кулачке, подняла его тоненькая рука стебелька от земли к солнцу. И сегодня зелёные ладошки дружно раскрылись. И вспыхнуло красное пламя цветка!

Один за другим раскрываются бутоны, и на горных склонах разгораются красные искры. Вспыхивают и тлеют, пока не подожгут красным пламенем все склоны гор. Пришёл красный май!

Белый май

Травы поднялись до колена. И только теперь зацвела таволга и черёмуха. За один-два дня их тёмные ветви надевают белый наряд и кусты становятся похожими на невест. А издали черёмуховые перелески напоминают пену прибоя неспокойного зелёного моря.

Погожим днём, когда нагретый воздух насыщен ароматом цветущих трав, приятно отдохнуть под черёмухами, гудящими от насекомых. На белых гроздьях копошатся шмели, цветочные мушки, бабочки и жуки. Нагрузившись пыльцой и напившись нектара, они ввинчиваются в воздух и разлетаются.

С белых черёмух сыплются лепестки. Падают на широкие листья чемериц*, белят траву и землю.

Однажды утром, на исходе мая, глянул я из окна и ахнул: деревья побелели, дорога белая, в воздухе снежок мельтешит! Неужели зима вернулась? На улицу вышел - всё понял. С побелевших тополей летели белые воздушные «снежинки» тополиного пуха. Кружится на ветру белая метелица! Не меньше удивился я, проходя мимо россыпи одуванчиков. Вчера на их стебельках жёлтыми канарейками сидели цветы, а сегодня на их месте нахохлились белые пушистые «цыплята».

Бело под ногами, по сторонам, над головой... Белый май!

Чемерица* - многолетняя луговая трава с толстым корневищем и метёлками цветов.

Серебристый май

До горизонта раскинулась приалтайская ковыльная степь. Играют под солнцем шелковистые ковыли, и степь в мае походит на серебристое облако, опустившееся на землю. Искрится степь, будто с солнцем перемигивается. Дохнул ветерок, заколыхалась, поплыла она, расплёскивая солнечный свет. Текут серебристые волны ковылей. Один за другим из них взлетают жаворонки и звенят, словно серебряные колокольчики. Так и кажется, что каждый жаворонок славит серебристый май.

Пёстрый май

На вершины алтайских гор весна приходит в конце мая. С каждым днём снег отступает всё выше и выше в горы, - становятся они тёмно-белыми - пёстрыми. Посмотришь - глаза разбегаются: тёмное - белое, белое - тёмное! Как шахматная доска! А тут ещё у подножия зацвели дружно рябчики. Их пёстрые головки поднялись на тонких стебельках, всюду выглядывают из травы. Бубенчики у них коричневатые, словно лепестки потемнели от загара. На лепестках светлые клеточки и пятнышки. Глянешь на цветы - и тоже в глазах рябит, всё равно что от шахматной доски. Недаром эти хрупкие цветы ботаники «рябчиками шахматными» называют. Пёстрые горы и пёстрые цветы пёстрого алтайского мая!

А что за пора на Алтае, когда зацветут купальницы! Куда ни глянешь - повсюду купальницы. Тьма-тьмущая их на лугах, на полянах, на болотах. В оранжевых кольцах горные снежники. Посмотришь на цветы - и кажется, что один ярче другого. Недаром их у нас огоньками ещё называют. Огоньками горят они среди сочной зелени майского луга.

Однажды на оранжевой от цветущих купальниц поляне я заметил чисто-белый цветок. Всё необычное привлекает внимание. Потому и этот цветок я заметил издали. Жемчужина на золотом лугу! Со всеми предосторожностями выкопали белую купальницу и посадили на селекционном участке в Алтайском ботаническом саду.

Много раз бывал я в лесу и, каждый раз любуясь пестротой цветущего луга, пытался я снова найти белую купальницу - и не нашёл. Уж очень это большая редкость. Но будем надеяться, что цветок приживётся в саду и их станет много.

Вот такой у нас на Алтае май: разноцветный, как радуга! А у вас?

Птичьи часы

Не золотые, не серебряные, не ручные, не карманные, не солнечные, не песочные, а... птичьи. В лесу, оказывается, и такие есть - и чуть ли не на каждом дереве! Вроде наших часов с кукушкой.

Только там ещё часы с зарянкой, часы с зябликом, часы с дроздом...

Птицы в лесу, оказывается, начинают петь не когда кому вздумается, а когда положено.

Ну-ка, сколько сейчас не на моих серебряных, а на лесных птичьих? И не посмотрим, а послушаем!

Бекас сверху зажужжал - значит, уже три часа. Вальдшнеп протянул, похрюкивая и повизгивая, - начало четвёртого. А вот и кукушка закуковала - солнце скоро взойдёт.

А заработают часы утренние, и станет их не только слышно, но и видно. Певчий дрозд сидит на маковке ёлки, высвистывает - около четырёх. Теньковка поёт и крутится на осине - начало пятого. Зяблик прогремел на сосне - скоро пять.

Ни заводить, ни чинить, ни проверять эти часы не надо. Водонепроницаемые и удароустойчивые. Правда, бывает привирают, но какие часы не спешат или не отстают?! Зато всегда при себе, не забудешь, не потеряешь. Часы с перепелиным боем, с кукованием кукушки, с трелями соловья, со звоном овсянки, с колокольчиком жаворонка - лугового юлы. На любой вкус и слух!

Просека

Лесная дорога виляет, петляет, болота обходит, выбирает, где легче и суше. А просека лес напрямую сечёт: раз - и напополам!

Словно распахнули книгу. Встал лес по сторонам, как нечитаные страницы. Иди и читай.

Идти по запущенной просеке в сто раз труднее, чем по набитой дороге, но и в тысячу раз интересней!

То замшелые, хмурые ельники по сторонам, то весёлые, светлые сосняки. Ольховые заросли, зыбкие моховые болота. Ветровалы и буреломы, сухостоины и валежины. А то и деревья, опалённые молниями.

С дороги и половины этого не увидишь!

А встреча с чуткими обитателями леса, которых пугают наезженные дороги!

Шарканье чьих-то крыльев в зарослях, топот чьих-то ног. Вдруг шевельнётся трава, вдруг качнётся ветка. И ушки у тебя на макушке, и глаза настороже.

Нечитаная полуоткрытая книга: слова, фразы, строчки. Находки на все буквы азбуки. Запятые, точки, многоточия и тире. Что ни шаг, то знаки вопросительные и восклицательные. Прямо в ногах путаются.

Шагаешь по просеке - и глаза разбегаются!

Паутина

Утро выдалось холодное, росистое - и заблестела везде паутина! На траве, на кустах, на ёлочках... Везде паутинные нити, шары, гамачки и ловчие сети. Сита, что не руками свиты. И когда только пауки успели?

А пауки и не торопились. Паутина и раньше везде висела, но была невидимой. А роса усыпала паутину бисером и выставила напоказ. Вспыхнул подлесок ожерельями, бусами, подвесками, монистами...

Так вот какая она, паутина, на самом-то деле! А мы-то всегда лицо с досадой вытирали, когда по нему тянулось что-то невидимое и липкое. А это оказались созвездия, полыхающие в тёмной лесной вселенной. Млечные лесные пути, галактики, лесные кометы, метеориты и астероиды. Новые и сверхновые звёзды. Вдруг явленное невидимое царство лесных пауков. Вселенная восьминогих и восьмиглазых! А вокруг - их сияющие антенны, локаторы и радары.

Вот сидит один, мохнатый и восьминогий, перебирает лапами беззвучные паутинные струны, настраивая неслышную для наших ушей паутинную музыку. И смотрит во все восемь глаз на то, чего мы не видим.

Но высушит солнце росу, и диковинный мир лесных пауков снова бесследно исчезнет - до следующей росы. И снова станем с досадой вытирать лицо, когда по нему протянется что-то невидимое и липкое. Как напоминание о паучьей лесной вселенной.

Опёнки

Опёнки, понятно, растут на пнях. И, бывает, до того густо, что под ними и пня не видно. Словно пень осенними листьями с головой засыпало. А потом они ожили и проросли. И стоят нарядные пни-букеты.

С маленькой корзинкой опёнки не собирают. Собирать так уж собирать! Опёнки можно брать охапками, как говорится, граблями сгребать или косой косить. И на жарево, и на соленье хватит, ещё и на сушку останется.

Просто их собирать, да не просто до дому донести. Для опят непременно нужна корзина. Натолкаешь в рюкзак или в мешки целлофановые - и принесёшь домой не грибы, а грибную кашу. И тогда всё это месиво - на помойку.

Можно второпях вместо настоящих опят наломать ложных. Этим и из корзинки место лишь на помойку: ни на жарево, ни на варево не годятся.

Конечно, и настоящим опятам далеко до грибов белых и красных. Но если неурожай - так и опёнкам рад. Правда, если и урожай - всё равно рад. Что ни пень в лесу - то букет осенний! И мимо всё равно не пройдёшь, остановишься. Если и не собрать, так хоть посмотреть, полюбоваться.

Грибной хоровод

Грибник не берёт мухоморы, но мухоморам рад: пошли мухоморы - пойдут и белые! Да и глаз мухоморы радуют, хоть несъедобные и ядовитые. Стоит иной, подбоченясь, на белой ножке в кружевных панталончиках, в красном клоунском колпаке, - не хочешь, а залюбуешься. Ну а набредёшь на хоровод мухоморный - впору остолбенеть! Дюжина молодцев встали в круг и приготовились к танцу.

Было поверье: мухоморным кольцом отмечен круг, в котором по ночам пляшут ведьмы. Так и называли кольцо грибов - «ведьмин круг». И хоть теперь никто в ведьм не верит, нет в лесу никаких ведьм, но посмотреть на «ведьмин круг» всё равно интересно... Ведьмин круг и без ведьм хорош: грибы приготовились к танцу! Дюжина молодцов в красных шапках встали в круг, раз-два! - разомкнулись, три-четыре! - приготовились. Сейчас - пять-шесть! - кто-то хлопнет в ладоши и закружится хоровод. Всё быстрей и быстрей, пёстрой праздничной каруселью. Замелькают белые ножки, зашуршат лежалые листья.

Стоишь и ждёшь.

И мухоморы стоят и ждут. Ждут, когда ты наконец догадаешься и уйдёшь. Чтобы без помех и чужого глаза начать водить хоровод, притопывая белыми ножками, размахивая красными шапками. Как в старину...

АУ

Потерялся в лесу - кричи «ау!». Пока не откликнутся. Можно, конечно, и по-другому кричать: «И-го-го-го!», например, или: «А-я-яя!». Но громче всего разносится по лесу «ау!». Ты «ау!», и в ответ тебе с разных сторон: «Ау!», «ау!».

Или эхо...

Это уже тревожно, если откликается только эхо. Это значит, что ты потерялся. И перекликаешься сам с собой. Ну-ка быстрее соображай, в какой стороне дом, а то ведь может и закружить...

Идёшь, идёшь, всё прямо и прямо, а глядь - опять то же место! Вот приметный пенёк, на котором сидел недавно. Как же так? Ясно помнишь, что прямо от пенька пошёл, никуда не сворачивал, - как же этот пень снова на твоём пути оказался? Вот и фантик от кислой конфетки...

Раз за разом ты уходишь от приметного места, и кажется тебе, что прямиком к дому идёшь, как по линеечке. Идешь, идёшь, всё прямо и прямо, а пень приметный опять у тебя на пути! И тот же фантик. И никак тебе от них не уйти, притягивают они, как магнит. И ничего не понять, и жуть уже шевелится под рубахой.

Давно тебе уже не до ягод и не до грибов. В смятенье и страхе кричишь «ау!», а в ответ снова и снова одно далёкое эхо...

Холодея, смотришь ты на место, которое не хочет тебя отпустить. На вид ничего особенного - обычные пеньки и колоды, кусты и деревья, сухостоины и валежины, но тебе уже кажется, что и сосны тут какие-то насторожённые, и ёлки уж больно хмурые, и осины о чём-то пугливо перешёптываются. И обдаст тебя холодом до пупырышек.

И вдруг далёкое, на самом краешке слуха, но такое желанное и радостное: «Ау-у-у!»

«Ау-у! Ау-у!» - кричишь ты в ответ, срывая голос, и, не разбирая дороги, летишь на далёкий зов, разбрасывая руками ветки.

Вот опять «ау!», уже слышнее чуть, и ты хватаешься за него, как утопающий за соломинку.

Ближе, слышнее, и ты уже не бежишь, а просто быстро идёшь, облегчённо и шумно переводя дыхание, стряхивая лесное наваждение: ты спасён!

А друзей встречаешь уже как ни в чём не бывало: ну отстал, поплутал немного - велика беда! И снова общий смех, шутки, розыгрыши. Похвальба, кто что нашёл, кто больше собрал. Но внутри у тебя ещё всё дрожит, и холодок шевелится под рубахой. На глазах всё те же хмурые сосны и ели, что не хотели тебя отпускать.

И с этого дня лесное «ау!» навсегда остаётся с тобой. И это уже не просто крик ради шума и баловства, а зов о спасении. Ты никогда уже не станешь кричать «ау» просто так, лишь бы спугнуть лесную тишь, а будешь бросать его в насторожённую тишину, как бросают спасательный круг в тёмную волу. И надолго запомнишь тот первый день, когда ты в отчаянии метался и кричал потерянно, срывая голос. А в ответ слышал только эхо да равнодушный гул древесных вершин.

Песенка крыльев

Лес растворился в сумраке и поплыл. Исчез и цвет: всё стало серым и тусклым. Кусты и деревья сгустками тьмы шевелились в вязкой тягучей мути. Съеживались, то вдруг растягивались, возникали и исчезали. Вечер сменяла ночь.

Пора густых сумерек и теней, пора ночных лесных происшествий.

Кончились задумчивые вечерние песни: отсвистели на еловых маковках певчие дрозды, глазастенькие зарянки давно рассыпали по сучкам свои звонкие стёклышки.

Стою по колено в болотной жиже. Спиной привалился к ёлке; она чуть шевелится, дышит... Глаза я закрыл, они сейчас ни к чему, сейчас нужны только уши.

Загугукал ночной сыч. Самого не видно. Перелетает в темноте с дерева на дерево сычиный крик: у-гу-гу-гу! Я поворачиваю за летающим криком ухо. Вот рядом совсем заугугукал: разглядел, наверное, меня жёлтыми глазищами и удивился.

Долго куковала в темноте и ночная кукушка; далёкое эхо за болотом ей отвечало.

Люблю слушать ночь. Тишина, а всё что-нибудь да услышишь. Мышь пошуршит в сухих листьях. Утиные крылья просвистят в вышине. Суматошно вдруг закричат журавли на далёком болоте, словно их кто напугал. Солидно, не торопясь пролетит вальдшнеп: хорр, хорр - басом, цвирк, цвирк - тоненьким голоском.

Даже в самую глухую полночь, когда живых голосов не слышно, лес не безмолвствует. То завозится ветер в вершине. То дерево скрипнет. Стукаясь о сучки, упадёт шишка. Хоть тысячу раз слушай ночь - каждый раз будет по-новому. Как не бывает двух одинаковых дней, так и ночь на ночь не похожа.

Но есть в каждой ночи пора, когда наступает полная тишина. Перед ней снова зашевелятся и поплывут в вязкой мгле сгустки тьмы; теперь на смену ночи близится темнозорь. Лес словно вздохнёт: тихий ветерок пролетит над вершинами и каждому дереву что-то шепнет на ухо. И будь на деревьях листья, они ответили бы ветру по-своему: осины бы торопливо залопотали, березы бы ласково прошелестели. Но в лесу апрель - и деревья голые. Одни ели да сосны прошипят ветру в ответ, и поплывёт над лесом тягучий гул хвойных вершин, как отзвук далёких колоколов.

И вот в этот миг, когда лес ещё по-настоящему не проснулся, вдруг наступает время полной ночной тишины. Упади хвоинка - и слышно!

В такой тишине я услыхал то, чего никогда еще в жизни не слышал: песенку крыльев! Схлынул предутренний шорох вершин, и в застойной млеющей тишине послышался странный звук, словно кто-то губами себе подыгрывал, отбивая плясовой такт: бррын-бррын, бррн, бррн, бррынн! Бррын-бррын, бррын, бррын, бррын!

Раз подыгрывал, значит, кто-то под такт и плясал?

Темень и тишина. Впереди совсем ещё тёмное моховое болото, позади чёрный еловый остров. Я стою на его обочине, и странные звуки приближаются. Ближе, ближе, вот слышны над головой, вот удаляются, дальше, дальше. А погодя возникают снова, снова приближаются и снова проносятся мимо. Кто-то летает вокруг елового острова, отбивая в тишине такт упругими крылышками. Четкий ритм, плясовой такт, не просто бьет крыльями на лету, а поёт! Поёт на мотив: так-так, так, так, так! Так-так, так, так, так!

Птичка маленькая, да крыльями и большой птице громко не спеть. Вот и выбрал певец для странных песен своих время, когда в лесу все молчит. Все проснулись, но голоса не подали, прислушиваются и молчат. Только в это короткое время смены ночи и утра и можно услышать такую тихую песенку. А запоют дрозды и заглушат всё звонкими свистами. Кто-то маленький, безголосый, кто умеет петь только крылышками, выбрал это время ночной тишины, торопится заявить о себе.

Много весенних ночей провёл я в лесу, но больше ни разу такой песни не слышал. И в книгах о ней ничего не нашёл. Загадка так и осталась загадкой - крошечной волнующей тайной.

Но я всё надеюсь: вдруг снова услышу? И на чёрные еловые острова на глухих моховых болотах смотрю теперь совсем по-особому: там живёт тот, кто умеет петь крыльями... В короткие мгновения тишины он торопливо носится вокруг чёрного острова и отбивает крыльями такт: так-так, так, так, так! И кто-то, конечно, внимает его странной песне. Но кто?

Великан

Иду я по лесу, ничего худого не замышляю, а все от меня шарахаются! Чуть караул не кричат. Кто даже молча орёт.

Наше ухо хорошо слышит только то, что надо нам. А что не надо, что не опасно - в одно ухо входит, в другое выходит. А кому мы сами опасны- для тех наше ухо и вовсе глухо. И вот во всё горло орёт вокруг разная мелюзга на своём писклявом ультразвуке - караул, помогите, спасите! - а мы знай ломимся напролом. Не вставлять же специально для такой мелюзги слуховую трубку в ухо. Ещё чего!

А ведь для многих в лесу мы сказочные великаны! Ты только ногу занёс, чтобы шагнуть, а над кем-то твоя подмётка нависла, как грозовая туча! Мы в лесу по живому шагаем, проносимся, как циклон, как тайфун.

Если снизу на нас смотреть - мы что скала до неба! И вдруг эта скала обрушивается и с рёвом и гиканьем начинает кататься. Ты-то просто радуешься, в траве валяешься, ногами дрыгаешь и хохочешь, а под тобой всё живое в лепёшку, всё изломано, исковеркано, всё в труху. Ураган, буря, шторм! Стихийное бедствие! А руки твои, а рот, а глаза?

Птенчик притих, прижался. Ты к нему от души добрые руки протянул, ты хочешь ему помочь. А у него от страха глаза закатываются! Сидел себе спокойно на кочке, а с неба вдруг гигантские щупальца протянулись со скрюченными когтями! И голос гремит, на гром похожий. И глазищи как блистающие молнии. И развёрстая красная пасть, а в ней зубов, как яиц в лукошке. Не хочешь - глаза закатишь...

И вот иду я по лесу, ничего худого не замышляю, а все пугаются, все шарахаются. И даже гибнут.

Что ж, теперь и в лес из-за этого не ходить? Уж и шагу шагнуть нельзя? Или под ноги сквозь лупу смотреть? Или рот прикрывать повязкой, чтоб ненароком мошку не проглотить? Что ещё делать прикажете?

А ничего! И в лес ходи, и валяйся в траве-мураве. Загорай, купайся, спасай птенцов, собирай ягоды и грибы. Одно только помни.

Помни, что ты - великан. Огромный сказочный великан. А раз ты огромный- не забывай о маленьких. Раз сказочный - изволь-ка быть добрым. Добрым сказочным великаном, на которого в сказках всегда надеются лилипутики. Только-то и всего...

Чудо-зверь

Иду я по лесу, а навстречу ребята. Увидели мой раздутый рюкзак, спрашивают:

Грибов нет, ягоды не поспели, чего вы насобирали?

Прищуриваюсь загадочно.

Зверя,- отвечаю,- поймал! Вы такого в глаза не видели!

Ребята переглядываются, не верят.

Мы,- говорят,- всех зверей знаем.

Так угадайте! - дразню ребят.

И угадаем! Только какую-нибудь примету скажите, хоть самую маленькую.

Пожалуйста,- говорю,- не жалко. Ухо у зверя... медвежье.

Задумались. У какого зверя медвежье ухо? У медведя, понятно. Но не медведя же я в рюкзак посадил! Медведь не поместится. Да и попробуй посади-ка его в рюкзак.

А глаз у зверя... вороний! - подсказываю.- А лапы... гусиные.

Тут все рассмеялись и загалдели. Решили, что я их разыгрываю. А я ещё поддаю:

Не нравятся вам гусиные, приставьте лапки кошачьи. И лисий хвост!

Обиделись, отвернулись. Молчат.

Ну так как? - спрашиваю.- Сами угадаете или сказать?

Сдаёмся! - выдохнули ребята.

Не спеша снимаю рюкзак, развязываю завязки и вытряхиваю... охапку лесной травы! А в траве и вороний глаз, и медвежье ухо, гусиные и кошачьи лапки, и лисий хвост, и львиный зев. И другие травы: мышехвостник, лягушечник, жабник...

Показываю каждое растение и рассказываю: это от насморка, это от кашля. Это от синяков и царапин. Это красивое, это ядовитое, это душистое. Это от комаров и мошек. Это- чтоб живот не болел, а это - чтоб голова была свежая.

Вот какой «зверь» в рюкзаке. Слышали о таком? Слышать не слышали, но теперь представили. Распластался чудо-зверь по лесу в шкуре своей зелёной, притаился: слушает медвежьим ухом, смотрит вороньим глазом, помахивает лисьим хвостом, шевелит кошачьими лапками. Лежит загадочный зверь и помалкивает. Ждёт, когда его разгадают.

Кто хитрей?

Иду я по лесу и радуюсь: я тут хитрее всех. Всех насквозь вижу! Вальдшнепиха взлетела, притворилась подбитой, не то бежит, не то летит - отводит. Да так похоже, что хитрая лиса и та бы увязалась за ней. Но меня этими птичьими приёмчиками не проведёшь! Я-то знаю: раз осторожная птица рядом мечется, то неспроста. Птенцы её тут затаились, и она отводит от них.

Но мало знать, надо ещё суметь их увидеть. Вальдшнепы - цвета сухих листьев, посыпанных старой хвоей. Можно перешагнуть и не заметить: умеют затаиваться. Но тем более лестно высмотреть таких невидимок. А увидишь - глаз не отвести, до того симпатичные!

Топчусь осторожно - не наступить бы! Ага - один лежит! Припал к земле и глаза закрыл. Все ещё надеется меня провести. Нет, голубчик, попался, и нет тебе спасения!

Шучу, конечно, ничего плохого ему не сделаю - полюбуюсь и отпущу. Но будь на моем месте лисица... тут бы ему и конец. Ведь у него всего два способа спасения: затаиться или бежать. А третьего не дано.

Попался, попался, голубчик! Раз не сумел затаиться - не сумеешь и убежать. Шаг, ещё шаг...

Что-то метнулось над головой, я пригнулся и... птенец исчез. Что же произошло? А то, что мать-вальдшнепиха села верхом на птенца, стиснула его сбоку ножками, подняла в воздух и унесла!

Вальдшнепёнок-то уже тяжёлый, мать тащила его с трудом. Казалось, летит неуклюжая грузная птица с двумя носатыми головами. В стороне птица плюхнулась и распалась на две - птицы разбежались в разные стороны!

Вот тебе и не дано третьего! Остался я без «добычи». Из-под носа её унесли. Хоть я и хитрый, да в лесу и похитрее есть!

Доверие

Иду я по лесу, хлюпая по болоту, пересекаю поле - везде свои птицы. И по-своему ко мне относятся: одни доверяют, другие - нет. И доверие их можно измерить... шагами!

Плиска* на болоте подпустила на пять шагов, жаворонок в поле - на пятнадцать, дрозд в лесу- на двадцать. Чибис - на сорок, кукушка - на шестьдесят, сарыч - на сто, кроншнеп - на сто пятьдесят, а журавль - на триста. Вот и понятна - и даже видна! - мера их доверия. Плиска в четыре раза доверяет больше, чем дрозд, дрозд - в пятнадцать раз больше, чем журавль. Может потому, что человек для журавля в пятнадцать раз опаснее, чем для дрозда?

Есть тут над чем призадуматься.

Ворона в лесу доверяет охотнику только на сотню шагов. А вот трактористу в поле - уже на пятнадцать. А у горожан в парке, которые её подкармливают, она чуть ли не из рук куски берёт. Соображает!

Значит, всё зависит от нас. Одно дело мы в лес с ружьём, а другое - с куском. Да даже и без куска, но хотя бы без палки.

Видели диких уток на городских прудах? Дроздов и белок, живущих в парках? Это мы с вами становимся лучше. И потому нам доверяют больше. В лесу и в поле. На болоте и в парке. Везде.

Плиска* - это жёлтая трясогуска.

Упорные одуванчики

Выхожу раз на поляну - вся поляна забросана одуванчиками! Кто-то наткнулся на эти золотые россыпи, глаза разбежались, руки зачесались - давай рвать и метать.

А нарвали - куда этакие охапки девать? Руки липкие, рубахи соком испятнаны. Да и не те это цветы, чтобы их в вазы ставить: пахнут травой, на вид неказистые. И уж очень обыкновенные! Растут везде, всем примелькались.

Сгребли венки и букеты в кучу и выбросили.

Всегда как-то не по себе, когда видишь такое разорение: перья ли растерзанной птицы, ободранные ли берёзы, раскиданные муравейники... Или брошенные цветы. Зачем? Птица кого-то песнями радовала, берёзы радовали белизной, цветы - запахом. И вот всё разорено и загублено.

Но скажут: подумаешь, одуванчики! Это не орхидеи. Сорняками числятся.

Может, и в самом деле ничего в них особенного и интересного? Но ведь радовали же они кого-то. А теперь...

Одуванчики радовали и теперь! И удивляли.

Через неделю я снова оказался на той же поляне - сваленные в кучу цветы были живы! Шмели и пчёлы, как всегда, собирали с цветов пыльцу. А сорванные цветы прилежно, как делали это при жизни, утром открывались и закрывались вечером. Одуванчики просыпались и засыпали как ни в чём не бывало!

Через месяц я вышел на поляну перед грозой - одуванчики были закрыты. Жёлтые венчики сжались в зелёные кулачки, но не завяли: они закрылись перед дождём. Обречённые, полуживые, они, как им и положено, предсказывали погоду! И предсказывали точно, как в свои самые лучшие цветущие дни!

Когда гроза отгремела и солнце затопило поляну, цветы раскрылись! И это им было положено - цветы выполняли свой долг.

Но уже из последних сил. Одуванчики умирали. Им не хватало сил превратиться в пушистые шарики, чтобы разлететься на парашютиках по полянам и прорасти в траве яркими солнышками.

Но это не их вина, они сделали, что смогли.

А мы-то считаем одуванчик самым заурядным цветком и не ждём от него ничего неожиданного!

Неожиданное везде.

Спилили в апреле берёзу, а в мае она распустила листья! Берёза не знала, что уже убита, и делала то, что берёзе положено.

Цветок белой кувшинки бросили в таз, и он аккуратно, как и в озере, каждый вечер складывал лепестки и окунался под воду, а утром выныривал и раскрывался. Хоть часы по нему проверяй! Кувшинка и сорванная «видела», отличала день от ночи. Не за это ли назвали кувшинки «глазами озёр»?

Может, они и нас с вами видят?

Лес смотрит на нас разноцветными глазами цветов. Стыдно уронить себя в этих глазах.

Все на одного

Шагал я по берегу моря и привычно смотрел под ноги - чего только не выбрасывают на берег волны! Посидел на позвонке кита, как на пеньке. Нашёл «рыбий зуб» - клык моржа. Собрал пригоршни ажурных скелетов морских ежей. Так бы шёл и шёл, да вывел меня из подножного созерцания... подзатыльник!

Оказалось, что забрёл я на гнездовье полярных крачек, птиц, росточком поменьше голубя и очень похожих на чаек. На вид совсем слабеньких и беззащитных. Но эти «слабенькие»- я знал давно - дважды в году перелетают из Арктики в Антарктиду! Даже для самолёта, склёпанного из металла, такой перелёт не прост. А какие они «беззащитные», я узнал сейчас... Что тут после подзатыльника началось! Надо мной бушевала метель, трепетали тысячи белых крыльев, пронизанных солнцем, метались вихри из белых птиц. Уши заложило от тысячеголосого вопля.

На земле под ногами везде были гнёзда крачек. И я растерянно топтался между ними, боясь раздавить, а крачки свирепо роились, стрекотали и взвизгивали, готовясь к новому нападению. И напали! Подзатыльники посыпались, как град из тучи, - не укрыться, не увернуться. Верткие разозлённые птицы кидались сверху и телом, лапками, клювом били в спину и голову. Шапка моя слетела. Я пригнулся, прикрывая затылок руками - да где там! Белые бестии стали щипать за руки, да больно, с вывертом, до синяков. Я испугался и побежал. А крачки гнали меня подзатыльниками, тычками, клевками и улюлюканьем, пока не угнали за дальний мыс. Я спрятался в плавнике, а птичья метель долго ещё бушевала в небе.

Потирая шишки и синяки, я теперь - издали! - любовался ими. Что за картина! Бездонное небо и бездонный океан. А между небом и океаном рой белоснежных отважных птиц. Немножко, правда, досадно: всё-таки человек, царь природы, и вдруг от каких-то пичужек заячьими скачками. Но потом рыбаки рассказали мне, что вот так же - по-заячьи! - удирает от крачек даже белый медведь - владыка Арктики. Вот это другое дело, теперь совсем не обидно! Обоим «царям» надавали по шее. Так им, царям, и надо - не мешайте спокойно жить!

И выбросили...

Есть у меня коллекция птичьих перьев. Собирал я их по-разному: поднимал в лесу оброненные пёрышки - узнавал, какие птицы и когда линяют; брал два-три пёрышка от птицы, разорванной хищником,- просвещался, кто на кого нападает. Попадались, наконец, птицы убитые и брошенные охотниками: поганки, совы, нырки, гагары. Тут я для себя ничего нового не узнавал - всем известно, что многие охотники, кто по незнанию, кто по ошибке, а кто и просто чтобы ружьё проверить, палят в первых подвернувшихся птиц.

Дома я перья раскладывал на столе, подстелив бумагу, и не спеша их разглядывал. И это было так же интересно, как перекладывать и рассматривать морские раковины, жуков или бабочек. Так же смотришь и поражаешься совершенству формы, красоте расцветки, изысканности сочетания цветов, в нашем обиходе совершенно не сочетающихся: красного и зелёного, например, или синего и жёлтого.

А переливы! Повернёшь перо так - оно зелёное, повернёшь этак - уже синее. А то ещё и лиловое, и багровое! Мастеровитый это художник - природа.

При таком разглядывании - иногда и в лупу! - невольно замечаешь и самые маленькие соринки, прилипшие к перьям. Чаще это просто песчинки. Стоило потрясти пёрышки над бумагой, и песок опадал, образуя на бумаге пыльное пятнышко. Но иные соринки цеплялись так прочно, что их приходилось снимать пинцетом. А что, если это какие-то семена?

Многие птицы - дрозды, снегири, свиристели,- поедая лесные ягоды, невольно разносят по лесу семена рябины, калины, крушины, черёмухи, можжевельника. Рассаживают их тут и там. Почему бы не разносить им на перьях «цапучие» семена? Сколько самых разных семян налипает на птичьи и звериные лапы! И мы все занимаемся диким посевом, даже не догадываясь об этом.

Я продолжил сборы, и скоро у меня набралось с полспичечного коробка разных соринок и мусоринок. Осталось убедиться, что есть там и семена.

Я сколотил ящик, наполнил его землёй и высадил всё, что собрал. И стал терпеливо ждать: прорастёт или не прорастёт?

Проросло!

Многие соринки дали всходы, высунулись и развернулись ростки, земля заворсилась зелёным.

Я опознал почти все растения. Кроме одного: оно никак мне не поддавалось, хоть я и перелистал все свои справочники-определители.

Семя это я сощипнул с пера кукушки. Весной её подстрелил охотник, хотел сделать чучело, да завертелся с делами, стало не до неё, и он выбросил кукушку из холодильника на помойку. Она лежала рядом с мусорным баком такая тут неуместная, такая чистая и свежая, что я не удержался и выдрал у кукушки хвост.

Хвост у кукушки большой, красивый, при куковании она им поводит из стороны в сторону - словно сама себе дирижирует. Эту-то кукушкину «дирижёрскую палочку» мне и захотелось добавить к своей коллекции, в которой уже были «свистовые» перья из крыла стрепета и утки-гоголя, «поющее» пёрышко из хвоста бекаса. И вот теперь кукушкина «дирижёрская палочка».

Когда я разглядывал пёстрые хвостовые перья, то в основании одного, у самого стерженька, заметил колючий плодик какого-то сорняка, закатавшийся в пух. Я еле его оторвал пинцетом. И вот это семечко проросло, но определить росток я никак не мог.

Показал знатокам из ботанического сада, они долго и пристально его разглядывали, качая головой и щёлкая языком. И только потом - не сразу! - покопавшись о своих учёных книгах, узнали в нём сорняк из... Южной Америки!

Очень удивились - откуда он у меня? Посоветовали выдернуть с корешком - чтобы не прижился ненароком на нашей земле: у нас и своих сорняков хватает. Ещё больше они удивились, когда узнали, что его из-за морей и гор принесла кукушка.

Удивился и я: я и не знал, что наши кукушки зимуют даже в Южной Америке. Семечко сорняка стало вроде колечка для кольцевания: за тысячи километров принесла его кукушка на родину.

Я представил себе эту кукушку: как зимовала в тропиках, как ждала весну, чтобы вернуться на родину, как торопилась сквозь бури и ливни в наши северные леса - чтобы накуковать нам долгие годы...

А её взяли и застрелили.

И выбросили...

Бобровая хатка

Построил бобр на берегу хатку из сучков и бревен. Щели проконопатил землей и мхом, промазан илом и глиной. В полу дыру оставил - дверь прямо в воду. В воде у него запас на зиму - кубометр дров осиновых.

Дрова бобр не сушит, а мочит: они у него не для печки, а для еды. Он сам себе печка. Огрызает кору с осиновых сучьев - и разогревается изнутри. Вот как мы от горячей каши. Да так, бывает, разогревается, что над хаткой в мороз пар курчавится! Словно он хату по-черному топит, сквозь крышу дымок идёт.

Так и зимует в хате с осени до весны. За дровами в подпол на дно ныряет, в хате сушится, сучки грызёт, спит под свист метели над крышей или пощёлкивание мороза.

А вместе с ним зимуют в хатке и бобровые домовые. В лесу такое уж правило: где дом - там и домовые. В дупле ли, в норе ли или в хатке. А у бобра дом большой - потому и домовых много. Сидят по всем углам и щелям: прямо общежитие домовых!

Зимуют, бывает, шмели и шершни, жуки и бабочки. Комары, пауки и мухи. Полёвки и мыши. Жабы, лягушки, ящерицы. Даже змеи! Не хатка бобровая, а живой уголок юных натуралистов. Ноев ковчег!

Зима - она долгая. День за днём, ночь за ночью. То мороз, то метель. Занесло хату вместе с крышей. А под крышей бобр дремлет, согреваясь осиновыми дровами. Беспробудно спят его домовые. Только мыши в углах скребутся. Да в морозный день парок над хаткой курчавится, как дымок.

Заячье сердце

По первой же пороше охотник выбежал в лес с ружьём. Нашёл свежий заячий след, распутал все его хитрые петли и вензеля и пустился вдогон. Вот «вздвойка», вот «скидка», тут заяц соскочил со своего следа и недалеко залёг. Заяц хоть и хитрит, путает след, но всегда одинаково. И если ты ключик к нему подобран, то теперь тихонечко открывай: где-то он тут и будет.

Как ни готов был охотник, а заяц выскочил неожиданно - как взлетел! Бах-бах! - и мимо. Заяц в бега, охотник - за ним.

С разбега, с разгона ввалился заяц в непромороженное болотце - ухнул по самые уши! Вот продавленный ледок, вот выплески бурой жижи, вот его следы грязные дальше. По твёрдому снегу пуще прежнего припустил.

Выкатил на поляну и... угодил на косачиные лунки. Как начали косачи из-под снега взлетать - вокруг снеговые фонтаны и взрывы! Чуть крыльями по ушам и по носу не хлещут. Заметался косой, через голову перекатился; охотнику-то по следам всё хорошо видно. Да так наподдаст, что задние папы вперед передних выскакивают! Да с разгона на лису налетел.

А лиса и думать не думала, что заяц к ней сам прискачет; замешкалась, а всё-таки цап за бок! Хорошо, что у зайцев шкурка тонкая и непрочная, клочком кожи отделайся; две красных капельки на снегу.

А ну-ка, представьте себя этим зайцем. Передряги - одна хуже другой! Случись такое со мной, я бы, наверное, заикаться стал.

И в болото провалился, и пернатые бомбы у носа взрывались, охотник из ружья стрелял, хищный зверь в бок вцепился. Да на его месте медведь и тот медвежьей болезнью бы заболел! А то бы и помер. А ему хоть бы что...

Перепугался, конечно, не без того. Но зайцам пугаться не привыкать. Да если им каждый раз помирать с испугу, так скоро весь заячий род переведётся. А он, род заячий, процветает! Потому что сердце у них крепкое и надёжное, закалённое и здоровое. Заячье сердце!

Заячий хоровод

Бывает ещё и мороз, но особый уже мороз, весенний. Ухо, что в тени, мёрзнет, а что на солнце - горит. Днём снега плавятся и сияют, а по ночам покрываются настом. Самая пора заячьих песен и весёлых заячьих хороводов!

По следам видно, как собираются они на полянах, опушках и кружат тут петлями и восьмерками, каруселят между кустами и кочками. Словно кружатся у зайцев головы и выписывают они на снегу петли и крендели. Да ещё и дудят: «Гу-гу-гу-гу!»

Куда и трусость девалась: нипочём им сейчас ни лисицы, ни филины, ни волки, ни рыси. Всю зиму в страхе жили, пикнуть боялись. Хватит, довольно! Весна в лесу, солнце одолевает мороз. Самая пора заячьих песен и заячьих хороводов.

Как медведь сам себя напугал

Вошёл в лес медведь - хрустнула под тяжелой лапой валежина. Вздрогнула белка на ёлке - выронила шишку. Упала шишка и угодила спящему зайцу прямо в лоб! Сорвался заяц с лёжки - и поскакал без оглядки.

На тетеревиный выводок наскочил - всех до смерти перепугал. С шумом разлетелись тетеревята - сороку насторожили: затарахтела на весь лес. Услышали лоси - сорока стрекочет, перепугалась кого-то. Не волка ли, не охотника? Кинулись напролом. Да на болоте журавлей всполошили: те закурлыкали трубно. Кроншнепы засвистели, улит* закричал.

Тут уж и медведь уши насторожил! Недоброе что-то творится в лесу: белка квохчет, сорока трещит, лоси кусты ломают, болотные птицы кричат. А позади вроде топочет кто-то! Не уйти ли отсюда подобру-поздорову, пока не поздно?

Рявкнул медведь, заложил уши - да как даст стрекача!

Знать бы ему, что позади-то заяц топотал, тот самый, которому белка шишкой в лоб угодила. Круг по лесу дал, всех всполошил. И медведя перепугал, которого сам до этого испугался!

Так медведь сам себя напугал, сам себя из темного леса выгнал. Одни следы на грязи остались.

Улит* - птица из отряда куликовых.

Лесной колобок

И хотел бы ёжик пушистым быть - так ведь съедят!

Хорошо зайцу: ноги длинные, быстрые. Или белке: чуть что - и на дерево! А у ежа ножки коротенькие, коготки тупые: ни по земле, ни по сучкам от недруга не ускачешь.

А жить и ежу охота. И вся надежда у него, у ежа, на свои колючки: выстави и надейся!

И ёжик съёживается, скукоживается, ощетинивается - и надеется. Лисица лапкой его покатает - и бросит. Волк носом толкнёт, уколет нос, фыркнет и убежит. Медведь губы свесит, обдаст жаром пасти, посопит недовольно и тоже укосолапит. И хочется съесть, да колется!

А ёж полежит с запасом, потом маленечко развернётся для пробы, нос и глаз из-под колючек выставит, оглядится, принюхается - нет ли кого? - и укатит в заросли. Тем и жив. А был бы пушистый и мягонький?

Конечно, не велико счастье - всю жизнь в колючках с головы до ног. Но иначе ему нельзя. Нравится или не нравится, а нельзя. Съедят!

Опасная игра

У лисьей норы скопились косточки, перья, огрызки. На них, конечно, слетелись мухи. А где мухи - там и птички-мухоедки. Первой к норе прилетела тоненькая трясогузка. Села, пискнула, длинным хвостом покачала. И давай бегать туда-сюда, щёлкая клювиком. А лисята из норы следят за ней, глаза у них так и перекатываются: вправо-влево, вправо-влево! Не утерпели и выскочили - чуть-чуть не поймали!

Но чуть-чуть и у лисят не считается. Снова спрятались в нору, затаились. Теперь прилетела каменка: эта приседает и кланяется, приседает и кланяется. А сама с мух глаз не сводит. Каменка на мух нацелилась, а лисята - на каменку. Кто ловчей?

Выскочили лисята - каменка упорхнула. Лисята с досады друг с другом в клубок сцепились, сами с собой игру затеяли. Но вдруг накрыла их тень, заслонила солнце! Орёл навис над лисятами, распахнул широкие крылья. Уже и когтистые лапы свесил, да лисята в нору успели спрятаться. Видно, ещё молодой орёл, не бывалый. А может, тоже просто играл. Но просто, не просто, а игры эти опасные. Играй, играй, да поглядывай! И мухи, и птички, орлы и лисята. А то доиграешься.

Мороз - красный нос

В мороз красный нос бывает только у нас с вами. А то и синий. А вот у птиц носы расцвечиваются тогда, когда наступает весеннее тепло и кончаются зимние холода. У птиц весной не только перья становятся яркими - но и носы! У зябликов клюв становится голубым, у воробьев - почти чёрным. У скворцов - жёлтым, у чёрных дроздов - оранжевым, у дубоноса - синим. У речной чайки и садовой овсянки - красным. Как у нас в мороз!

Кто-то у берёзки всю макушку объел. Стоит берёзка, а вершинка словно подстрижена. Кто такой зубастый мог на вершину забраться? Белка могла забраться, но белки прутья зимой не огладывают. Зайцы огладывают, но зайцы по берёзам не лазают. Стоит берёза как вопросительный знак, как загадка. Что за великан дотянулся до макушки?

А это не великан, а, всё-таки, заяц! Только не он до маковки дотянулся, а маковка сама наклонилась к нему. Ещё в начале зимы налип на берёзу тяжёлый снег - и согнул в дугу. Наклонилась берёза как белый шлагбаум, уткнулась вершиной в сугроб. И примёрзла. Да так, дугой, всю зиму и простояла.

Вот тут-то заяц и оглодал все прутики на вершине! Ни лазать не надо, ни прыгать: прутики у самого носа. А к весне вершина вытаяла из сугроба, берёза выпрямилась - и объеденная вершинка оказалась на недосягаемой высоте! Стоит берёзка ровненькая, высокая - загадочная.

Весенние дела и заботы

Налево гляжу - пролески голубые цветут, волчье лыко зарозовело, мать-и-мачеха зажелтела. Весенние первоцветы раскрылись и зацвели!

Назад оборачиваюсь - на муравейнике муравьи греются, шмель мохнатый гудит, первые пчёлки на первые цветы торопятся. У всех весенние дела и заботы!

Снова на лес гляжу - а там уже свежие новости! Сарычи над лесом кружат, облюбовывают местечко дня будущего гнезда.

К полям поворачиваюсь - и там уже новенькое: пустельга над пашней зависла, высматривает с высоты полёвок.

На болоте кулики-турухтаны весенние танцы затеяли.

А в небе гуси летят и летят: цепочками, клиньями, вереницами.

Столько вокруг новостей - успевай только голову поворачивать. Головокружительная весна - шею бы не свернуть!

Медведь измеряет рост

Каждую весну, выходя из берлоги, медведь подходит к давно облюбованной ёлке и измеряет свой рост: не подрос ли за зиму, пока спал? Становится у ёлки на задние лапы, а передними бороздит на ёлке кору так, что завиваются стружки! И становятся видны светлые борозды - словно железными граблями драли. Для верности ещё и прикусывает кору клыками. А потом трётся о ёлку спиной, оставляя на ней клочки шерсти и густой запах зверя.

Если медведя никто не пугает и он долго живёт в одном лесу, то по этим отметинам и в самом деле можно увидеть, как он растёт. Но сам-то медведь не рост измеряет, а ставит свою медвежью мету, столбит свой участок. Чтобы знали другие медведи, что место тут занято, что им тут нечего делать. А не послушают - будут иметь дело с ним. А какой он, можете убедиться сами, стоит лишь на метки его посмотреть. Можете и примериться - чья метка окажется выше?

Меченые деревья вроде пограничных столбов. На каждом столбе ещё и короткая справка: пол, возраст, рост. Подумай, стоит ли связываться? Хорошо подумай...

Болотное стадо

На темнозорьке мы с подпаском Мишей были уже на болоте. Темнозорьку - миг, когда утро побеждает ночь, - в деревне угадывает только петух. Темнота ещё - глаз коли, а петух вытянет шею, насторожится, что-то там в ночи услышит и прокричит.

А в лесу темнозорьку объявляет птичка-невидимка: проснётся и завозится в ветках. Потом утренний ветерок зашевелится - и покатится по лесу шорох и шёпот.

И вот, когда в деревне прокричал петух, а в лесу проснулась первая птичка, Миша прошептал:

Сейчас пастушок свое стадо выведет на болото, на цвелую воду.

Из соседней деревни, что ли, пастух? - спрашиваю тихонько.

Да нет, - ухмыляется Миша. - Я не о деревенском пастухе, я о болотном.

И тут в густой осоке раздался резкий и сильный посвист! Засвистел пастух, заложив два пальца в рот, бодрит свистом стадо. Да только там, где он свистит, топь страшная, земля зыбкая. Пути там для стада нет...

Болотный пастух... - шепчет Миша.

«Бэ-э-э-э-э! Бэ-э-э-э-э!» - заблеял жалобно барашек в той стороне. Уж не увяз ли в провалучей топи?

Нет, - смеется Миша, - этот барашек не увязнет. Это болотный барашек.

Бык промычал глухо, - видно, отстал от стада.

Ой, пропадёт в трясине!

Не-а, этот не пропадет, - успокаивает Миша-пастух, - это болотный бык.

Уж и видно стало: туман серый шевелится над чёрной кугой. Свистит где-то в два пальца пастух. Барашек блеет. Бык ревёт. А никого не видно. Болотное стадо-то...

Терпи, - шепчет Миша. - Ещё увидим.

Посвисты всё ближе и ближе. Во все глаза гляжу туда, где в сером тумане шевелятся темные силуэты куги - болотной травы.

Не туда смотришь, - толкает в бок Миша. - Вниз, на воду смотри.

И вижу: шагает по цвелой воде птичка-невеличка, со скворца, на высоких ножках. Вот остановилась у кочки, приподнялась на пальчики - да как свистнет, свистнет! Ну в точности так пастух свистит.

А это и есть пастушок-погоныш, - ухмыляется Миша. - У нас в деревне все его так зовут.

Тут я повеселел.

Видно, и всё стадо болотное по этому пастуху?

По пастуху и есть, - кивает Миша.

Слышим: шлёпает ещё по воде кто-то. Видим: выходит из куги большая неуклюжая птица: рыжая, нос клином. Остановилась и... быком проревела! Так это же выпь - болотный бугай!

Тут уж я и про барашка смекнул - бекас-долгонос! Тот самый, что хвостом поёт. Падает с вышины, а пёрышки в хвосте дребезжат - словно барашек блеет. Охотники так и называют его - болотный барашек. Я и сам знал, да Миша меня со своим стадом с толку сбил.

Вот бы ружьё тебе, - смеюсь я. - Разом бы быка и барана сбил!

Не-а, - говорит Миша. - Я ведь пастух, не охотник. А какой пастух по стаду стрелять станет? Хоть и по такому, болотному.

Хитрый уж

Чуть на болоте на змею не наступил! Хорошо, вовремя ногу успел отдёрнуть. Впрочем, змея-то, кажется, дохлая. Кто-то её убил и бросил. И давно уже: попахивает, и мухи кружат.

Перешагиваю через дохлятину, подхожу к луже руки ополоснуть, обернулся, а змея-то дохлая... в кусты удирает! Воскресла и ноги уносит. Ну, не ноги, конечно, какие у змеи ноги? Но уползает проворно и торопливо, так и подмывает сказать: со всех ног!

В три прыжка догнал я ожившую змею и легонько прижал ногой хвост. Змея замерла, скрутилась кольцом, потом как-то странно дрогнула, выгнулась, перевернулась пятнистым брюхом вверх и... околела во второй раз!

Голова её похожа на бутон цветка с двумя оранжевыми пятнышками, запрокинулась, отвалилась нижняя челюсть, черный язык-рогулька свесился из красной пасти. Лежит расслабленно - дохлее дохлого! Трогаю - не шевелится. И опять потянуло дохлятиной и мухи уже начинают слетаться.

Хоть глазам не верь! Змея притворилась мёртвой, змея потеряла сознание!

Слежу за ней краем глаза. И вижу, как уж, а это он, начинает потихонечку «воскресать». Вот закрыл пасть, вот перевернулся на брюхо, приподнял глазастую голову, помахал языком, пробуя ветер на вкус. Опасности вроде нет - можно и удирать.

Рассказать такое - могут и не поверить! Ну если б пугливая дачница грохнулась в обморок, встретив змею. А то змея! Змея потеряла сознание при встрече с человеком. Взгляните, скажут, вот тот человек, при встрече с которым даже змеи падают в обморок!

И всё-таки я рассказал. А знаете почему? Потому что не я один такой для ужей страшный. И вы не лучше меня. И если тоже ужа напугаете, вздрогнет он, перевернется и «околеет». Дохлее дохлого будет лежать, и падалью будет пахнуть, и мухи на запах слетятся. А отойдёте - и уж воскреснет! И бросится в заросли со всех ног. Хоть и безногий...

Звериная баня

И звери в баню ходят. Чаще других ходят в баню... дикие свиньи! Баня у них простая: без пара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего ванна - яма в земле. В яме вода болотная. Вместо мыльной пены - жижа. Вместо мочалки - пучки травы и мха. Вас бы в такую ванну и «Сникерсом» не заманить. А кабаны сами идут. Вот до чего баню любят!

Но ходят кабаны в баню совсем не за тем, за чем ходим в баню мы. Мы ходим мыться, а кабаны - пачкаться! Мы с себя грязь мочалкой смываем, а кабаны нарочно на себя грязь намазывают. Ворочаются в жиже, плещутся, и чем грязнее становятся - тем веселее хрюкают. И после бани они в сто раз грязнее, чем до неё. И рады-радёшеньки: уж теперь-то через такой грязевой панцирь никакие кусаки и кровососы до тела не доберутся! Щетина у них летом редкая - вот и намазываются. Как мы антикомарином. Выкатаются, вымажутся - и не почешутся!

Кукушкины заботы

Кукушка гнезда не вьёт, кукушат не выводит, уму-разуму их не учит. Никаких у неё забот. Но это только нам так кажется. На самом деле забот у кукушки много. И первая забота - найти гнездо, в которое можно подкинуть своё яичко. И в котором кукушонку будет потом удобно.

Сидит кукушка скрытно и прислушивается к птичьим голосам. В роще берёзовой иволга просвистела. Гнездо у неё - загляденье: зыбка-люлька в развилке ветвей. Ветер люльку покачивает, птенцов баюкает. Да попробуй-ка сунься к этим отчаянным птицам, начнут набрасываться, кричать противными кошачьими голосами. Лучше с такими не связываться.

У реки на сушине зимородок сидит задумчиво. Словно на своё отражение смотрит. А сам рыбёшку выглядывает. И гнездо сторожит. Как ему яичко подкинуть, если гнездо у него в глубокой норе, а в нору не протиснуться? Другое надо искать.

В тёмном ельнике ворчит кто-то страшным голосом. Но кукушка-то знает, что это безобидный голубь-вяхирь воркует. Там у него гнездо на ёлке, и подбросить в него яичко просто. Но гнездо у вяхиря такое рыхлое, что даже просвечивает. И маленькое яичко кукушкино может выпасть сквозь щель. Да голубь и сам его выкинет или растопчет: уж очень оно мелкое, очень уж отличается от его яичек. Не стоит и рисковать.

Полетела вдоль реки. На камне посредине воды оляпка - водяной воробей приседает и кланяется. Не кукушке обрадовался, а повадка у него такая. Тут под берегом и гнездо его: моховой плотный ком с дыркой-входом сбоку. Вроде и подходящее, да какое-то отсыревшее, волглое. И сразу под ним вода кипит. Вот вырастет кукушонок, выскочит - и утонет. Кукушка хоть кукушат и не растит, а всё же о них заботится. Помчалась дальше.

Дальше в приречной урёме соловей свистит. Да так звонко и хлестко, что даже ближние листики вздрагивают! Высмотрела его гнездо в кустах, уже и примерилась своё отложить, как видит - яички-то в нём надтреснутые! Вот-вот птенцы вылупятся. Не станет соловьиха её яйцо насиживать. Дальше надо лететь, другое гнездо искать.

Куда лететь? На осине мухоловка-пеструшка посвистывает: «Крути-верти, крути-верти!» Но у неё гнездо в глубоком дупле - как в него яичко снесёшь? Да и как потом из него, такого узенького, большой кукушонок выберется?

Может, снегирям яичко подкинуть? Гнездо подходящее, снегириные яички кукушонку легко будет выбросить.

Эй, снегири, вы чем снегирят кормите?

Вкусной кашкой из разных семян! Питательной и витаминной.

Опять не то, расстраивается кукушка, кукушонку мясные блюда нужны: жуки-пауки, гусеницы-личинки. Зачахнет он от вашей поганой каши, заболеет и околеет!

Солнце заполдень, а яичко всё не пристроено. Хотела славке-черноголовке подкинуть, да вовремя вспомнила, что у той яички коричневые, а у неё - голубое. Остроглазая славка сразу его увидит и выбросит. Закричала кукушка не своим голосом: «Кли-кли-кли-кли! Мечусь весь день, все крылышки отмахала - гнезда для кукушонка не подберу! А все пальцем тычут: беззаботная, бессердечная, о детках своих не печётся. А я...»

Слышит вдруг очень знакомый свист, с детства ещё запомнился: «Фють, так-тик!» Да ведь так её приемная мать кричала! И красным хвостом помахивала. Горихвостка-лысушка! Вот ей-то я своё яйцо и подброшу: раз я сама в таком уцелела и выросла, то и с подкидышем моим ничего не случится. Да и не заметит она ничего: яички у неё такие же голубые, как и мои. Так и сделала. И весело рассмеялась, как это умеют делать только самки-кукушки: «Хи-хи-хи!» Наконец-то!

Своё снесла - хозяйское проглотила: чтобы и по счёту сходилось. Но на этом заботы её не кончились - дюжину надо ещё подбросить! Снова по лесу шастай, снова ищи-свищи. А кто посочувствует? Всё равно обзовут беззаботной и бессердечной.

И правильно сделают!

Соловья песни кормят

Пел в черёмухе соловей: звонко, хлёстко. Язычок в разинутом клювике бился как колокольчик. Поёт и поёт - когда только успевает. Ведь одними песнями сыт не будешь.

Крылышки свесил, запрокинул головку и такие звонкие трели выщёлкивает, что парок из клювика вылетает!

А на парок, на живое тепло слетаются комары. Над разинутым клювом вьются, сами в рот просятся. И щёлкает соловей свои песни и... комаров! Соединяет приятное и полезное. Разом два дела делает. А ещё говорят, что песни соловья не кормят.

Ястреб

Ястреб-перепелятник живёт в лесу, где перепёлок и в помине нет. И хватает там всех, кто под лапу ему подвернётся: дроздов, зябликов, синиц, коньков. И как хватает: с земли, с куста, с дерева - а то и в воздухе! И мелкие птички боятся его чуть не до обморока.

Вот только что гремел овражек птичьими песнями, но пронёсся перепелятник, птицы разом испуганно вскрикнули - и словно вымер овраг! И долго-долго будет висеть над ним страх. Пока самый храбрый зяблик не придёт в себя и не подаст голос. Тогда оживятся и все другие.

К осени перепелятники вылетают из леса и кружат над селениями и полями. То паря, то мельтеша рябенькими крыльями, они теперь и не думают прятаться. И их, таких заметных теперь, не очень-то и боятся. Врасплох они теперь не застанут. А стрижи, трясогузки и ласточки даже за ними гоняются, норовя ущипнуть. И перепелятник то удирает от них, то сам на них накидывается. И это уже похоже не на охоту, а на игру: игра от молодости, от избытка сил! Но берегись, если он кинется из засады!

Перепелятник сидел в глубине развесистой ивы и терпеливо ждал, когда на подсолнухи явятся воробьи. И только они облепили солнечные «корзинки», как он метнулся на них, растопыря когти. Но воробьи оказались стреляные, бывалые, кинулись от ястреба прямо в плетень и прошили его, как рыбёшки дырявую сеть. А ястреб с разгона чуть не убился об эту изгородь!

Зыркнул пронзительными глазами по сторонам, сел на плетень над затаившимися воробьями: с лёта вас не взял - так измором изведу!

Тут уже кто кого! Перепелятник вверху на колу, воробьи внизу мышками под плетнем шуршат, от страха чуть в землю не зарываются. Соскочил ястреб к ним - воробьи прошмыгнули в щели на другую сторону. А ястребу не пролезть. Тогда ястреб через плетень - воробьи снова в щели! И видит око, да клюв неймёт.

Но один молодой воробьёнок не выдержал и понёсся от страшного места. Перепелятник сразу за ним и лапу уж вытянул, чтоб на лету за хвост сцапать, а воробьёнок головой в ту самую густую иву, в которой перепелятник до этого прятался. Как в воду в неё нырнул, прошил, как плетень дырявый. Не таким уж и глупым он оказался. А ястреб застрял, затрепыхался в ветках, как в густой сети.

Провели хитрые воробьи ястреба, улетел ни с чем. В поля подался - ловить перепёлок. Раз уж перепелятник.

Расплата

Сова разбойничает по ночам, когда ничего не видно. И может быть, даже думает, что никто её, разбойницу, не узнает. Но всё-таки, на всякий случай, прячется на день в гущу веток. И дремлет не двигаясь.

Но не каждый день удаётся ей отсидеться. То корольки-проныры увидят, то синицы глазастые заметят - сразу поднимут крик. И если перевести с птичьего языка на человечий, то получится ругань и оскорбления. На крик слетаются все, кто слышит, все, кому сова навредила. Мельтешат вокруг, перепархивают, ущипнуть норовят. Сова только голову поворачивает да клювищем щёлкает. Пичужки мелкие ей не щипками страшны, а своим криком. На их суету могут прилететь и сойки, и сороки, и вороны. А эти могут настоящую трёпку задать - рассчитаться за её ночные налеты.

Не выдержала сова, сорвалась и полетела, бесшумно лавируя между веток. А вся мелюзга за ней! Ладно, ваша сейчас взяла - посмотрим, что ночью будет...

Пешком по сказке

Чего уж проще: улитка, паук, цветок. Не глядя перешагнуть - да и дальше.

Да только ведь через чудо перешагнёшь!

Та же улитка хотя бы. Бродит по земле и на ходу тропинку под себя стелет - серебристую, слюдяную. Где бы ни шла - скатертью ей дорожка! И дом на спине - как рюкзак у туриста. Ну-ка, представь себе: идёшь и дом несёшь! Ничего себе! Устал, дом рядом поставил, забрался в него и спи без забот. И не беда, что без окон и без дверей.

Задержись и у паука: не простой это паук, а паук-невидимка. Тронь его травинкой, начнёт он с перепугу раскачиваться, всё быстрей и быстрей - пока не обернётся чуть сияющей дымкой - словно в воздухе растворится. Тут он, а не видно! А ты-то думал, что невидимки только в сказках бывают.

Или вот этот цветок. Слепила его природа, слепая и неразумная - неграмотная!- из комочка земли, росинки и капельки солнца. А ты, грамотей, такое сможешь? И вот он, нерукотворный, перед тобой - во всей красе. Смотри и помни.

В лесу побывать - как сказки перелистать. Они там всюду: над головой, по сторонам, под ногами.

Не перешагивай - задержись!

Рассказ 2004 г.

Посвящается Савелию Тимофеевичу

Моя тетушка Ульяна,у которой я провел свое детство частенько рассказывала о приключениях моего деда Савелия. Как давно это было! Кажется, в другой жизни.И вот серию рассказов посвящаю деду-Савелию,настоящему сибирскому деду- таёжному ходоку.

Однажды засобирался дед Савелий на длительную рыбалку,заодно поохотиться на мелкое зверье и птицу. Идти предстояло далековато, этак верст пятнадцать. Рядом с деревней охотничих угодий и рыбных мест хоть отбавляй. Но Савелий от длительного путешествия пешком по тайге получал ни с чем не сравнимое удовольствие.

Собирался основательно. На недельку или больше,если все пойдет хорошо. Ходил он всегда один,а тут неожиданно объявился напарник. Никифор, дед в таком же возрасте,как и Савелий. Он вошел в избу,когда тот уже одевал на ноги бродни.

Уважь,Савелий Тимофеевич,возьми в компанию...Все в деревне-то знают, что рыбак ты справный и завсегда ворочаешься с уловом. А у меня,холера возьми,токмо не получается.

С хитринкой из под косматых бровей взглянул на Никифора Савелии. Погладил рукой свою пышную бороду и на его похвальбу отвечал:

Думаю,разные там разговоры не шипко основательны. Раз на раз не приходится. И другая сторона этого дела. Не люблю я лишнего шума. Когда один-то,так сам себе властен,а когда с тобой кто-то еще, то воли-то поубавляется. То уж для успешной рыбалки помеха.

Никифор слыл в деревне прилипчивым человеком, однако чем-то плохим себя не зарекомендовал.Люди-то ж все разные,вот и он был разный.А по своему содержанию являлся мелким мужичком с жидкой бороденкой. На вид тщедушный,на самом деле был вертким как муравей. В колхозе он был незаменимым мастером ремонтировать телеги.

В то время как Савелий что-то медленно соображал, наверно, решал брать с собой или не брать Никифора, тот решил прибегнуть к небольшой уловке, зная то, что он с большим уважением относится к его жене. У самого-то Савелия давно уж померла, а Анна, жена Никифора приходилась ему дальней родственницей. Была она в отличии от своего мужа здоровенной женщиной, а Никифор ей со своим мелким ростом едва ли доставал до плеча.Несмотря на такие различия,жили они в полном согласии и в радости. Правда, поговаривали, якобы однажды,когда он чуток перебрал самогонки,так чувствительно огрела его скалкой. А деревенские мужики, зная, что он ее побаивается,нередко над ним подшучивали. Дескать когда сверх нормы перепивал,приходя домой, первым делом прятал скалку.

Анна-то намеднясь меня поднадоумила. Сказала: Попросись с Савелием Тимофеевичем на рыбалку. Хоть на старости лет тебя подучит. А то таскаешь домой одних дохлых карасей, от которых кот и тот морду воротит. Прямо-таки унизила мое достоинство.

Согласился Савелий взять Никифора с собой и тот на радостях побежал домой собираться.

А уж погодя каких часа три явились они к избенке, стоящей на берегу озера. Она была построена охотниками давным давно для прожитья, пока они занимались охотой или рыбной ловлей. Сложенная их хороших бревен, выглядела не хуже деревенской хаты. Уходя домой охотники не забывали оставлять для других чай, соль и спички. Такова была традиция.

Ружья с собой Савелий никогда не брал, хотя имел берданку. Птицу и всякую живность ловил силками. А Никифор, так тот вообще не имел никакого ружьишка.

Первый-то день с рыбалкой получился весьма удачный. Наловили поболе двух ведер. Да все крупные окуни и караси. Кое-как посолили и повесили вялить на веревку, протянутую между сосенками. А на другой-то день пошли проверять силки, которые поставили накануне. И за день то так умотались, что и раненько улеглись спать. А перед тем-то как отойти ко сну хорошенько поели свеженького супа из дичи.

К ночи Никифора от чего-то схватил живот. Может, с непривычки взболамутился, а может, лишку налопался. И когда его основательно приперло, выбежал на двор. От домика успел отбежать каких шагов с десяток и уселся под кустом. Не думая ни о чем, как только о своем животе, Никифор не сразу услышал хруст валежника. А когда обратил внимание, то оказалось уже поздно. Взглянул в ту сторону, откуда слышались пыхтенье и тяжелые шаги и от страха едва не сел на то..., что наделал. Луна -то и помогла увидеть. Медведь, а в сибирских лесах этот зверь не редкость, спокойненько приближался к избе. Чего его потянуло к людям? Этого, пожалуй, и сам Савелий, опытный таежный ходок, если бы проснулся, не догадался. А уж ломать голову Никифору что и от чего, не было времени. Он даже не сообразил, что надо бы одеть портки, а выпрыгнул из них и так, в одной рубахе бросился за угол дома. Медведь поначалу прошагал к двери. Передней лапой по ней поскреб, как-будто просясь на ночлег, а не услышав ответа, поковылял к веревке, на которой вялилась рыба. Этого Никифор не видал. Он в то время ткнулся в кусты наломать веток, чтобы обороняться от комаров и мошек. Они наседали на него целой тучей и, казалось, от них не было никакого спасу.

А дед Савелий в то же самое время спал крепким сном. Он вообще, если уж ложился, то хоть пали из дробовика, не проснется. В лесу-то, если уж замечен медведем, спасаться простым бегом не имеет никакого смысла. От него не убежишь. Догонит. Никифор, зная про это, схоронился за домишком, полысая себя ветками по голому заду. Другого способа обороняться от этих кровопииц, в данной ситуаций не было. Однако же рискнул выглянуть из-за угла. Медведю, по всему оказалось, было не до него. Комарье и на него наседало. Одной лапой он отмахивался от комаров, а другой срывал рыбины с веревки и совал себе в пасть."Вот ведь дармоед! -подумал в сердцах Никифор, -Это же надо! Дневной улов сожрет!" Можно было пробежать и до двери, однако смелости у Никифора на тот момент не оказалось, а всеж таки похожая мысль в голове проскочила. И тогда он подумал о том, что Мишка слопает рыбу и удалится в лес. Такого разворота событий ожидал Никифор. А получилось совсем по-другому. Медведь не слишком долго расправлялся с рыбой и когда съел последнюю, то вместо того, чтобы удалиться в лес, приковылял к двери и.... улегся. То ли он не чувствовал людей, а то ли объелся и решил после вкусной еды передохнуть. В результате такого казуса, Никифор совсем пал духом. И не было в его голове хоть какого-либо соображения что делать дальше. Ясно было одно: до портков не добежать, в дом не попасть. Но вскоре на ум пришла одна мыслишка: надо бы Мишку отпугнуть. Тут он сообразил каким манером провести операцию. Нашел увесистую сухую палку, тихонько затолкнул ее на крышу, а сам полез туда же по углу. Годы-то, конечно, сказывались. Не так просто было забраться наверх в пожилом возрасте. И хорошо, что дом невысок. Не более двух Никифоров, если поставить одного на другого. Да и крыша-то не имела наклона. Что облегчало дальнейшие действия.

Залез Никифор на крышу и прихватив палку, пополз к тому краю, напротив которого лежал медведь. И тут новая оказия. Луна куда-то подевалась и наступила такая темень, что хоть глаз коли, ничего не видно. Потому и было полное основание сорваться с крыши и упасть прямо на медведя. А там пиши, пропало. Ох и намучился Никифор, пока на ощупь добрался до среза крыши. Хотя и с большим трудом, а всетаки темную тушу медведя удалось ему различить. А уж бросал дубину затаив дыхание. Она шмякнулась в аккурат на его бок, а Никифор, ожидая медвежьего страшного рыка, в страхе попятился назад. Он -то надеялся,что зверь после этого вскочит и убежит в лес, однако ничего подобного не произошло. Притаился Никифор на некоторое время чутко прислушиваясь. Тишина. Пришлось снова продвинуться к краю крыши и посмотреть. А медведь как лежал на боку, так и лежит.Тогда и подумал Никифор: "Эх,какое-нибудь бы ружьишко, так завалить медведя. Проще случая за всю жизнь не дождешься. Слава-то бы дошла до самого райцентра. А уж мяса-то сколько! А шкура!"

Так и промучился Никифор до самого утра поглядывая на медведя.

На зорьке медведь проснулся сам. Задрал морду кверху, потянул ноздрями воздух, поднялся на все четыре лапы и затем неторопливо направился в лес. И когда его шаги окончательно затихли, Никифор спустился с крыши. Разбудил Савелия и все, что произошло ночью, ему рассказал. Тот поначалу не мог поверить. Думал, что все это Никифору приснилось. А после того, как выглянул в окошко и увидел пустую веревку, со смешинкой в глазах спросил Никифора:

Понос-то тебя все одолевает?

Так уж какой одолевает...Как увидел медведя-то,как из пушки опростался.Сквозняком. И забыл уж о нём.

Уильям Фолкнер (1897–1962) - один из самых крупных американских писателей XX века. Действие его произведений разворачивается в вымышленном писателем округе Йокнапатофе, воплотившем в себе, однако, все реальные черты американского Юга. Человек «в конфликте с самим собой, со своим собратом, со своим временем, с местом, где он живет, со своим окружением» - вот основной объект творческого исследования Фолкнера. Рассказы, повесть «Медведь» и роман «Осквернитель праха», вошедшие в эту книгу, тоже относятся к «йокнапатофской саге».

Сладкое без сахара. Диабетическое меню Михаил Ахманов

Книга Михаила Ахманова «Сладкое без сахара» адресована не только диабетикам, но и всем, кто желает по той или иной причине ограничить потребление углеводов и жиров. Для человека, не страдающего диабетом, избыток сладкого и сдобного тоже вреден, так как быстроусвояемые углеводы переходят в жир. Ожирение ведет к сердечно-сосудистым заболеваниям, диабету и другим недугам. Лучшая защита от ожирения – физическая активность и здоровая пища, которая может быть очень вкусной даже без сахара и с минимальным количеством жиров. Автор дает ряд полезных…

Сладкая месть Кэт Мартин

Роман Кэт Мартин «Сладкая месть» - историческая мелодрама. Героиня, Джоселин Эсбюри, дочь обедневшего и спившегося мелкого уездного дворянина, оказывается на попечении своего кузена. С достижением совершеннолетия бежит из дома, спасаясь от домогательств родственника. Тяжелая жизнь среди обитателей лондонского «дна» озлобляет ее, и она решает отомстить человеку, виновному, по ее убеждению, во всех несчастьях ее отца и собственной судьбе.

Горбатый медведь. Книга 1 Евгений Пермяк

Горбатый медведь. Книга 2 Евгений Пермяк

Роман Е. Пермяка «Горбатый медведь» - о революции, о рабочих уральского города, о коммунистах, возглавивших борьбу за власть Советов. В центре внимания писателя - судьба молодого героя, будущего большевика Маврикия Толлина. На страницах произведения юноша проходит сложный путь духовного развития, превращаясь в убежденного борца за социализм.

Сладкая месть Лилиан Пик

Рия поклялась отомстить Джерому Дауэру за то, что, став ее женихом, он вошел в доверие к ее отцу и выкачал из фирмы все деньги. Он прячется? Ну что же, пусть за него отвечает старший брат, покрывающий негодяя. Однако, вступив в борьбу с таким сильным, талантливым и страстным человеком, как Лео Дауэр, Рия сама попала в ловушку. Слава Богу, что месть иногда бывает не только жестокой, но и сладкой!

Сладкая вода Аскольд Якубовский

Аскольд Якубовский родился в 1927 году в семье художника. По профессии он топограф. С детства охотился, рыбачил, потом занялся фотографией - снимал растения, насекомых, зверей. Изредка публиковал в местной печати рассказы об увиденном. В 1965 году в Новосибирске вышел первый сборник рассказов Якубовского о природе и людях - «Чудаки» и в «Сибирских огнях» - повесть «Мшава». По рекомендации Кемеровского семинара молодых писателей Аскольд Якубовский принят в члены Союза писателей СССР. «Сладкая вода» - рассказ из сборника «Красный таймень», 1971…

Эта сладкая голая сволочь Тамара Кандала

«Эта сладкая голая сволочь» – роман-трэш. В нем много крови и любви. Эротические скрепы прочно стягивают конструкцию, заложенную в СССР совместными усилиями КГБ, западных спецслужб и их не в меру сентиментальных сотрудников. Виртуозное (порой до виртуальности) владение крепежными и смазочными материалами позволило автору с пользой для читателя преодолеть время – от середины 70-х до начала третьего тысячелетия, и пространство – от Москвы до Парижа, от Лондона до Валлетты, от Лиссабона до... Отметим: автор романа – дама, хорошо известная в странах,…

Медведь и Дракон Том Клэнси

Китайскому дракону, растущему не по дням, а по часам, уже давно не хватало пищи – земля Поднебесной бедна природными ресурсами и не в силах удовлетворять потребности экономики. Коммунистические вожди КНР нашли выход из безнадёжной ситуации – они решили поживиться за счёт дряхлеющего русского медведя и захватить вновь открытые в Сибири гигантские месторождения нефти и золота. Казалось бы, победа неизбежна, но китайцы не учли весьма важный фактор. Соединённые Штаты Америки возглавлял молодой и деятельный президент Джон Патрик Райан, готовый…

Сладкая парочка Дженни Дэйл

В доме на Королевской улице любят всех собак: маленьких и больших, и щенят и взрослых. Именно там семья Паркеров открыла питомник и приют для четвероногих. Дети - Нил и Эмили - вовсю помогают старшим ухаживать за собаками. И можете быть уверены: в их городке ни один бездомный пес не останется без внимания и заботы! Сахарок и Перчик - самые непослушные из всех питомцев Нила и Эмили, с ними вечно случаются неприятности. В общем, малыши под стать своим беспечным хозяевам, которые отправились в путешествие, оставив любимцев на попечение Паркеров.…

Сладкий запах крови Сьюзан Маклеод

Роман Сьюзан Маклеод «Сладкий запах крови» - это блистательное сочетание фэнтезийного детектива, готического триллера и женского романа, настоящее открытие и безусловный бестселлер! Впервые на русском языке! В Лондоне уже давно, примерно с пятнадцатого века, люди, ведьмы, вампиры и прочая пестрая британская нежить договорились сосуществовать по принципу «живи и дай жить другим». И с тех пор пытаются этот договор соблюдать. Дженни (Женевьева) Тейлор, 24 года, зарабатывает на жизнь тем, что занимается разрушением и снятием нелегальных чар и заклятий,…

13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь Вальтер Моэрс

Барон Мюнхаузен улетел на Луну, теперь главный выдумщик - капитан Синий Медведь. Взрослые и дети будут восхищаться его историями, удивляться и, конечно же, верить… Не стоит завидовать кошкам с их девятью жизнями. У капитана по имени Синий Медведь их двадцать семь, и каждую он проживает невероятно изобретательно. Однажды его, плывущего по Замонийскому морю в ореховой скорлупке, спасли карликовые пираты и заботились о нем, пока он не вырос слишком большим. Две волны-болтушки научили Синего Медведя говорить, а динозавр Мак спас его от острова-хищника.…

Оздоровительно-боевая система «Белый Медведь» Владислав Мешалкин

Владислав Эдуардович Мешалкин – врач-инструктор оздоровительных групп по славянской гимнастике, специалист по восточным методам лечения, мастер ряда восточных единоборств. Много лет занимается исследованием боевого и целительского наследия славян. Вместе с главным неврологом Северо-Западного региона профессором Евгением Робертовичем Баранцевичем возглавляет программу фонда по изучению славянского целительского наследия «Славянская здрава». Оздоровительно-боевая система «Белый Медведь» – это уникальный комплекс славянских целительских…

Медведь против Акулы Крис Бакелдер

Вопрос несложен, как и большинство глубоких вопросов. Находясь в сравнительно равных условиях, кто победит в схватке – Медведь или Акула?… Лас-Вегас откололся от США, в мире не осталось фолк-певцов и гордиевых узлов, зато самое популярное развлечение – прогнозы погоды и регулярные схватки между самыми свирепыми виртуальными хищниками современности. Мир разделился на медверженцев и акулельщиков. Телевизионное общество развлекается до смерти.

Сказка Сладкого королевства Наталья Городецкая

В сказочном Сладком королевстве происходят невеселые события. Неведомо откуда появился во дворце советник Уксус и настолько очаровал короля Гоголя-Моголя, что он совсем потерял волю и стал во всем слушаться злого и хитрого советника. А Уксус задумал жениться на принцессе Ванилине, чтобы стать королем Сладкого королевства. И быть бы бедняжке Ванилине женой злодея, если бы однажды в королевском саду не встретила она двух маленьких детей - Маковку и Изюмчика…