Людвиг Витгенштейн

TRACTATUS LOGICO-PHILOSOPHICUS

Посвящается памяти моего друга Дэйвида Х. Пинсента

Motto: “... ибо все то, что известно,
а не просто слышится шумом и звоном,
можно сказать в трех словах”.
Кюрнбергер

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кому однажды уже приходили мысли, выраженные в ней, или хотя бы подобные им мысли. Стало быть, это никакой не учебник. Ее цель была бы достигнута, если хотя бы один из тех, кто прочтет ее с пониманием, получит удовольствие.

Книга обращается к философским проблемам и показывает - как я полагаю, - что постановка этих проблем покоится на непонимании нашего языка. Весь Смысл книги можно охватить приблизительно такими словами: То, что вообще можно сказать, можно сказать ясно, а о том, о чем нельзя говорить, должно хранить молчание. Стало быть, книга проводит границу мышлению, или, скорее, не мышлению, а проявлению мыслей. Ибо, чтобы провести границу мышлению, мы должны были бы быть в состоянии мыслить по обе стороны этой границы (мы должны были бы, стало быть, быть в состоянии мыслить о том, о чем мыслить нельзя).

Стало быть, граница может быть проведена лишь внутри языка. То, что лежит по ту сторону границы, будет просто лишено Смысла.

В какой мере мои стремления совпадают со стремлениями других философов, не мне судить. Да написанное мною здесь и не имеет претензий на новизну частностей, и я не привожу никаких источников, поскольку мне совершенно безразлично, приходило ли на ум другому то, о чем думал я.

Хочу упомянуть лишь выдающиеся труды Фреге и работы моего друга сэра Бертрана Рассела, которые послужили источником для большей части моей книги.

Если данная работа имеет какую-то ценность, то она заключается в двух положениях. Первое из них то, что в ней проявлены мысли, и эта ценность тем больше, чем лучше эти мысли проявлены. Тем более они попадают не в бровь, а в глаз.

Я, конечно, понимаю, что использовал далеко не все возможности. Просто потому, что мои силы для преодоления этой задачи слишком незначительны. Другие могут прийти и сделать лучше. Зато мне кажется истинность приводимых здесь мыслей непреложной и окончательной. Стало быть, я держусь того мнения, что проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то ценность этой работы теперь заключается, во-вторых, в том, что она обнаруживает, как мало дает то, что эти проблемы решены.

Вена, 1918
Л. В.

Заглавие . “Tractatus Logico-philosohicus”.

Заглавие “Трактата” по мере работы над окончательным вариантом текста (сохранилось несколько подготовительных материалов и предварительных вариантов “Трактата”: “Заметки по логике”(1913), “Заметки”, продиктованные Муру в Норвегии (1914), “Тетради 1914-1916” (эти три текста опубликованы в издании [Wittgenstein 1980 ], фрагменты “Тетрадей” на русском языке опубликованы также в № 6 журнала “Логос” за 1995 г. [Витгенштейн 1995 ]) и так называемый “Прототрактат”, рукопись которого обнаружил и опубликовал Г. Фон Вригт [Wright 1982 ]; об истории издания и рукописях трактата см. подробно [Wright 1982; McCuinnes 1989; Monk 1990 ]) несколько раз менялось. Первоначально произведение было названо Витгенштейном “Der Satz” (“Предложение”) по ключевому слову всей работы. Немецкий вариант названия “Logisch-philosophische Abhandlung” принадлежит, вероятно, первому издателю “Трактата” Вильгельму Оствальду. По традиции считается, что окончательное латинское заглавие дал “Трактату” Дж. Э. Мур, один из Кембриджских учителей Витгенштейна. Это заглавие перекликается с латинскими названиями основополагающих логико-философских трудов начала века “Principia Mathematica” Б. Рассела-А. Н. Уайтхеда и “Principia Ethica” самого Мура, что, в свою очередь, вело к латинским заглавиям сочинений Ньютона “Philosophiae Naturalia Principia Mathematica” и Спинозы “Tractatus theologico-politicus” (последнее произведение, по мнению некоторых историков философии, связано с “Трактатом” не только названием (см., например [Грязнов 1985 ])).

Посвящение . Дэйвид Пинсент - один из самых первых и близких друзей молодого Витгенштейна в годы его обучения в Кембридже, оставивший после смерти дневник, в котором содержатся интересные биографические сведения о Витгенштейне (см. [McCuin nes 1989; Monk 1990 ]. В 1919 году Пинсент, будучи офицером английской авиации, погиб во время воздушного боя.

Эпиграф . Кюрнбергер Фердинанд (1821-1879) - австрийский писатель. В этом эпиграфе звучат две основные ключевые темы “Трактата”. Во-первых, это идея репродуцированности, сводимости к нескольким словам всего содержания работы (см. также Предисловие Витгенштейна), что на уровне мотивной разработки проявляется в “Трактате” и в его теории о том, что все логические операции сводимы к одной операции Отрицания, и к идее о том, что Пропозиции являются функциями истинности Элементарных Пропозиций.

Можно даже реконструировать эти “три слова”: ‘говорить, ясно, молчать’ (см. Предисловие и седьмой тезис к “Трактату”, а также коммент. к ним).

Во-вторых, это идея бессмысленного, невыразимого в языке существа жизни, перекликающаяся со знаменитыми строками из шекспировского “Макбета”: “Жизнь - это повесть, рассказанная идиотом, в которой много звуков и ярости, но нет никакого смысла”, через восемь лет после публикации “Трактата” воплощенная в фолкнеровском романе “Sound and Fury” (“Звук и ярость”) 1929 года. Идея невысказанного, невыразимого в языке была одной из самых главных в витгенштейновской антиметафизике и этике. В часто цитирующемся отрывке из письма к Паулю Энгельману Витгенштейн пишет, что “Трактат”, по его мнению, состоит из двух частей, одна из которых написана, а другая - главная - не написана [Engelmann 1968 ]. Идея невыразимости этического в противоположность пустопорожней болтовне философов-этиков, то есть тому, что “слышится шумом и звоном” и полно “звуков и ярости”, высказывалась Витгенштейном и в конце 1920‑х годов в беседах с членами Венского логического кружка (см. [Waismann 1967] ), а в наиболее законченном виде воплощена в “Лекции об этике” 1929 года [Витгенштейн 1989].

Предисловие . Определяя жанр своего исследования и ориентируя читателя, Витгенштейн утверждает, что это книга для посвященных, а не учебник по логике. Первоначально, как можно предположить, Витгенштейн думал прежде всего о двух или трех читателях - своих учителях Готлобе Фреге, Бертране Расселе и Джордже Эдуарде Муре. Как известно, Фреге, которому Витгенштейн послал копию “Трактата”, заявил, что ничего там не понял. Рассел дал “Трактату” блестящую аттестацию в своем предисловии к английскому изданию 1922 года. Мур определил свое отношение к “Трактату” в 1929 году, когда Витгенштейн защищал диссертацию в Кембридже. В своей рекомендации Мур заявил, что считает это произведение гениальным [Wright 1982; Бартли 1994 ].

Идея неадекватного понимания языка и неадекватного представления разговорным языком человеческих мыслей буквально носилась в воздухе предвоенной Вены. Она высказывалась в философских работах Фрица Маутнера (один раз упомянутого в “Трактате”, правда, в критическом контексте), публицистических статьях Карла Крауса, стихах и пьесах Гуго фон Гофмансталя (подробно о венских истоках философии раннего Витгенштейна см. [Janic -Toulmen 1973 ]).

Идея о том, что смысл всей работы можно свести к нескольким словам (ср. Эпиграф и коммент. к нему), без сомнения перекликается с предисловием к книге Шопенгауэра “Мир как воля и представление” (первом сочинении по философии, которое было прочитано в юности Витгенштейном): “Я хочу объяснить здесь, - пишет Шопенгауэр, - как следует читать книгу, для того, чтобы она была возможно лучше понята. То, что она должна сообщить, заключается в одной-единственной мысли ” (курсив мой. - В. Р .) [Шопенгауэр 1992: 39 ]. Влияние Шопенгауэра явственно проступает в метафизических фрагментах “Тетрадей 1914-1916”. В “Трактате” оно заслонено логико-философской проблематикой, но в последних тезисах вновь проступает достаточно явственно, прежде всего в мыслях о единстве этики и эстетики и под.

Последние предложения предисловия также пересекаются с последними тезисами книги. Таким образом в соответствии с музыкальным пониманием построения “Трактата” (см., например, [Findley 1984 ]), все основные темы заданы здесь в кратком виде, как в экспозиции сонатной формы.

1. Die Welt ist alles, was der Fall ist.
The world is all that is the case.
Мир - это все, чему случается быть.

Поскольку перевод именно этой строки вызывает объективные трудности и помня о том, что первая строка, особенно в таком произведении, как “Трактат”, должна играть роль репрезентанта всего текста (как первая строка в стихотворении), сравним наш перевод с оригиналом, английским переводом и с предшествующими русскими переводами:

Мир есть все то, что имеет место [Витгенштейн 1958 ]

Мир есть все то, что происходит [Витгенштейн 1994 ].

Здесь в обоих случаях оборот sein ist, который достаточно эквивалентно переведен в английском выражении to be the case, отсутствует. Перевод выражения Fall ist как “имеет место” неточен - последнему в “Трактате” скорее соответствует выражение gegeben sein, которое можно перевести как имеет место, существует, бывает. (Например, 3.25. Es gibt eine and nur eine vollstaendige Analyse der Satzes. Существует (бывает, имеет место) один, и только один полный анализ Пропозиции). Es gibt и der Fall ist не одно и то же. В последнем случае подчеркивается не-необходимость того, что является Миром.

‘Мир есть все, что есть Случай’ (дословный перевод), т. е. все, что имеет место благодаря случаю, все, что случается .

Перевод 1994 вводит здесь глагол “происходить”. Но это неудачное решение, потому что в Мире “Трактата”, строго говоря, ничего не происходит, идея динамики ему несвойственна (ср. 1.21. “Им (фактам. - В. Р .) может случаться быть или не быть, все прочее остается прежним”). Можно сказать, что в “Трактате” системные связи полностью господствуют над связями, опосредованными временем (ср. 5.1361. Вера в существование причинной связи является суеверием), синхрония господствует над диахронией, как и в “Курсе общей лингвистики” Ф. де Соссюра (опубликован в 1916 г.), который был для лингвистики XX века тем же, чем “Логико-философский трактат” для философии XX века.

В семантике первого утверждения “Трактата” я вижу три аспекта: тавтологический, парадоксальный и информативный. Тавтологический заключается в том, что, на первый взгляд, этот тезис утверждает то, что и так ясно. Именно этот тавтологический аспект громче всего услышали переводчики книги [Витгенштейн 1958 ]: Мир есть все то, что имеет место, - почти то же самое, что Мир есть все то, что есть. И этот аспект действительно важен (и соответственно, этот последний, чисто тавтологический, вернее, квазитавтологический перевод возможен). По мысли Витгенштейна, ничто логическое не несет никакой информации, и он, возможно, намекает на это уже в первой строке - Мир есть все то, что есть (по воле случая).

Парадоксальность тезиса 1 состоит в том, что утверждаемое в нем противоречит устоявшимся представлениям о мире как о чем-то существующем по необходимости и стабильно, таком, как его создал Бог. Витгенштейн подчеркивает отсутствие стабильности и необходимости в Мире. Это противоположная сторона семантического поля данного высказывания. Мир не-необходим и не-стабилен потому, что, как говорится ниже, хотя в его основе (субстанции) лежат простые неизменные Предметы, реально они встречаются в изменчивых и несвязанных друг с другом конфигурациях, Положениях Вещей (Sachverhalten). Отсутствие связей между явлениями в их изначальном виде и позволяет говорить об отсутствии причинной связи между ними во времени. Связь может быть только логической, т. е. тавтологической, неинформативной.

Еще парадоксальность проявляется в сочетании слова “всё” (alles), которое употребляется в “Трактате” как универсальный квантор, с выражением was der Fall ist. Надо ли это понимать так, что все, что случается, противоположно тому, что может случиться, или оно противоположно тому, что не случается и не может случиться? Отметим еще, что слово “всё” тянет это высказывание к тавтологии - Мир есть все, что есть, а was der Fall ist к противоречию - получается, что Мир - это то, что может быть не миром, стоит ему не случиться быть, что он может стать из всего ничем.

Информативное (“естественно-научное”) значение этого тезиса можно реконструировать так: мое первоначальное знание о Мире сводится к тому, что он кажется чем-то, чему случается быть. В целом значение этой фразы является эспозитивным. Она представляет интенции автора, говоря: “Тех, кто думает, что я буду исследовать Мир как нечто необходимое и законченное, просят не беспокоиться”.

1.1 Мир - совокупность Фактов, но не Вещей.

В этом афоризме Витгенштейн также противоречит здравому смыслу, в соответствии с которым мир, скорее, как раз совокупность вещей (см., например, [Stenius 1960: 32 ]). Логически 1.1 вытекает из 1: если Мир - все то, чему случается быть, то это, скорее, Факты, а не Вещи. По Витгенштейну, реально существуют не вещи, а Вещи в их соединении с другими вещами: это и есть факты. Вообще говоря, здравый смысл может убедиться, что этот взгляд психологически вполне реалистичен. Действительно, разве существует это дерево просто как дерево? Не правильнее ли сказать, что существует то, что это дерево растет возле моего дома, что это дерево очень старое, что это дерево - дуб и т.д.? Именно в совокупности этих фактов и существует дерево. Как слово (имя) реально функционирует не в словаре, а в предложении (и это тоже один из ключевых тезисов “Трактата”), так и вещь, денотат имени, реально существует не в семантическом инвентаре мира, а в живом факте. Но и в словаре имя существует не просто, а именно в словаре, и, перечисляя, какие вещи существуют в мире - деревья, столы, ложки, планеты и т. д., - мы задаем этот список в самом факте его задания.

1.11 Мир определен посредством Фактов и благодаря тому, что все они являются Фактами.

1.12 Ибо именно совокупность Фактов определяет то, чему случается, а чему не случается быть.

Мир определен как мир тем, что все Факты являются Фактами именно потому, что именно Факты определяют то, чему случается быть, а это и есть мир. То есть мир определен тем, чему случается быть, фактами. Если мы рассмотрим не реальный мир, а некий небольшой условный возможный мир, то, понаблюдав за тем, чему в нем случается быть, мы сможем дать описание фактов, которое и будет описанием мира. Допустим, что Мир есть все то, чему случается быть внутри спичечного коробка. Заглянув туда, мы увидим, что там лежат, допустим, 12 хороших спичек и три обгорелых. Именно факт того, что в спичечном коробке лежат 12 хороших и три обгорелых спички, и будет описанием Мира спичечного коробка. Это описание будет исчерпываться этими фактами и тем, что это все факты. То, что в коробке лежат три обгорелых спички, не в меньшей степени является фактом, чем то, что там находится 12 хороших спичек. Другой вопрос, является ли фактом, описывающим этот мир, то, сколько спичек лежало в коробке раньше? Будем считать, что Мир, о котором говорит Витгенштейн, это одномоментный отрезок мира, и тогда отсутствие других спичек не будет Фактом. Но можно ввести, скажем, понятие “вчера” и “позавчера”, и тогда Фактом будет то, что вчера в коробке лежало столько-то спичек, а позавчера столько-то. Но вообще время является модальным понятием, а Витгенштейн тщательно избегает модальных понятий. По-видимому, позавчера, вчера и сегодня можно рассматривать как разные возможные миры (ср. [Prior 1967 ]) и применительно к возможностям каждого из них строить описание. Кроме того, Витгенштейна как логика не должно интересовать, каким именно образом давать описание того или иного мира, важна сама принципиальная логическая возможность такого описания. И само описание мыслится здесь как такой же чисто гипотетический акт, не имеющий ничего общего с реальным описанием, которое, особенно если идет речь о больших мирах, само протяженно во времени и за время проведения которого Мир может меняться бесконечное количество раз (парадокс Лапласа).

1.13 Факты в логическом пространстве и составляют Мир.

Мы уже частично коснулись понятия логического пространства в предыдущем комментарии. Подробно это понятие обосновывается в книге [Stenius 1960 ]. В качестве модели логического пространства рисуется несколько кубов разной длины, ширины и высоты. Совокупность этих кубов является моделью логического пространства. В этом логическом пространстве Фактом является то, что каждый куб имеет определенную длину, ширину и высоту. Если имеется 5 кубов, то относительно длины, высоты и ширины каждого имеется 15 (5 х 3) Фактов [Stenius 1960: 39 ]. Теперь представим себе реальный Мир, определенный огромным количеством Фактов. Обрисуем мысленно логическое пространство этого Мира, т. е. пространство, внутри которого имеет смысл сказать, что нечто существует, а нечто не существует, - и это и будет то понимание Мира, которое содержится в “Трактате”. Логическое пространство в каком-то смысле может совпадать с физическим, а может быть чисто умозрительным, “лабораторным”. Но при этом, по Витгенштейну, любое физическое - реальное или умозрительное - пространство будет в то же время логическим пространством, так как логика, будучи необходимым инструментом познания, является более фундаментальной, чем физика, геометрия, химия, биология и т. п.

1.2 Мир раскладывается на факты.

1.21 Им может случаться быть или не быть, все прочее остается прежним.

В предшествующих разделах Витгенштейну было важно объяснить Мир как целое, как совокупность. Теперь он впервые делит, членит Мир на Факты. Почему ему важно подчеркнуть этот момент разделения? Ответ на это можно попытаться найти в 1.21. Что это - “все прочее”, которое остается без изменений? И почему Факт, которому случилось быть, никак не влияет на это прочее? Предположим, что в мире спичечного коробка было 17 спичек, а стало 16. Мы находимся внутри этого мира, и мы, подобно Бенджамену Компсону, не знаем, кто манипулирует спичками и коробком, а можем только сказать, что одна спичка исчезла (“ушла”), а “все прочее” (все прочие 16 спичек) осталось прежним. Что же, неужели, по Витгенштейну, в Мире между Фактами не существует никакой зависимости? Витгенштейн объясняет свою позицию в следующем разделе, в учении об атомарных Положениях Вещей (Sachverhalten).

2 То, чему случается быть, Факт, это то, что существуют определенные Положения Вещей.

Понятие Sachverhalten - одно из самых важных в “Трактате”. Оно означает некий примитивный факт, состоящий из логически простых Предметов (подробнее см. комментарий к 2.02). Это логически неделимый элементарный факт, то есть такой факт, части которого не являются фактами. Под влиянием расселовского предисловия [Russell 1980 ] к первому английскому изданию “Трактата” в издании [Витгенштейн 1958 ] Sachverhalt переведено как атомарный факт (в первом английском издании Огдена и Рамсея также стоит atomic fact, в то время как во втором издании, Пирс и МакГинес переводят это выражением states of affairs; Э. Стениус предлагает компромиссный вариант перевода - atomic state of affairs). Новейший русский [Витгенштейн 1994 ] дает перевод “со-бытие”, который кажется нам фантастически неадекватным. Во-первых, “Трактату” чужд диахронизм (см. комментарий к 1); во-вторых, Витгенштейну совершенно не свойственно кантовско-хайдеггеровское манипулирование корнями, префиксами и дефисами; в-третьих, слово “событие” означает в русском языке нечто аксиологически маркированное, ср. “это стало для меня событием” (подробнее см. [Руднев 1993 ]), в то время как Sachverhalt - нечто аксиологически нейтральное. Мы переводим Sachverhalt как Положение Вещей, ибо это представляется этимологически наиболее близким к оригиналу, а также соответствует тому, что Sachverhalt представляет собой совокупность простых Предметов, или Сущностей (Sachen) или Вещей (Dinge).

Говоря о простоте Положения Вещей, следует иметь в виду, что речь идет прежде всего о логической простоте, то есть о том факте, что части Положения Вещей не могут быть сами Положениями Вещей, но только Вещами (в свою очередь Вещи, входящие в Положение Вещей, также являются простыми, то есть не могут быть поделены на части, являющиеся Вещами (подробнее см. коммент. к 2.02)).

2.1 Положение Вещей - это некая связь Предметов (Сущностей, Вещей).

Считается (см., в частности, [Finch 1977: VIII ]), что в “Логико-философском трактате” нет синонимов, то есть каждое слово употреблено в своем строгом значении в соответствии с развиваемой здесь же, в “Трактате”, идеей совершенного языка, где каждому знаку соответствует только одно значение. Триада Предмет - Сущность - Вещь (Gegenstand - Sache - Ding) различается, по Г. Финчу, как формальная (Предмет), феноменологическая (Сущность) и материальная (Вещь) стороны объекта. В соответствии с различиями в значениях эти понятия входят в разные контексты.

Понятие Gegenstand везде переводится нами как Предмет, а не объект, как это принято во всех английских и русских переводах. Последнему в немецком языке соответствует слово “Object”.

2.011 Для Вещи существенно, что она может быть составной частью Положения Вещей.

Вещь сама по себе не является логическим строительным материалом для Мира, она выступает лишь в контексте атомарного Положения Вещей. Логика не изучает слова, она изучает предложения. Поэтому и философия должна изучать не сами Вещи, а те положения, которые они принимают, будучи соединены друг с другом, - т. е. Факты.

2.012 В Логике нет ничего случайного: Если Вещьможетвстречаться в Положении Вещей, то Возможность Положения Вещей должна быть предопределена в самой Вещи.

Витгенштейн считает, что Вещь “не сделана” сама раз и навсегда, что ей необходимо для своего окончательного проявления как Вещи стать частью Положения Вещей. Вообще говоря, это свойство вытекает из самой природы Вещи, так как нельзя себе представить Вещь, изолированную от контекста других Вещей и от контекста Фактов. Если мы не знаем про чайник, что в нем можно кипятить воду (Положение Вещей) и разливать ее в чашки (другие Вещи), то можно сказать, что мы не знаем, что такое чайник. И если в чайнике невозможно кипятить воду и ее нельзя разливать по чашкам, то чайник перестает быть чайником. Отсюда 2.0121.

2.0121 Это представлялось бы словно делом случая, если бы для Вещи, которая могла бы существовать сама для себя, какая-то возникшая потом Ситуация пришлась бы ей впору.

Если Вещи могут встречаться в Положении Вещей, то Возможность этого уже должна быть заложена в них самих.

(Нечто Логическое не может быть лишь-возможным. Логика апеллирует к каждой Возможности, и все Возможности являются ее фактами).

Точно так же, как мы не можем думать о пространственных Предметах вне пространства, так и о любом Предмете мы неможем думать вне Возможности его соединения с другими Предметами.

Если я могу думать о Предмете в его соединении с Положением Вещей, то я не могу думать о нем внеВозможности этого соединения.

Витгенштейн как будто ставит мысленный эксперимент, представляя некий сам-для-себя Предмет, тот же чайник, по поводу которого после случайно обнаруживается, что в нем можно кипятить воду и разливать ее по чашкам. Такое положение Витгенштейн считает не характерным для Вещи. В Вещах должна быть заложена возможность того, чтобы они могли встречаться в соответствующих Положениях Вещей. И ясно, что чайник должен представлять из себя нечто металлическое или керамическое, но ни в коем случае не деревянное, чтобы в нем можно было кипятить воду, и в его форме должно быть нечто, что позволяло бы разливать воду по чашкам.

2.0122 Вещь самостоятельна, поскольку она может встречаться во всех возможных Ситуациях, но эта Форма самостоятельности является Формой связанности положением Вещей, то есть Формой несамостоятельности. (Невозможно представить, чтобы слова встречались двумя разными способами: в одиночку и в составе Пропозиции.)

Здесь впервые Витгенштейн придает Вещи некий статус самостоятельности, который тут же отбирает. Это та мнимая самостоятельность, которую имеет слово, стоящее в словаре. Но положение слова в словаре есть лишь один из способов его существования. Слово “чайник” в толковом словаре стоит не изолированно, оно употреблено пусть в своеобразной, но все же пропозиции, которая говорит: “Слово чайник означает то-то и то-то”. И тот факт, что чайник означает то-то и то-то, и является тем “Положением Вещей”, в которое попала Вещь, демонстрируя свою мнимую самостоятельность.

В данном разделе впервые встречаются вместе важнейшие термины “Трактата”- Ситуация (Sachlage) и Пропозиция (Satz). Ситуация есть нечто среднее между Положением Вещей и Фактом. В отличие от Положения Вещей Ситуация является сложной, что роднит ее с Фактом. Но в отличие от Факта, который является существующим, Ситуация является лишь возможной - и это, в свою очередь, роднит ее с Положением Вещей. Итак, Ситуация - это возможный коррелят Факта в возможном Мире Положений Вещей, которые могут быть связаны в некое подобие Факта (что и называет Витгенштейн Ситуацией), но еще не актуализировавшегося, не ставшего частью действительного Мира.

2.0123 Если я знаю Предмет, я тем самым знаю Возможность его встречаемости в Положении Вещей.

(Каждая такая Возможность должна находиться в самой природе Предмета.)

Нельзя, чтобы в дальнейшем была найдена какая-то новая Возможность.

Ясно, что если мы знаем, что такое чайник, в частности, в нем можно кипятить воду и разливать ее по чашкам, то невозможно, что впоследствии окажется, что из чайника можно стрелять или класть его под голову в качестве подушки. Логическая природа чайника исключает эти новые Возможности.

2.01231 Чтобы знать какой бы то ни было Предмет, я должен знать не столько внешние, сколько внутренние его свойства.

Внутренние свойства, по Витгенштейну, это такие, без которых Предмет не может существовать (4.1223). Стало быть, для того, чтобы знать чайник, важно знать не просто из какого металла он сделан, но то, что этот металл не расплавится при температуре более низкой, чем температура кипения воды. Отсюда 2.0124.

2.0124 Когда даны все Предметы, тем самым даны все возможные Положения Вещей.

Задавая все предметы в некотором небольшом, ограниченном возможном мирке, например чайник, воду, чашки, мы тем самым задаем все возможные Положения Вещей, связанные с этими Вещами. И это в принципе касается всех Вещей. Вместе с Предметами в Мире дано потенциально все, что с ними может произойти. Отсюда 2.013.

2.013 Каждая Вещь существует как будто в пространстве возможных Положений Вещей. Я могу думать об этом пространстве как о незаполненном, но не о Вещи вне пространства.

Можно представить, как в чайник наливают воду, как вода в нем закипает, как из него наливают воду в чашки. Можно представить себе пространство без чайника, но нельзя представить чайник вне тех возможных Положений Вещей, которые могут с ним “случаться быть”. Любая Вещь - будь то чайник, грабли или “Трактат” - перестает быть Вещью вне пространства возможных (для нее) Положений Вещей.

2.0131 Пространственный Предмет должен располагаться в бесконечном пространстве. (Пространственная точка является аргументным местом.)

Пятно в поле зрения может, хоть и необязательно, быть красным, но какой-то цвет оно должно иметь: оно, так сказать, имеет цветовое пространство вокруг себя. Музыкальный тон должен обладать какой-то высотой, предмет тактильного ощущения - какой-то твердостью.

“Пространство возможных Положений Вещей” естественным образом ограничивается нашими пятью чувствами. Соответственно, Витгенштейн рассматривает ситуацию, когда Предмет воспринимается каким-то одним из органов чувств. В этом случае Предмет “обязан” обнаруживать свойство, соответствующее тому органу чувств, которым он воспринимается. Если Предмет воспринимается зрением, он должен быть “какого-то цвета” (ср. это с высказыванием 2.0232 и комментарием к нему); если он воспринимается слухом, он должен обладать какой-то высотой тона; если Предмет ощупывается, он должен быть твердым или мягким, жидким или колючим и т. д. Отсюда следует, что для Витгенштейна Предмет есть нечто феноменологическое, а не только формальное (как считает Генри Финч [Finch 1971 ]) и что в определенном смысле поэтому Предмет (Gegenstand) и Вещь (Ding) могут считаться синонимами.

2.014 Предметы содержат в себе Возможность всех Ситуаций.

Этот тезис является обобщением предыдущих. Заложенность в Предметах не только всех Положений Вещей (Sachverhalten), но и всех Ситуаций (Sachlage), то есть возможных не-элементарных Положений Вещей, позволяет представить Предмет как некий прообраз кибернетического устройства с заложенной в нем программой всех возможных действий, включая в данном случае взаимодействия с другими Предметами. Чайник включает в себя не только Возможность греть в нем воду и разливать ее по чашкам, но и Возможность быть фарфоровым, китайским, со свистком, Возможность быть разбитым, если он из глины, или расплавленным, если он металлический. Мы как будто берем все Предметы, записываем в их структуре возможные Положения Вещей и Ситуации, которые могут с ними произойти, и запускаем их все вместе. После этого они начинают жить своей жизнью. Однако для того, чтобы Предметы могли функционировать, а мы могли бы знать об этом, необходимо, чтобы между Предметами и нашим знанием о них существовала регулярная обратная связь. Об этом толкует семиотическая часть “Трактата”- учение о Форме, Картине, Структуре, Элементарной Пропозиции.

2.0141 Возможность их встречаемости в Положении Вещей является их Формой.

Здесь речь идет, по-видимому, о Логической Форме Предмета, а не о его материально-пространственной форме. Приведем такой пример. У глаголов в большинстве языков с развитой субъектно-объектной парадигмой существует понятие валентности, которая является ни чем иным, как выражением возможности глагола вступать в грамматико-семантические отношения (которые называются управлением) с определенными именами (актантами). Валентность глагола может быть равна 0, 1, 2, 3 и т. д. Так, нулевой валентностью обладает глагол смеркаться , ибо он не может управляться ни одним именем. Валентность глагола читать равна единице, так как он может управлять только винительным беспредложным. Глагол бить является двухвалентным - он управляет винительным и творительным падежами (бить можно кого-то (или что-то) и чем-то). Логическая Форма Предмета как выражение Возможности его встречаемости в определенных Положениях Вещей есть нечто схожее с синтаксической валентностью глагола. Так, например, в Логическую Форму чайника входит Возможность его вхождения в такие Положения Вещей, как чайник кипит или чайник стоит на плите . Но, строго говоря, чайник не является примером простого Предмета (строго говоря, таких примеров вообще не существует, см. комментарий к 2.02.). Возьмем более простой по сравнению с чайником Предмет - литой металлический шарик. Наиболее существенным элементом его формы является то, что он абсолютно круглый, сферический, и это обеспечивает ему возможность входить в Положение Вещей шарик катится . Но пустота или наполненность не является Логической Формой шарика, не определяет его как шарик. Шарик может быть как полым, так и не-полым, как тяжелым, так и легким, так же как и любой другой Предмет, обладающий какой-то массой и занимающий какое-то место в пространстве.

Логическая Форма Предмета обеспечивает ему возможность встречаться не только в Положениях Вещей, но и сочетаться с другими Предметами в определенных Ситуациях. Для этого нужно, чтобы Логические Формы предметов были коррелятивными. Так, в Логическую Форму воды входит то, что она является жидкой, то есть возможность принимать геометрическую форму такого Предмета, в Логическую Форму которого входит “полость”. Соотношению Предметов в атомарном Положении Вещей и в сложной Ситуации соответствует соотношение Имен в Элементарной Пропозиции и в сложной Пропозиции. В этом в двух словах состоит суть “картинной” теории Витгенштейна, о которой подробнее см. ниже.

2.02 Предмет является простым.

Простота Предмета является одной из самых сложных проблем в экзегетике “Логико-философского трактата”. Дело в том, что Витгенштейн ни разу не приводит в “Трактате” примера простого Предмета. Норман Малкольм вспоминает, как в 1949 году Витгенштейн приехал к нему в Америку и они вместе начали читать “Трактат”. “Я спросил Витгенштейна, думал ли он хоть раз, когда писал “Трактат”, о каком-либо примере “простого объекта” (пер. М. Дмитровской. - В. Р .). Он ответил, что в то время считал себя логиком, а поскольку он был логиком, то в его задачи не входило решать, является ли та или иная вещь простой или сложной, поскольку это был чисто эмпирический материал! Было ясно, что он расценивает свои прежние взгляды как абсурдные” [Малкольм 1994: 85-86 ]. Оставим на совести мемуариста его последнее суждение, тем более что в своей поздней книге [Malcolm 1986 ] он гораздо более внимательно рассматривает взаимосвязь взглядов раннего и позднего Витгенштейна. Так или иначе, необходимо понять, что представляет собой витгенштейновский простой Предмет, так как это одно из ключевых понятий “Трактата”. Надо сказать, что у исследователей “Трактата” на этот счет нет единой точки зрения (наиболее содержательный и тонкий анализ этой проблемы см. в статье [Copi 1966 ]; ср. также [Ke у t 1966 ]). Мы принимаем здесь ту точку зрения на простоту Предметов Витгенштейна, которой придерживается Эрик Стениус [Stenius 1960 ]. Согласно этой точке зрения, под простотой витгенштейновских Предметов подразумевается прежде всего логическая (а не физическая, химическая, биологическая, геометрическая) простота. Простым в логическом смысле является такой Предмет, части которого не являются Предметами. Сравним это с понятием простого числа в арифметике. Его характеристикой является невозможность деления без остатка на целые числа, кроме самого себя и единицы. В этом смысле простое число - это не обязательно маленькое число. Простым числом может быть 3, может быть 19, а может быть 1397. Последнее обстоятельство очень важно, потому что тогда простым в логическом смысле объектом может считаться, например, Луна или Лев Толстой. Если разделить Луну или Толстого на части, то в логическом смысле эти части не будут самостоятельными предметами (Луной и Толстым). Хотя, конечно, и логическое понимание простоты релятивно. И если тело человека можно считать логически простым предметом, то, с другой стороны, часть этого тела, например кисть, является скорее логически сложным предметом, так как она состоит из ладони и пальцев.

С чисто логической точки зрения простой Предмет должен удовлетворять требованию еди ничности, то есть это должен быть индивидуальный объект, индивид. Поэтому чаще все го, толкуя “Трактат”, философы приводят в качестве примеров моделей простых объек тов планеты [Stenius 1960 ] или собственные имена - Сократ, Платон [Russell 1980, Ans com be 1960 ]. Простому Предмету соответствует простое имя, прежде всего - имя собственное. (Подробнее об этом будет сказано при обсуждении проблемы именования.)

Наконец, следует отметить точку зрения Стениуса, в соответствии с которой под простыми Предметами Витгенштейн понимает не только индивидные объекты, но и предикаты [Stenius 1960: 61-62 ]. Действительно, только придерживаясь этого взгляда, можно хоть как-то себе представить, что понимает Витгенштейн под Положениями Вещей, которые состоят из простых Предметов, и только из них. Если под простыми Предметами понимать нечто, чьим выражением в языке служат имена существительные, то очень трудно, если не невозможно, смоделировать хотя бы одно витгенштейновское Положение Вещей на любом европейском языке. Все европейские языки, включая русский, в качестве центральной грамматической идеи предложения имеют предикат, выраженный либо какой-то глагольной или именной формой, либо связкой. Причем если в одной из форм предложения связка отсутствует, то она легко восстанавливается по другой форме [Га спа ров 1971 ]. Так, например, в таких “назывных” предложениях, как Зима. Тихо. Жуть ., связка восстанавливается в прошедшем (или будущем) времени: Была зима. Было тихо. (Это) была (такая) жуть . Соответственно в европейских языках связка сохраняется и в настоящем времени. Поэтому говорить о том, что Положение Вещей, выраженное собственными именами, это комбинация простых индивидных объектов, значит не считаться с очевидной реальностью языка. Невозможна никакая комбинация предметов без предикатов ни в языке, ни в Мире Фактов (то есть чего-то предикативного). Положение Вещей Земля круглая состоит из двух предметов: Земля и быть круглым . (Трудно сказать, правда, является ли значение быть круглым простым в логическом смысле и, тем самым, является ли этот пример удачным примером атомарного Положения Вещей.)

Идея построения языка, состоящего из простых семантических элементов, отчасти была осуществлена А. Вежбицкой, построившей систему конечного (и очень небольшого) количества исходных слов (семантических примитивов), из которых далее строятся все остальные слова [Wiersbicka 1971, 1980 ].

2.0201 Каждое утверждение о комплексах позволяет себя разложить на утверждение о своих компонентах и Пропозиции, которые описывают эти компоненты.

Первая часть этого раздела понятна. Сложное в логическом смысле предложение “Сократ мудр и смертен” “позволяет себя разложить” на два простых: “Сократ мудр” и “Сократ смертен”. Далее необходимо объяснить, чем отличается утверждение от Пропозиции. Утверждение является одной из функций Пропозиции. Оно утверждает истинность или ложность того, о чем говорится в дескриптивной части Пропозиции.

Высказывание описывает возможные Положения Вещей и Ситуации, утверждение навешивает на них ярлык истинности или ложности.

2.021 Из предметов строится субстанция Мира. Поэтому они не могут быть сложными.

Субстанция Мира - это непредикативная его часть, которая остается неизменной при всех его изменениях. Допустим, a, b, c и d - простые Предметы: они неделимы и неизменны. Из них образуются Положения Вещей, из которых формируется фактовая предикативная часть Мира. Допустим, что в одном Положении Вещей a соединено с b, а в другом - a с c. Во всех конфигурациях предметов в Положениях Вещей и Ситуациях неизменными остаются лишь сами Предметы в силу своей простоты, атомарности. По каким бы направлениям ни шло развитие Мира, меняются только конфигурации. Неизменная субстанция, остающаяся общей при всех направлениях развития (во всех возможных мирах), придает Миру стабильность. И основу этой субстанции составляют, естественно, неизменные атомарные простые Предметы. Они сохраняют идентичность во всех возможных мирах.

Учение о субстанции - один из наиболее ясных признаков принадлежности логико-онтологической картины “Трактата” атомизму, для которого одним из наиболее фундаментальных принципов является тот, в соответствии с которым для того, чтобы что-то могло меняться, что-то должно оставаться неизменным (см. [Fogelin 1976 ]).

(Возможно, именно это учение явилось глубинной исходной предпосылкой для теории “жестких десигнаторов” С. Крипке, в соответствии с которой в языке имеются такие знаки, которые сохраняют свое значение во всех возможных мирах [Kripke 1980 ]).

2.0211 Если бы у Мира не было никакой субстанции, то тогда наличие Смысла у одной Пропозиции зависело бы от того, истинна или ложна другая Пропозиция.

Этот раздел, как кажется, можно понять лишь в контексте того факта, что важнейшей характеристикой Предметов и Элементарных Пропозиций (как пишет Витгенштейн в 2.061) является их независимость друг от друга, то есть невозможность вывести одно из другого. (См. также комментарий к 2.061.) Представим себе, что не существует простых атомарных Предметов и элементарных Положений Вещей, а существуют только сложные предметы (комплексы) и сложные положения дел (Ситуации). Такая картина будет вести к противоречию. Комплексы (которые теперь ex hypothesis неразложимы на простые Предметы - ведь мы условились, что простых Предметов не существует) зависят друг от друга. Например, из “Если Сократ человек, то Сократ смертен”, следует “Сократ человек, и Сократ смертен” (обе Пропозиции комплексные). Смысл Пропозиции “Сократ человек, и Сократ смертен” (= Сократ есть смертный человек) зависел бы исключительно от истинности и ложности Пропозиции “Если Сократ человек, то Сократ смертен”. И если бы мы не могли выделить простые Предметы и элементарные Пропозиции (ведь мы исходили из предположения, что у Мира нет субстанции, которая как раз и состоит из простых Предметов), то тогда мы никогда не узнаем ни того, что Сократ - человек, ни того, что он смертен, так как мы должны будем по кругу ссылаться на новые и новые пропозиции, черпая в их истинности и ложности оправдание для смысла объясняемой Пропозиции. Поэтому требование простоты исходных понятий универсально. Именно с этой идеей порочного круга объяснения одного слова через другое в толковых словарях, опираясь на идеи Лейбница и Витгенштейна, успешно боролась А. Вежбицка при построении своей теории lingua mentalis [Wiersbicka 1971, 1980 ].

2.0212 Тогда было бы невозможно построить Картину Мира истинную или ложную).

Ясно, что, раз мы, исходя из 2.0212, не знали бы, какие Пропозиции истинны, а какие нет, мы не могли бы построить такую Картину Мира, о которой бы мы знали, является ли она истинной или ложной. То, что мы могли бы построить, было бы построением бесконечных виртуальных картин мира, не совпадающих с реальной Картиной Мира. В XX веке, тем не менее, утвердилась идея построения картин мира именно в виртуальном смысле. Осознание невозможности построения истинной Картины Мира в связи с утерей логических констант (недаром ведь Витгенштейн не привел ни одного примера простого Предмета) компенсировалось осознанием полезности построения множества моделей возможных миров, или виртуальных реальностей, где “неполнота компенсировалась стереоскопичностью” [Лотман 1978а ].

Термин “картина мира” и отчасти синонимичный ему термин “модель мира” широко употребляется в современной семиотике и структурной антропологии, но восходит, по-видимому, не к Витгенштейну, а к Л. Вайсгерберу, употребившему этот термин (Weltbild), независимо от Витгенштейна (см. [Weisgerber 1950 ]).

2.0202 Очевидно, что, как бы воображаемый мир ни отличался от реального, они должны иметь нечто общее - некую Форму - с Реальным Миром.

2.023 Эта неизменная Форма как раз и построена из Предметов.

2.0231 Субстанция Мира может определять только Форму, но не материальные свойства. Потому что последние изображаются лишь при помощи Пропозиций либо строятся из конфигураций Предметов.

Если считать, что под “воображаемым миром” Витгенштейн понимает нечто фундаментальное, близкое понятию возможного мира, соотносимого с реальным [Крипке 1979, Хинтикка 1980 ], то ясно, что то общее, что есть у воображаемого и реального мира, надо искать в неизменных субстанциональных Предметах, которые обнаруживают свою Логическую Форму. Например, пусть в некоем возможном мире будет ложной Пропозиция “Сократ мудр”. То есть истинной там будет пропозиция “Неверно, что Сократ мудр”. Тогда общими у этих двух фрагментов миров будет Логическая Форма Предметов Сократ и быть мудрым , а именно то, что в принципе в логическую валентность понятия Сократ будет входить возможность быть как мудрым, там и не мудрым, а в логическую валентность понятия быть мудрым будет входить возможность относиться или не относиться к Сократу.

Субстанция не может определять материальные или внешние свойства Предметов, так как последние не присущи им с необходимостью, поэтому они выражаются в (неэлементарных) Пропозициях и, стало быть, не принадлежат субстанциональной структуре Мира. Например, тот факт, что у Сократа была борода, является его материальным свойством и не входит в его Логическую Форму, так как наличие бороды никак не соотносится с внутренними качествами личности. Наличие бороды у Сократа - это, скорее, Факт, важная характеристика его внешнего облика, но она не является субстанционально присущей Сократу. Борода Сократа - из тех явлений, которым случается или не случается быть, она из мира изменчивых Фактов, а не неизменной субстанции Мира.

2.0232 Говоря вскользь: Предметы бесцветны.

Это утверждение Витгенштейна, которое кажется столь парадоксальным, легко объяснимо. С физиологической (оптической) точки зрения все цвета, кроме “простых”, - красного, синего и желтого - считаются комплексами. Но почему даже “красный Предмет” не является простым? Цвет в принципе есть сложное отношение между воспринимающим объект анализатором и материальным свойством объекта. Поэтому, строго говоря, цвет не является объективной характеристикой объекта. Дальтоник всю жизнь может видеть красную розу зеленой. Физиологическая сложность явления цвета опосредует антропологические и этнографические различия в его восприятии. Как известно, большинство первобытных народов могут различать лишь несколько цветов, например красный, черный и белый [Berlin - Cay 1969 ]. Но Витгенштейн, вероятно, имеет в виду не только это, хотя, по всей вероятности, базируется все же именно на этом. Простой Предмет мыслится вне сложного цветового восприятия. Цвет не входит в логическую структуру Предмета, будучи сложным предикатом. “Эта роза - красная” - не является элементарным Положением Вещей: по Витгенштейну, это, скорее, Ситуация, потому что цвет розы зависит от того, какую систему цветов мы выберем, независимость же от других Положений Вещей является важнейшей характеристикой Положения Вещей. Красный означает не только не-белый и не-черный, но и не-зеленый, не-желтый и не-комбинацию-этих-цветов. В этом смысле даже простое красное пятно не является Предметом - его можно разложить на негативные составляющие - не-белый, не-зеленый и т. д. Таким образом, обладание или необладание цветом не входит в логическую структуру Предмета. Мир “Трактата”, так сказать, черно-белый. Но сказать, что эта вещь более темная, чем эта, тоже не значит сделать утверждение о простых Предметах. А если у нас есть только черные и белые Предметы, то это уже не цвета, а какие-то другие свойства Предметов. В этом смысле если в мире есть только черные и белые (интенсивно темные/интенсивно светлые) объекты, как, например, в мире шахмат, то эта характеристика уже не является характеристикой цвета, а является характеристикой принадлежности к одной из противоположных систем. Белая пешка отличается от черной не по цвету, в по тому, что она принадлежит одному из противников, который играет “белыми”. Черное и белое становится выражением наличия или отсутствия некоего абстрактного качества, а не цветом. Допустим, мы можем считать все истинные высказывания белыми, а все ложные - черными, или наоборот. Но даже в этом случае понятие черная пешка будет комплексом, а черное и белое останутся предикатами, то есть будут характеризовать не Предметы, а Положения Вещей и Ситуации (подробно см. также [Руднев 1995а ]).

2.0233 Два Предмета одинаковой Логической Формы отличается друг от друга - помимо их внешних свойств - тем, что это различные Предметы.

Допустим, имеется два логически простых Предмета, например два совершенно одинаковых металлических шарика. Имея одинаковую Логическую Форму, то есть одинаковую возможность вхождения в Положения Вещей, они, тем не менее, должны чем-то отличаться друг от друга. Ведь если бы они ничем не отличались друг от друга, то это был бы один шарик, а не два. Они отличаются друг от друга тем, что это два различных одинаковых по Форме шарика. Так, например, отличаются друг от друга два совершенно одинаковых числа, скажем 234 и 234. Тот факт, что два одинаковых предмета можно спутать, говорит о том, что это два различных предмета, так как один предмет нельзя спутать с самим собой.

2.02331 Либо Вещь обладает свойством, которым не обладает никакой другой Предмет, тогда можно просто выделить ее из других посредством дескрипции, а затем на нее указать; либо множество Предметов обладают свойствами, общими для них всех, - и тогда вообще невозможно указать ни на один из них.

Ибо если Вещь ничем не выделена, я не могу ее выделить - ведь тогда она уже была бы выделена.

Этот раздел, судя по его индексу, должен был бы конкретизировать предыдущий, однако кажется, что он противоречит предыдущему. Там говорилось, что два Предмета одинаковой Логической Формы отличаются друг от друга, а здесь, что если множество предметов обладают общими свойствами, то невозможно выделить ни один из них. Попробуем понять, в чем здесь дело. В этом разделе впервые и возникает пока еще скрытая полемика с логической концепцией Рассела, в частности с его теорией дескрипций, и с джонсовской теорией остенсивного определения. Определенными дескрипциями Рассел называет выражения, значениями которых являются имена, например “автор Веверлея” - дескрипция имени Вальтер Скотт; “ученик Платона” и “учитель Александра Македонского”- дескрипции Аристотеля. Но в случае с более простыми объектами для того, чтобы выделить один объект среди других, определенной дескрипции может быть недостаточно.

Допустим, у нас есть четыре шарика a, b, C, D, причем шарики a и b имеют свойство быть “маленькими”(или отношение “меньше, чем”), а шарики C и D - свойство быть “большими”(или отношение “больше, чем”). Пусть шарики расположены следующим образом:

Тогда каждый шарик будет находиться в определенном пространственном отношении к другим. Так, шарик C будет находиться слева от шариков a, b, и D; шарик a - справа от шарика C и слева от шариков b и D и т. д.

Допустим, нам надо выделить из этих шариков один, например b. Мы сможем описать его при помощи определенной дескрипции: шарик b - это “маленький шарик справа от другого маленького шарика и слева от большого шарика”. В принципе такого описания будет достаточно, чтобы выделить шарик b из других шариков. Но если шариков много, например

и нам надо выделить шарик a - третий маленький справа от больших и второй слева от больших, то это описание столь громоздко, что легче просто указать на шарик a пальцем и сказать: “Я имею в виду именно этот шарик”. Это и будет остенсивное определение.

Но если все Предметы обладают общими свойствами, то указать на них невозможно. Допустим, имеется пять одинаковых шариков a, b, c, d, e, расположенных по кругу, который к тому же достаточно быстро вращается:

так, что можно сказать, что шарики занимают одно и то же положение. Тогда выбрать из них один и описать его невозможно.

2.024 Субстанция есть нечто, существующее независимо от того, чему случается быть.

“То, чему случается быть”- Факты (1). Поскольку субстанция существует независимо от Фактов, то ясно, что она состоит из чего-то, противоположного Фактам, а именно из простых Предметов. Таким образом, субстанция Мира - это совокупность простых объектов и предикатов. Их главное свойство состоит в том, что они определяют не только существующее, но и возможное положение дел. Допустим, например, что имеется три шарика - один большой A и два маленьких b и c. Они могут быть расположены в одномерном пространстве трояко:

Будем говорить, что (1) - (3) есть множество возможных миров M, которое имеет три элемента - атомарных предмета A, b и c; простое свойство Q быть (или не быть) большим и отношение P нахождения слева или справа от других шариков.

(1), (2) и (3) - возможные Положения Вещей. В соответствии с (1) b является маленьким и находится слева от A и c. В соответствии с (2) b является маленьким и находится слева от c и A. В соответствии с (3) A является большим и находится слева от b и c. A, b и c - неизменные Предметы, обладающие определенным свойством Q и отношением P к другим Предметам. Положения Вещей - конфигурация этих предметов, потенциальные факты: поэтому они изменчивы. По какому пути пойдут события в Мире M ((A, b, c) (Q, P)), является делом случая, так как атомарные конфигурации независимы друг от друга.

2.025 Она является Формой и содержанием.

То, что субстанция является Формой, понятно. Ведь Логическая Форма есть Возможность образовывать определенные структуры. Так, Формой субстанции Мира M ((A, b, c) (Q, P)), то есть то, что в нем есть три элемента, обладающие свойством Q и отношением P между ними. Что же будет содержанием данной субстанции? То, что это свойство есть величина, а это отношение есть отношение нахождения справа или слева.

2.0251 Пространство, время и цвет (обладание цветом) являются Формами Предметов.

Кажется, что этот раздел противоречит тезису, заявленному в 2.0232, где говорится, что Предмет является бесцветным. Если бы не добавление о цвете, то комментируемый раздел был бы вариацией на тему кантовского положения о том, что пространство и время являются априорными категориями чувственности. Все же не вполне понятно то, что и время мыслится Витгенштейном как Форма Предмета, ведь ниже, в 2.0271, говорится о Предмете как о чем-то неизменном. Итак, предмет бесцветен (2.3.0232), и цвет является одной из его форм (2.0251). Предмет неизменен (2.0271), и время является одной из его форм. Может ли время быть Формой Предмета, если предмет, существуя во времени, тем не менее, не изменяется в нем? Ведь Форма - это Возможность чего-то, что связано с Фактом, возможность актуализации. Вероятнее всего, что само понятие времени, которое не является одним из ключевых в “Трактате”, Витгенштейн понимает не в духе современных ему физических теорий (например, не в духе своего учителя Больцмана, основателя статической термодинамики), а, скорее, именно так, как понимали время во времена Канта, как нечто не-физическое, внутреннее, присущее предмету изнутри и имманентно, как понимали его Гуссерль и Бергсон, как чисто имманентное душевное дление без энтропийных изменений. Если понимать время так, то противоречия не возникает. Что касается противоречия, связанного с цветом, то кажется, что это можно понимать так, что умозрительный Предмет является бесцветным, цвет же является одной из возможных форм его феноменологического проявления как физического объекта. В этом случае противоречие как будто тоже снимается.

2.026 Только если существуют Предметы, Миру может быть придана неизменная Форма.

Требование простых Предметов не есть чисто онтологическое требование залога неизменности и стабильности Мира: чтобы Мир был стабилен, необходимы некие логические атомы. Скорее, в этом разделе содержится некий креативный, космогонический аспект. Если вы хотите построить Мир так, чтобы в нем нечто оставалось неизменным, то задайте в качестве его основания простые Предметы.

2.027 Неизменное, Сущее и Предмет - одно и то же.

Здесь в первую очередь обращает на себя внимание слово Сущее (das Bestehende), которое отождествляется с Предметом. Сущее - это то, что существует в качестве субстанции (а не акциденции), то есть то, что постоянно и неизменно, а не то, чему случается быть, а случается и не быть, т. е. Сущее противопоставлено Факту.

2.0271 Предмет - постоянство, сущее; конфигурация - изменение, неустойчивость.

Сущее, таким образом, это устойчивое субстанциональное состояние Предмета. Неустойчивое существование - это акцидентальное существование Факта.

2.0272 Положение Вещей строится из конфигурации Пред метов.

2.03 В Положении Вещей Предметы соединены подобно звеньям в цепи.

2.031 В Положении Вещей Предметы находятся в определенном отношении друг к другу.

Смысл 2.0272 ясен из всего предыдущего. Положение Вещей, скажем a R b, строится из конфигурации, состоящей из атомарных Предметов a и b, а также отношения R между ними. Но вот 2.03 кажется несколько противоречащим 2.031. Звенья цепи соединены непосредственно. И создается впечатление, что элементы Положения Вещей представляют собой нечто логически однообразное. В каком отношении находятся звенья цепи друг к другу? Подходит ли эта метафора (о звеньях цепи) к такому, например, Положению Вещей, как a R b, где a - маленькое звено, b - большое звено, а R - связь между ними?

А если Предметы изолированы? Допустим, Положение Вещей представляет собой конфигурацию шариков a, b и c, которые расположены на равном расстоянии друг от друга:

Нельзя сказать, что шарики не связаны между собой в определенном отношении, особенно если расстояние между ними является фиксированным. Но сказать, что шарики связаны, “как звенья в цепи”, будет в данном случае неуместным.

2.06 Это существование и несуществование Положений Вещей и является Реальностью. Существование Положений Вещей мы также называем позитивным Фактом, а несуществование негативным.

Понятие Реальности (Wirklichkeit) не является синонимом понятия Мир (Welt) в концептуальной системе “Трактата”. Главное отличие Реальности от Мира состоит в том, что Реальность определяет как существующие, так и несуществующие Положения Вещей, в то время как Мир - это совокупность только существующих Положений Вещей (подробно см. [Finch 1977 ]). Понятие Реальность у Витгенштейна сложнее и двусмысленнее понятия Мир. Реальность - это нечто более субъективно окрашенное, чем Мир, поэтому она допускает вымысел (как разновидность сферы возможного) в виде одной из своих ипостасей. Мир такого коррелята не допускает. Миру нельзя противопоставить ни вымысел, ни даже отсутствия мира. Мир либо есть, либо его нет. Реальность одновременно есть и ее нет. Она определяет все потенциальное, которое может стать, а может и не стать существующим. Реальность тесно связана с такими понятиями, как вымысел, существование и отрицание, к анализу которых мы еще вернемся. Забегая вперед, можно сказать, что, согласно Генри Финчу, различие между Реальностью и Миром в “Трактате” соответствует различию в нем же между Смыслом и Значением Пропозиции [Finch 1977 ]. Можно знать Смысл Пропозиции, не зная ее Истинностного Значения, то есть не зная того, является ли она истинной или ложной. Зная Смысл Пропозиции и при этом не зная ее Значения, мы знаем ту Реальность, которая соответствует этому смыслу, но не знаем, существуют ли те Факты, которые изображают этот фрагмент Реальности, то есть являются ли они частью Мира.

2.032 Способ, при помощи которого Предметы соединяются в Положение Вещей, является Структурой этого Положения Вещей.

2.033 Форма - Возможность Структуры.

В случае a R b Структура Положения Вещей заключается в том, что элементы “связаны, как звенья в цепи”. В случае (a, b, c) (когда шарики расположены на равном расстоянии друг от друга) Структура Положения Вещей сводится к фиксированному расстоянию между шариками.

2.034 Структура Факта определяется Структурой Положений Вещей.

Поскольку Факты состоят из одного или нескольких Положений Вещей, то ясно, что структура первого опосредована структурой последних. Допустим, имеется два Положения Вещей. Одно из них заключается в том, что три шарика находятся на фиксированном равном расстоянии друг от друга (a, b, c), а второе в том, что имеется цепь из трех связанных между собой звеньев (a’ b’ c’). Тогда в целом (a, b, c) (a’ b’ c’) и будет представлять собой неатомарный сложный Факт. Структура этого факта будет опосредована Структурой входящих в него Положений Вещей в том смысле, что в структуре Факта не может не присутствовать то, что присутствует в Структуре составляющих его Положений Вещей.

2.04 Совокупность всех существующих Положений Вещей есть Мир.

В определенном смысле это прямая парафраза раздела 1.1, так как совокупность всех существующих Положений Вещей - это то же самое, что совокупность Фактов, ибо Факт, по Э. Стениусу, это и есть существующие Положения Вещей. Однако, по законам мотивного развертывания, поскольку между 1.1 и 2.04 дано так много информации о том, что такое Положение Вещей, то последнее высказывание о Мире звучит уже на фоне этой информации отнюдь не как тавтология, в нем присутствует нечто новое. Так в сонатной форме тема по-разному звучит в экспозиции и в разработке.

2.05 Совокупность всех Положений Вещей определяет также и то, какие из них не существуют.

Положения Вещей относятся к сфере возможного, а не действительного. Мир как совокупность сущего, как действительный Мир, принимая только существующие атомарные Положения Вещей, тем самым отграничивает их от несуществующих. Так, например, если в Мире Положение Вещей p существует, то это тем самым означает, что его отрицание не‑p не существует.

2.061 Положения Вещей независимы друг от друга.

2.062 Из существования или несуществования одних Положений Вещей нельзя судить о существовании или несуществовании других.

Независимость Положений Вещей друг от друга и их невыводимость друг из друга следуют из логической простоты составляющих их элементов - Предметов. Допустим, имеется три шарика a, b, c и отношение R между ними. Допустим, что в мире M возможны три сочетания шариков, то есть три Положения Вещей: 1) a R b; 2) a R c; 3) b R c. Все эти три Положения Вещей независимы. Ни одно из них не следует из другого. Соединяясь одно с другим в структуре Факта, эти Положения Вещей будут продолжать сохранять независимость друг от друга. Так, наши три Положения Вещей, сочетаясь, могут дать семь Фактов (плюс восьмой “негативный Факт”):

I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.

Первый факт представляет собой конъюнкцию всех трех Положений Вещей, второй факт - конъюнкцию первого и второго; третий - первого и третьего; четвертый - второго и третьего. Пятый, шестой и седьмой реализуют какое-либо одно из Положений Вещей. Восьмой не реализует никакого.

Конъюнкция, констелляция является единственно возможной связью между независимыми Положениями Вещей, формирующими факты.

2.063 Совокупная Реальность есть Мир.

Этот раздел вызывает некоторое недоумение как противоречащий 2.06, в соответствии с которым Реальность по объему скорее шире, чем Мир, потому что в Реальность входят как существующие, так и несуществующие Положения Вещей. Здесь же получается, что понятие Мир по объему шире, чем Реальность. Получается также, что в соответствии с последним разделом Мир включает в себя и несуществующие Факты и Положения Вещей, входящие в Совокупную Реальность. Как объяснить это противоречие, мы не знаем.

2.1 Мы создаем себе Картины Фактов.

Здесь, по сути, начинается новая тема, изложение “картинной теории языка”, то есть речь уже пойдет не о сфере реальности, онтологии, а о сфере знаков. Здесь вводится один из важнейших для “Трактата” терминов - das Bild - Картина. В книге [Витгенштейн 1958 ] этот термин безусловно неудачно переведен как “образ”, хотя “образная теория” звучит складнее, чем “картинная теория”. Но слово “образ” совершенно неверно передает то, о чем говорит здесь Витгенштейн. Он говорит именно о картине, даже, может быть, о Картинке. Существует предание о том, как Витгенштейну пришло в голову, что язык - это Картина Реальности. Он сидел в окопе и рассматривал журнал. Вдруг он увидел комикс, где последовательно изображалась автомобильная катастрофа. Это и послужило толчком для создания знаменитой “картинной теории”. Авторы книги “Витгенштейновская Вена” [Janik - Toulmen 1973 ] считают, что понятие Bild настолько близко стоит к понятию модели Генриха Греца, чъя книга “Принципы механики” сыграла большую роль в формировании мировоззрения Витгенштейна и на которую он ссылается в “Трактате”, что, по их мнению, das Bild и следует переводить как “модель”: Мы создаем себе модели Фактов . Но тем не менее Витгенштейн сам разделяет эти термины. В 2.12 он говорит: Картина - это модель реальности.

2.11 Картины изображают Ситуации в Логическом пространстве, то есть в Пространстве существования или несуществования Положений Вещей.

2.12 Картина - это модель Реальности.

Для Витгенштейна Картина является знаком не Имени, а Факта и Ситуации. То есть, одним словом, для Витгенштейна Картина - это почти всегда Пропозиция. Являясь изображением не только существующего Факта, но и возможной Ситуации, Картина изображает не только реально существующее, но и воображаемое. Скульптура Венеры, рисунок собаки в учебнике зоологии, иллюстрация сказки - все это такие же картины, как и бюст Шелли, и фотография, изображающая реальное историческое событие, и карта Англии [Stenius 1960: 88 ], но первые изображают вымышленное, а вторые - реально существовавшее.

2.13 В Картине Предметам соответствуют элементы Картины.

2.131 Элементы Картины замещают в Картине Предметы.

2.14 Суть Картины в том, что ее элементы соединены друг с другом определенным образом.

Из этих разделов следует, что Картина в витгенштейновском смысле обладает свойством изоморфизма по отношению к тому, что она изображает. Ее элементы соответствуют Предметам, и они соединены между собой определенным образом, подобно тому как Предметы соединены в Положении Вещей и Положения Вещей в Ситуации. Здесь впервые в полную силу звучит лейтмотив изоморфизма между устройством Мира и устройством языка, определяющий всю композицию “Трактата” в целом.

2.141 Картина является Фактом.

Картина не только изображает Факты, но и сама является Фактом. Это означает, во-первых, что Картина - не Предмет. Во-вторых, это может означать, что картина может стать объектом изображения (денотатом) другой картины. Так, картина Рафаэля, сфотографированная на пленку, является Фактом, Картиной которого является изображение на пленке. Но и фотография является Фактом, так как она существует в мире Фактов наравне с другими Фактами, то есть ей случается или не случается быть, она состоит из элементов, которые являются аналогами Положений Вещей и распадаются на конфигурации аналогов Предметов внутри Картины. Здесь может показаться, что такое понимание Картины ведет к бесконечному регрессу. Картина Картины, Картина Картины Картины и т. д. В начале XX века Рассел предложил теорию типов для решения подобных парадоксов, которую Витгенштейн критикует в “Трактате”, противопоставляя ей идею оппозиции того, что может быть сказано (Sagen), тому, что может быть показано (Zeigen). (Подробнее об этом см. комментарии к 3.331-3.333.) Так или иначе, идея Картины, изображающей Картину, была чрезвычайно актуальна для XX века (см. [Dunne 1920, 1930, Руднев 1992 ]), причем не только в философии, но и в культуре и искусстве - идея текста в тексте (см. [Текст в тексте 1981 ]). Витгенштейн эту проблему обходит во многом потому, что его “Картина Мира” стремится удержать постпозитивистскую метафору метафизики XIX века (о консерватизме Витгенштейна см. [Nyiri 1982 , Руднев 1998 ]), в соответствии с которой Мир, как бы он ни был сложен, - один.

2.15 Из того, что элементы Картины соединены друг с другом определенным образом, видно, что, стало быть, и Вещи соединены друг с другом.

Эта связь элементов Картины называется ее Структурой, а Возможность этой Структуры - Формой отображения.

Так же, как при описании Положения Вещей, Витгенштейн при описании Картины выделяет в Картине Структуру и Логическую Форму (Форму отображения) как Возможность этой Структуры. Именно благодаря тому, что внутри Картины ее элементы взаимосвязаны так, как взаимосвязаны Вещи в Положении Вещей, Картина и имеет Возможность отображать Положение Вещей.

2.151 Форма отображения есть Возможность того, что Вещи соединяются друг с другом подобно элементам Картины.

2.1511 Вот так Картина соотносится с Реальностью: по касательной к ней.

2.1512 Она мерило, приложенное к Реальности.

2.15121 Только предельные точки его шкалы соприкасаются с основаниями измеряемого Предмета.

Эти положения можно прояснить, если представить карту местности в виде Картины и провести от нее проекцию на местность:

Точки a, b, c и d на карте будут расположены изоморфно точкам A, B, C и D на местности. Витгенштейн, правда, предлагает несколько другую метафору Картины - измерительный прибор, линейку:

Чтобы измерить реальность линейкой, нужно, чтобы линейка и реальность соприкасались лишь краями. В дальнейшем Витгенштейн конкретизирует эти положения, говоря о методе проекции в 3.1011 -3.14.

2.1513 В соответствии с таким пониманием предполагается, что Картине также принадлежит и отношение отображения, оно и делает ее Картиной.

2.1514 Суть отношения отображения состоит в идентификации элементов Картины и соответствующих Сущностей.

2.1515 Это идентифицирующее устройство нечто вроде органов чувств Картины, которыми Картина соприкасается с Реальностью.

Какие Сущности изображает Картина? Если Картина - это наиболее фундаментальная для Витгенштейна Элементарная Пропозиция, которая является Картиной атомарного Положения Вещей, то Сущностями, с которыми соотносятся элементы Картины, являются простые Предметы. Если Картина - это сложная Пропозиция, то эти сущности - комплексные предметы, составляющие Фактов и Ситуаций.

Представление о том, что отношение отображения сродни органам чувств, то есть язык отображает реальность, подобно тому как это делают органы чувств, уже таит в себе в свернутом виде понимание того, что это отображение может быть и неадекватным. Ср. 4.002. Речь маскирует Мысль . И далее.

2.16 Чтобы быть Картиной, Факт должен иметь нечто общее с изображаемым.

2.161 В Картине и в изображенном ею должно быть нечто тождественное, так чтобы одно вообще могло бы быть Картиной другого.

2.17 То нечто, что Картина должна иметь общим с Реальностью, чтобы быть в состоянии изображать ее тем или иным способом - правильно или неправильно, - есть Форма отображения.

При описании отношений Картины и Реальности Витгенштейн употребляет три глагола, соответственно:

изображать	отражать	отображать

По Стениусу, первые два слова являются синонимами и относятся к воображаемым денотатам - изображать и отражать Картина может прежде всего Положение Вещей и Ситуацию (ср. также [Black 1966: 74-75 ]). Понятие Abbildung относится к действительному Миру, отображать Картина может лишь Реальный Факт. В своем переводе мы придерживались указаний Э. Стениуса.

По мысли Витгенштейна, сколь абстрактной ни была бы Картина, она должна иметь нечто общее с тем, что она изображает. Так, если предложение Я изучаю “Логико-философский трактат” является Картиной того Факта, что я изучаю “Логико-философский трактат”, то и у факта и у предложения должно быть что-то общее и даже тождественное. Это Форма отображения - возможность Логической Структуры, связывающей Элементы Картины и элементы Факта. Какова Форма отображения того Факта, что я изучаю “Трактат”? То, что есть некий объект a (Я) и некий объект b (“Трактат”) и отношение R “изучать”, которое носит асимметричный и нетранзитивный характер. И Картина, и Факт имеют общей эту Структуру: a R b.

2.171 Картина может изображать любую Реальность, Формой которой она располагает.

Пространственная Картина - это все пространственное, цветовая - все цветовое.

Это положение не следует, по-видимому, понимать в абсолютном смысле. Скажем, звуковые волны музыкальной мелодии (звуковая Картина) могут быть переведены в графические линии партитуры (пространственная Картина). Об этом сам Витгенштейн неоднократно пишет ниже.

2.172 Однако свою Форму отображения Картина отображать не может. Она проявляется в ней.

Это один из самых ключевых, трудных для понимания и спорных разделов “Трактата”. С него начинается мистический лейтмотив этого произведения, мотив молчания, того, что не может быть сказано. Ранее уже говорилось, что Картина может быть картиной Картины и так до бесконечности. Тот факт, что, по Витгенштейну, Картина не может отображать свою Форму отображения, то есть эксплицитно заявить о самой себе, что она устроена таким-то и таким-то образом, а это может лишь проявиться в структуре Картины, снимает необходимость решения парадокса картины в картине. Так, картина не может сказать про себя: “Я состою из двух объектов и асимметричного отношения между ними”. Это не будет выражением идеи Формы отображения той Картины, это будет другая Картина, говорящая о первой, но равноправная с первой и имеющая свою собственную, невыразимую в словах форму отображения. Отсюда критика и неприятие Витгенштейном теории типов Рассела, который решал парадоксы теории множеств типа парадокса лжеца “Я сейчас лгу” введением нескольких иерархий языков (подробнее см. ниже коммент. к 3.331-3.333). По Витгенштейну, сама Форма отображения высказывания “Я сейчас лгу” однозначно указывает на его бессмысленность, и поэтому нет необходимости вводить иерархию высказываний. Соотношение субъекта, выраженного личным местоимением первого лица и глаголом в настоящем времени, указывающим на произведение действия, само указывает на бессмысленность сочетания “Я сейчас лгу”. (Ср. анализ сочетания “Я сплю” у Н. Малкольма [Малкольм 1993 ] и анализ иллокутивного самоубийства у З. Вендлера [Вендлер 1985 ]).

2.173 Картина изображает свой Объект извне (ее точка зрения является ее Формой изображения), поэтому Картина изображает свой Объект верно или неверно.

Как уже говорилось, Форма отображения имеется лишь у Картин, изображающих действительные Факты. В данном же случае говорится просто об объекте изображения. Поэтому здесь Витгенштейн вводит новое понятие - Форма изображения (Form der Darstellung). Каждая Картина должна иметь Форму изображения, так как каждая Картина что-нибудь да изображает, будь то действительный Факт или возможная ситуация.

2.174 Но Картина не может выйти за пределы своей Формы изображения.

Другими словами, Картина не может изобразить того, чего не видно с ее Standpunkt’а, что не входит в ее Форму изображения. Если мы сфотографируем некую сценку, где, предположим, сидят и разговаривают люди, то мы не сможем воспроизвести по фотографии их разговор. Если же мы запишем их разговор на пленку, то мы не сможем восстановить жестов и взглядов разговаривающих. Камера и магнитофон не могут выйти за пределы своей Формы изображения.

2.18 То, что любая Картина независимо от того, какой она Формы, должна иметь общим с Реальностью, чтобы она вообще была в состоянии ее изображать - правдиво или лживо, - это Логическая Форма, то есть Форма Реальности.

Картина может быть пространственной, звуковой, цветовой, но она всегда имеет некую Логическую Форму. То есть Картина может иметь любую структуру, но она обязана иметь какую-нибудь структуру. И Картина может не изображать фрагментов действительного Мира, но какой-нибудь мир, какую-нибудь реальность она обязательно должна изображать. Так, если мы засветили пленку, то мы получим Картину не Реальности (которая получилась бы, если бы мы не засвечивали пленку), но Картину засвеченной пленки.

2.181 Картина, Форма отображения которой является Логической Формой, называется Логической Картиной.

Здесь, кажется, кроется противоречие с предыдущим разделом, из которого следует, что Логическая Форма с необходимостью присуща любой Картине. Возможно, это следует понимать не столь строго математически. Тот факт, что если Форма отображения является Логической Формой, то Картина является Логической Картиной, не означает, что они могут не совпадать. Ведь уже в следующем разделе говорится, что любая Картина в то же время является и Логической Картиной. Тут важно, что речь идет о возможности выполнять функцию Логической Картины - отображать Мир (2.19). Любая Логическая Картина может отображать Мир. Но на самом деле любая Картина является в то же время Логической Картиной. Стало быть, любая Картина может отображать Мир. Надо только, чтобы она, так сказать, предприняла усилие по направлению к этому.

Допустим, у нас есть портрет какого-то человека, написанный неизвестным художником. Мы не знаем, кого именно этот портрет изображает и изображает ли он вообще какого-то конкретного человека. Эта Картина имеет форму отображения. Но обладает ли она Логической Формой? Мы можем приписать ей Логическую Форму в том случае, например, если будет доказано, что эта картина является портретом некоего определенного человека, и это будет доказано экспертизой. До тех пор эта картина будет выражать лишь возможное Положение Вещей, а не действительное, она будет обладать Логической Формой лишь ex potentia.

2.19 Логическая Картина может отображать Мир.

Имеется в виду прежде всего, что Логическая Картина - это Пропозиция, которая может отражать Мир, будучи истинной или ложной (возможность истинности или ложности составляет Логическую Форму Пропозиции).

2.2 Картина имеет с отображаемым общую Логическую Форму отображения.

Когда мы устанавливаем, чьим портретом является картина, мы делаем это путем установления тождества Логической Формы отображения. Семантически суть этой процедуры сводится к тому, что мы устанавливаем, что портрет похож на оригинал. Синтаксическая сторона дела заключается в том, что мы интуитивно устанавливаем тождество или очень большое сходство тех или иных пропорций лица прототипа (возможно, изображенного на другой картине или фотографии) с лицом, изображенным на картине.

2.201 Картина отображает Реальность посредством представления Возможности существования и несуществования Положений Вещей.

2.202 Картина изображает некие возможные Ситуации в Логическом пространстве.

2.203 Картина содержит Возможность той Ситуации, которую она изображает.

Картина может изображать “простой возможный Факт”- Положение Вещей - и “сложный возможный Факт”- Ситуацию. Сам этот акт изображения показывает, что это Положение Вещей или эта Ситуация может стать или не стать действительным Фактом (тем, чему случается быть). Например, если на коробке нарисован чайник, то это может означать, что там лежит чайник. Но если чайника в коробке не окажется, то это не значит, что Картина была неверной. Картина не утверждает, что в данный момент чайник с необходимостью находится в коробке, но она утверждает, что это коробка из-под чайника, так что в принципе вполне вероятно, что чайник может находиться в ней, что это было бы, так сказать, семиотически легитимно.

Но что значит, что Картина содержит Возможность Ситуации, которую она изображает? Конечно, Картина на коробке, изображающая чайник, говорит, что здесь, возможно, лежит чайник, и в этом случае она содержит Возможность Ситуации, в соответствии с которой в коробке лежит чайник. И возможно, что она также содержит возможность того, что в коробке нет чайника. Но представим, что в коробку из-под чайника кто-то положил 13 китайских гравюр на шелку. Содержит ли Картина, изображенная на коробке, Возможность того, чтобы в коробке лежали 13 китайских гравюр? Картина на коробке, изображающая чайник, говорит, что это коробка из-под чайника, но в принципе возможно, чтобы здесь лежало все что угодно, что может сюда поместиться по чисто пространственным параметрам. Таким образом, Картина, изображающая чайник на коробке из-под чайника, содержит также и невозможность того, что в коробке лежит противотанковый гранатомет, фонарный столб длиной в 10 метров и все, что превышает размеры коробки.

2.21 Картина соответствует или не соответствует Реальности, она правильна или неправильна, истинна или ложна.

2.22 Картина изображает то, что на ней изображено, независимо от того, истинна она или ложна, посредством Формы отображения.

Картина, изображающая чайник на коробке из-под чайника, в которой лежат 13 китайских гравюр на шелку, является ложной Картиной в том случае, если кто-то прочтет изображенное на ней как “Внутри этой коробки в данный момент находится чайник”. Но то, что изображено на картине - ее Смысл - чайник, - не зависит от соотнесения картины с Реальностью (от ее Значения, референции). Допустим, на дороге неправильно поставлен знак, запрещающий проезд. Тот факт, что этот знак помещен сюда неправильно или незаконно, не отменяет того, что Смысл Знака в том, что проезд запрещен, хотя на самом деле он здесь никем запрещен не был.

2.221 То, что изображает Картина, является ее Смыслом.

Разграничение между Смыслом (Sinn) и Значением (Bedeutung) принадлежит Г. Фреге [Фреге 1997 ], одному из непосредственных предшественников и учителей Витгенштейна. Фреге понимал смысл как способ реализации значения в знаке. В том, что касается предложения, значением, по Фреге, является возможность предложения быть истинным или ложным, а смыслом - выраженное в предложении суждение. Это-то суждение и является тем, что изображает картина и что независимо от того, является ли она истинной или ложной, то есть от Истинностного Значения.

2.222 В соответствии или несоответствии ее Смысла Реальности заключается ее Истинность или Ложность.

Здесь следует помнить, что понятие Реальности у Витгенштейна означает некую биполярную среду, где одинаково присутствуют и существующие и возможные Положения Вещей и Ситуации [Finch 1977 ]. Попадая в эту среду, соотносясь с ней, Смысл Пропозиции как будто начинает отклоняться то к одному полюсу, то к другому, в зависимости от того, истинной или ложной является Пропозиция.

2.223 Чтобы узнать, истинна Картина или ложна, мы должны соотнести ее с Реальностью.

Последняя процедура далеко не всегда возможна. Она называется верификацией и является одним из важнейших принципов философской школы, унаследовавшей многие идеи “Трактата”, - Венского кружка. Венцы считали, что для того, чтобы принцип верификационизма действовал, необходимо все предложения свести к так называемым протокольным предложениям, то есть таким предложениям, которые описывают непосредственно видимую и ощущаемую реальность (см., например, [Шлик 1993 ]). Такой редукционизм впоследствии оказался малопродуктивным, часто просто невозможным. Оказалось, что едва ли не большую часть предложений языка невозможно проверить на истинность или ложность, что говорило о неадекватности верификационистского принципа. Идея о том, чтобы изгнать из речевой деятельности предложения, истинность или ложность которых проверить невозможно, например идеологические лозунги: “Коммунизм - это молодость мира”, “Империализм - это загнивающий капитализм”, оказалась бесперспективной. В 1920-1930-е годы, когда тоталитарная идеология стала захватывать мир, аналитическая философия стала призывать к толерантности по отношению к языку, то есть не к борьбе с некорректными высказываниями, а к внимательному изучению их как единственной реальности языка. В 1940-х годах к этому пришел и Витгенштейн.

2.224 Из одной лишь Картины самой по себе не узнать, истинна она или ложна.

Логические, априорно истинные Пропозиции типа А = А, которые являются истинными без соотнесения их с реальностью, исходя только из их логико-семантической структуры (L-истинные, как называет их Р. Карнап [Карнап 1959 ]), Витгенштейн не считал Пропозициями и, соответственно, Картинами, так как, по его мнению, они являются Тавтологиями, не несут никакой информации о Мире и не являются отображением Реальности (подробно об этом см. коммент. к 4.46-4.4661).

2.225 То, что было бы a priori Картиной, было бы ничем.

Как позже сказал Витгенштейн в Кембриджских лекциях 1932 года, нельзя сказать, что портрет похож на оригинал, располагая только портретом [Витгенштейн 1994: 232 ].

(продолжение в № 3 за 1999 г. )

Литература

Принятые сокращения

В 1994 - Витгенштейн Л. Избранные работы. Часть 1. М., 1994.

ЛВ 1994 - Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель. М. 1994.

Бартли У. У. Витгенштейн // ЛВ 1994.

Вендлер З. Иллокутивное самоубийство // НЛ, 16, 1985.

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

Витгенштейн Л. Лекция об этике // Даугава, 2, 1989 .

Витгенштейн Л . Логико-философский трактат // В 1994.

Витгенштейн Л. Лекции: Кембридж 1930-1932 // ЛВ 1994.

Витгенштейн Л. Из “Тетрадей 1914-1916” // Логос, 6, 1995.

Грязнов А.Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна: Критический анализ. М., 1985 .

Карнап Р. Значение и необходимость: Исследование по семантике и модальной логике. М., 1959.

Крипке С. Семантическое рассмотрение модальной логики // Семантика модальных и интенсиональных логик. М., 1979.

Лотман Ю. М. Феномен культуры // Учен. зап. Тартуского ун-та. Тр. по знаковым системам, Т. 10, 1978.

Малкольм Н. Состояние сна. М., 1993 .

Малкольм Н. Людвиг Витгенштейн: Воспоминания // ЛВ 1994.

Налимов В. В . Вероятностная модель языка: О соотношении естественных и искусственных языков. М., 1979.

Руднев В. Текст и реальность: Направление времени в культуре // WienerslawistischerAlmanach, 17, 1986 .

Руднев В. Серийное мышление // Даугава, 3,1992.

Руднев В. Витгенштейн: - вскользь, по касательной // ХЖ, 8, 1995 .

Руднев В. Феноменология события // Логос, 4, 1993.

Руднев В. П. Витгенштейн и ХХ век // Вопр. философии, № 5, 1998 .

Текст в тексте: Учен. зап. Тартуского ун-та. Тр. по знаковым системам, Т. 14, 1981.

Фреге Г. Смысл и значение / Готлоб Фреге. Избранные работы. М., 1997.

Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. М., 1980.

Шлик М. Поворот в философии // Аналитическая философия: Избр. тексты. М., 1993 .

Шопенгауэр А. Собр. соч. Т. 1. М., 1992 .

Anscombe G. E. M. An Introduction to Wittgenstein Tractatus. L., 1960.

Berlin B., Kay P. Basic color terms. Berkeley, 1969

Black M . A Companion to Wittgenstein’s Tractatus. Ithaca, 1966 .

Canfield J . Wittgenstein and Zen // Ludwig Wittgenstein: Critical Assaisements, v.4. L., 1986 .

Copi I. M. Objects, properties and relations in the Tractatus // Essays on Wittgenstein’s Tractatus. N. Y., 1966.

Dunne J. W . An Experiment with time. L., 1920.

Dunne J. W . The Serial universe. L., 1930.

Engelmann P. Letters from Ludwig Wittgenstein / With Memoir. N.Y. 1968.

Finch H. L. Wittgenstein. The Early philosophy. N.Y., 1977.

Findley J. Wittgenstein. L., 1984.

Fogelin R . Wittgenstein. L., 1976.

Gudmunsen C . Wittgenstein and buddhism. L., 1977.

Janic A., Toulmen S. Wittgenstein’s Vienna. L., 1973.

Keyt D. Wittgenstein’s notion of an object // Essays on Wittgenstein’s Tractatus. N. Y. 1966.

Kripke S. Naming and necessity. Cambr. (Mass), 1980.

Malcolm N. Nothing is hidden. Ox., 1986 .

Maslow A. A. Study on Wittgenstein’s Tractatus. Berkeley, 1961.

McGuinnes B. F. Wittgenstein: A Life. V. 1. Young Ludwig. L., 1988.

Monk R. Ludwig Wittgenstein: The Duty of genius. L., 1990.

Ny í ri J. C. Wittgenstein’s later work in relation to conservatism // Wittgenstein and his times / Ed. B. F. McGuinnes. Ox. 1982.

Prior A. N. Past, present and future. Ox., 1967 .

Russell B. An Inquiry into meaning and truth. L., 1980 .

Stenius E. Wittgenstein’s Tractatus: A Critical expositions of its main lines of thought. Ox., 1960 .

Waismann F. Wittgenstein und der Wiener Krais. Ox., 1967.

Weisgerber L. Von der Kräften der deutschen Sprache. Bd. 2. Vom Weltbild der deutschen Sprache. Düsseldorf, 1950.

Wiersbicka A. Semantics primitives. Frankfurt a. M., 1972 .

Wiersbicka A. Lingua mentalis. Sydney, 1980 .

Wittgenstein L. Logisch-philosophische Abhandlung / With new translation by D. F. Pears and B. F. McGuinnes. L., 1978.

Wittgenstein L. Notebooks 1914-1916. Ox., 1980.

Wright G. H. Wittgenstein. Ox., 1982.

1 Мир есть все, что происходит.

1.1 Мир - целокупность фактов, а не предметов.

1.11 Мир определен фактами и тем, что это все факты.

1.12 Ибо целокупность фактов определяет все, что происхо­дит, а также все, что не происходит.

1.13 Мир - это факты в логическом пространстве.

1.2 Мир подразделяется на факты.

1.21 Нечто может происходить или не происходить, а все ос­тальное окажется тем же самым.

2 Происходящее, факт, - существование со-бытий.

2.01 Со-бытие - связь объектов (предметов, вещей).

2.011 Для предмета существенно, что он должен быть возмож­ным компонентом какого-то со-бытия.

2.012 В логике нет ничего случайного: если предмет может появляться в некоем со-бытии, то возможность этого со-­бытия уже заложена в нем.

2.0121 <…> Как пространственные объекты вообще немыслимы вне пространства, временные - вне времени, так ни один объект немыслим вне возможности его сочетаний с другими.

Если можно представить себе объект в контексте со-­бытия, то вообразить его вне возможности этого контекста нельзя. <…>

2.0123 Если объект известен, то известны и все возможности его появления в со-бытиях. <…>

2.0124 Если даны все объекты, то тем самым даны и все возможные со-бытия.

2.013 Каждый предмет существует как бы в пространстве воз­можных со-бытий. Представить себе это пространство пустым можно, вообразить же предмет вне этого про­странства нельзя.

2.0131 <…> Пятну в поле зрения не обязательно быть красным, но оно должно иметь какой-то цвет - оно включено, так сказать, в цветовое пространство. Тон должен иметь некую высоту, осязаемый предмет - некую твердость и т. д. <…>

2.02331 Либо предмет обладает только ему присущими свойства­ми, которых нет у других предметов, тогда путем описа­ния его можно непосредственно выделять из других предметов и ссылаться на него; либо же имеется ряд предметов с присущими им всем общими свойствами, тогда вообще невозможно указывать на один из них.

Ведь если предмет ничем не выделяется, его не выде­лишь, иначе он и так уже был бы выделен. <…>

2.026 Лишь наличие объектов способно придать миру устойчи­вую форму.

2.027 Устойчивое, сохраняющееся и объект суть одно и то же.

2.0271 Объект - устойчивое, сохраняющееся; конфигурация - меняющееся, нестабильное.

2.0272 Конфигурация объектов образует со-бытие.

2.03 В со-бытии объекты сцеплены друг с другом, как звенья цепи.

2.031 В со-бытии объекты определенным образом соотносятся друг с другом.

2.032 Способ взаимосвязи объектов в со-бытии суть структура со-бытия.

2.033 Форма - возможность структуры.

2.034 Из структур событий складывается структура факта.

2.04 Мир - целокупность существующих со-бытий.

2.05 Целокупность существующих со-бытий определяет и то, какие со-бытия не существуют.

2.06 Действительность - существование и не-существование со-бытий.

(Существование со-бытий мы также называем положи­тельным фактом, не-существование - отрицательным.)

2.061 Со-бытия независимы друг от друга.

2.062 Из существования или не-существования одного со­бытия нельзя заключить о существовании или не-существовании другого.

2.063 Мир - действительность во всем ее охвате.

2.1 Мы создаем для себя картины фактов.

2.11 Картина представляет определенную ситуацию в логичес­ком пространстве, представляет существование и не-существование со-бытий.

2.12 Картина – модель действительности.

2.13 Объектам в картине соответствуют элементы картины.

2.131 Объекты представлены в картине элементами картины.

2.14 Скрепляет картину то, что ее элементы соотносятся друг с другом определенным образом.

2.141 Картина - факт.

2.15 Определенное соотношение элементов в картине - пред­ставление о том, что так соотносятся друг с другом вещи. Назовем эту связь элементов картины ее структурой, а возможность такой структуры - формой изображения, присущей данной картине.

2.151 Форма изображения - возможность того, что вещи со­относятся между собой так же, как элементы картины.

2.1511 Так картина связывается с действительностью; она со­прикасается с ней. <…>

2.181 Если формой изображения служит логическая форма, то картина называется логической картиной.

2.182 Всякая картина является и логической картиной. (Напротив, не всякая картина является, например, пространственной).

2.19 Логическая картина способна изображать мир. <…>

2.21 Картина соответствует или не соответствует действитель­ности; она верна или неверна, истинна или ложна.

2.22 Посредством своей изобразительной формы картина изображает то, что она изображает, независимо от ее ис­тинности или ложности.

2.221 То, что картина изображает, - ее смысл.

2.222 Ее истинность или ложность состоит в соответствии или несоответствии ее смысла действительности.

2.223 Чтобы узнать, истинна или ложна картина, ее нужно со­поставить с действительностью.

2.224 Из картины самой по себе нельзя узнать, истинна она или ложна.

2.225 Не существует какой-то априори истинной картины.

3 Мысль - логическая картина факта.

3.001 “Со-бытие мыслимо” означает: “Мы в состоянии предста­вить себе ту или иную его картину”.

3.01 Целокупность истинных мыслей - картина мира. <…>

3.03 Нелогичное немыслимо, ибо в противном случае нужно было бы мыслить нелогично.

3.031 Когда-то говорили, что Бог мог бы сотворить все, кроме того, что противоречило бы логическим законам. – Де­ло в том, что невозможно сказать, как бы выглядел “нелогичный мир”.

3.032 Изображать в языке нечто “противоречащее логике” столь же невозможно, как и изображать в простра­нственных координатах фигуру, противоречащую законам пространства, или же указывать координаты несу­ществующей точки. <…>

3.1 В предложении мысль выражается чувственно восприни­маемым способом. <…>

3.12 Знак, с помощью которого выражается мысль, я назы­ваю знаком-предложением. Знак-предложение – пред­ложение в его проективном отношении к миру.

3.13 К предложению относится все, что присуще проекции,заисключением самого проецируемого.

Следовательно, возможность проецируемого, а не оно само.

Стало быть, в предложении содержится еще не его смысл, а возможность его выразить.

(Выражение “содержание предложения” означает содер­жание осмысленного предложения.)

В предложении заключена форма, а не содержание его смысла.

3.14 Знак-предложение составляется так, что его элементы, слова, соотносятся друг с другом определенным образом.

Знак-предложение - факт.

3.141 Предложение – это не смесь слов. – (Как музыкальная тема – не смесь звуков).

Предложение внутренне организовано. <…>

3.143 То, что знак-предложение - факт, завуалировано обыч­ной, письменной или печатной, формой выражения.

Так, например, в печатном виде знак-предложение, по сути, не отличается от слова. <…>

3.1431 Суть знака-предложения становится намного яснее, если вообразить в качестве его составляющих не письменные знаки, а пространственные предметы (скажем, столы, стулья, книги).

При этом смысл предложения будет выражен взаиморасположением этих предметов. <…>

3.202 Простые знаки, употребленные в предложении, называ­ются именами.

3.203 Имя обозначает объект. Объект - его значение (“А” есть тот же знак, что и “А”).

3.21 Конфигурация простых знаков в знаке-предложении со­ответствует конфигурации объектов в определенной си­туации.

3.22 Имя в предложении представляет объект.

3.221 Объекты можно только именовать. Знаки их представ­ляют. Говорить можно лишь о них, высказывать же их нельзя. Предложение способно говорить не о том, что есть предмет, а лишь о том, как он есть. <…>

3.251 То, что предложение выражает, оно выражает опреде­ленным, четко упорядоченным способом: предложение внутренне организовано.

3.26 Имя не расчленяется с помощью определения на даль­нейшие составные части: оно - элементарный знак. <…>

3.262 Что не удается выразить в знаке, показывает его упот­ребление. Что проглатывают знаки, договариваетихприменение.

3.263 Значения элементарных знаков могут растолковываться путем пояснений. Пояснения - предложения, содержа­щие такие знаки. Стало быть, их можно понять лишь при условии, что значения этих знаков уже известны.

3.3 Только предложение имеет смысл; имя обретает значе­ние лишь в контексте предложения.

3.31 Любую часть предложения, которая характеризует его смысл, я называю выражением (символом).

(Предложение само по себе есть выражение.)

Выражение - все то общее (существенное для смысла), что могут иметь друг с другом предложения. <…>

3.322 При разных способах обозначения факт обозначения двух объектов одним и тем же знаком никак не может указывать на общий признак этих объектов. Ибо знак ведь произволен. Следовательно, можно было бы выбрать вместо одного два разных знака, а тогда что оста­лось бы от общности обозначения?

3.323 В повседневном языке нередко бывает, что одно и то же слово осуществляет обозначение по-разному - следова­тельно, принадлежит к разным символам – либо же что два слова, обозначающих по-разному, внешне употребля­ются в предложении одинаково.

Так, слово “есть” выступает в языке как глагол-связка, как знак тождества и как выражение существования; слово “существовать” употребляется аналогично непереходному глаголу “идти”; слово “тождественный” - как прилагательное; предметом, о котором идет речь, может быть нечто , но и нечто происходящее.

(В предложении “Зеленое есть зеленое” – где первое слово – имя собственное, а последнее – прилагатель­ное – эти слова не просто имеют разные значения, но и являются разными символами. )

3.324 Отсюда с легкостью возникают фундаментальнейшие подмены одного другим (которыми полна вся философия).

3.325 Во избежание таких ошибок следует употреблять знако­вый язык, который бы исключалих, поскольку в нем бы не применялись одинаковые знаки для разных символов и не использовались внешне одинаковым образом знаки с разными способами обозначения. <…>

3.326 Для распознания символа в знаке нужно обращать внимание на его осмысленное употребление.

3.327 Знак определяет логическую форму только вместе со своим логико-синтаксическим применением. <…>

4 Мысль - осмысленное предложение.

4.001 Целокупность предложений - язык.

4.002 Человек обладает способностью строить языки, позволя­ющие выразить любой смысл, понятия не имея о том, как и что обозначает каждое слово. - Так же как люди говорят, не зная способа порождения отдельных звуков.

Повседневный язык - часть человеческого устройства, и он не менее сложен, чем это устройство.

Люди не в состоянии непосредственно извлечь из него логику языка.

Язык переодевает мысли. Причем настолько, что внеш­няя форма одежды не позволяет судить о форме обла­ченной в нее мысли; дело в том, что внешняя форма одежды создавалась с совершенно иными целями, от­нюдь не для того, чтобы судить по ней о форме тела.

Молчаливо принимаемые соглашения, служащие пони­манию повседневного языка, чрезмерно сложны.

4.003 Большинство предложений и вопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны. Вот почему на вопросы такого рода вообще невозможно давать ответы, можно лишь устанавливатьих бессмысленность.

Большинство предложений и вопросов философа коре­нится в нашем непонимании логики языка.

(Это вопросы такого типа, как: тождественно ли добро в большей или меньшей степени, чем прекрасное.)

И неудивительно, что самые глубокие проблемы - это, по сути, не проблемы.

4.0031 Вся философия - это “критика языка”. <…>

4.01 Предложение - картина действительности.

Предложение - модель действительности, какой мы ее себе представляем.

4.011 На первый взгляд предложение - как оно, например, напечатано на бумаге - не кажется картиной действи­тельности, о которой в нем идет речь. Но и нотное пись­мо на первый взгляд не кажется изображением музыки, а наше фонетическое (буквенное) письмо - изображе­нием нашей речи.

И все-таки эти знаковые языки оказываются даже в обычном смысле слова изображениями того, что они представляют. <…>

4.014 Граммофонная пластинка, музыкальная тема, нотная за­пись, звуковые волны - все они находятся между собой в таком же внутреннем отношении отображения, какое существует между языком и миром.

Все они имеют общий логический строй. <…>

4.0141 Существует общее правило, с помощью которого музы­кант может воспроизвести симфонию по ее партитуре, правило, позволяющее воспроизвести ее по линиям грам­записи и вновь восстановить партитуру. В этом как раз и состоит внутреннее сходство таких на первый взгляд столь различных построений. И это правило - закон проекции, по которому в нотном письме симфония прое­цируется. Это - правило перевода языка нот в язык граммофонной записи.

4.015 Возможность всех сравнений, всей образности нашего языка основывается на логике изображения.

4.016 Чтобы понять сущность предложения, вспомним об ие­роглифическом письме, повествующем о фактах путем изображения.

И из него, не утратив того, что существенно для изобра­жения, возникло буквенное письмо.

4.02 В этом убеждает то, что мы понимаем смысл знака-пред­ложения без его разъяснения нам.

4.021 Предложение - картина действительности: ибо, пони­мая предложение, я знаю изображаемую им возможную ситуацию. И я понимаю предложение без того, чтобы мне объяснили его смысл.

4.022 Предложение показывает свой смысл.

Предложение показывает, как обстоит дело, если оно истинно. И оно говорит, что дело обстоит так.

4.023 Предложение может определять действительность на­столько, что для приведения его в соответствие с ней требуется лишь сказать “да” или “нет”, и ничего больше.

Для этого нужно, чтобы действительность полностью описывалась им.

Предложение – описание какого-то со-бытия.

Если описание объекта характеризует его внешние свой­ства, то предложение описывает действительность по ее внутренним свойствам.

Предложение конструирует мир с помощью логического каркаса, и поэтому в предложении, если оно истинно, дей­ствительно можно усмотреть все логические черты реаль­ности. <…>

4.0311 Одно имя представляет один предмет, другое – другой, и они связаны друг с другом, так что целое – подобно живой картине – передает некоторое со-бытие.

4.0312 Возможность предложения основывается на принципе замещения объектов знаками. <…>

4.05 Действительность сопоставляется с предложением.

4.06 Предложение может быть истинным или ложным лишь в силу того, что оно – картина действительности. <…>

4.11 Целокупность истинных предложений - наука в ее пол­ноте (или целокупность наук).

4.111 Философия не является одной из наук.

(Слово “философия” должно обозначать нечто, стоящее под или над, но не рядом с науками.)

4.112 Цель философии - логическое прояснение мыслей.

Философия не учение, а деятельность.

Философская работа, по существу, состоит из разъясне­ний.

Результат философии не “философские предложения”, а достигнутая ясность предложений.

Мысли, обычно как бы туманные и расплывчатые, фи­лософия призвана делать ясными и отчетливыми. <…>

4.113 Философия ограничивает спорную территорию науки.

4.114 Она призвана определить границы мыслимого и тем са­мым немыслимого.

Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое.

4.115 Она дает понять, что не может быть сказано, ясно пред­ставляя то, что может быть сказано.

4.116 Все, что вообще мыслимо, можно мыслить ясно. Все, что поддается высказыванию, может быть высказано ясно.

4.12 Предложение может изображать всю действительность, но не в состоянии изображать то общее, что у него должно быть с действительностью, чтобы оно могло изображать ее, – логическую форму.

Чтобы иметь возможность изображать логическую фор­му, мы должны были бы обладать способностью вместе с предложением выходить за пределы логики, то есть за пределы мира.

4.121 Предложение не способно изображать логическую фор­му, она отражается в нем.

То, что отражается в языке, эта форма не может изоб­разить.

То, что выражает себя в языке, мы не можем выразить с помощью языка.

Предложение показывает логическую форму действи­тельности.

Оно предъявляет ее. <…>

4.1212 То, что может быть показано, не может быть сказано.

4.1213 Отсюда понятно и владеющее нами чувство: при нали­чии хорошего знакового языка мы уже обладаем пра­вильным логическим пониманием. <…>

5.135 Из существования какой-то одной ситуации никак нельзя заключить о существовании другой, совершенно отлич­ной от нее ситуации.

5.136 Какой-то причинной связи, которая оправдывала бы та­кое заключение, не существует.

5.1361 Выводить события будущего из событий настоящего невозможно.

Суеверие - вера в такую причинную связь.

5.1362 Свобода воли состоит в том, что поступки, которые будут совершены впоследствии, не могут быть познаны сейчас.

Знать о них можно было бы лишь в том случае, если бы причинность - подобно связи логического вывода - представляла собой внутреннюю необходимость. <…>

5.6 Границы моего языка означают границы моего мира.

5.61 Логика заполняет мир; границы мира суть и ее границы.

Стало быть, в логике нельзя сказать: в мире имеется это и это, а того в нем нет.

Это предполагало бы, что мы исключаем какие-то воз­можности, а такого не может быть: ведь в противном случае логика должна была бы выйти за пределы мира, если бы эти границы поддавались рассмотрению лишь извне.

Мы не можем мыслить то, что мыслить не в наших си­лах; значит, то, что мы не в силах мыслить, мы не в со­стоянии и сказать.

5.62 Это замечание дает ключ к решению вопроса, насколько истинен солипсизм.

То, что солипсизм подразумевает, совершенно правиль­но, только это не может быть сказано, но оно обнару­живает себя.

То, что мир является моим миром, обнаруживается в том, что границы особого языка (того языка, который мне только и понятен) означают границы моего мира.

5.621 Мир и Жизнь суть одно.

5.63 Я есть мой мир. (Микрокосм.)

5.631 Не существует мыслящего, представляющего субъекта.

Если бы я писал книгу “Мир, каким я его нахожу”, то в ней следовало бы сообщить и о моем теле и рассказать, какие члены подчиняются моей воле, а какие - нет и т. д. Это, собственно, и есть метод изоляции субъекта, или, скорее, показа того, что субъекта в некоем важном смысле этого слова вообще не существует: ибо о нем од­ном не могла бы идти речь в этой книге. -

5.632 Субъект не принадлежит миру, а представляет собой не­кую границу мира.

5.633 Где в мире должен быть обнаружен метафизический субъект?

Ты говоришь, что дело здесь обстоит совершенно так же, как с глазом и полем зрения. Но в действительности ты не видишь глаза.

И ничто в поле зрения не позволяет делать вывод, что оно видится глазом.

5.6331 То есть огрубленная форма визуального поля не такова:

5.634 Это связано с тем, что никакая часть нашего опыта не является одновременно и априорной.

Все, что мы видим, могло бы быть и иным.

Все, что мы вообще в состоянии описать, могло бы быть и другим.

Не существует априорного порядка вещей.

5.64 Здесь видно, что строго проведенный солипсизм совпада­ет с чистым реализмом. “Я” солипсизма сжимается до непротяженной точки, остается же соотнесенная с ним реальность.

5.641 Таким образом, в философии о “Я” действительно мож­но в определенном смысле говорить непсихологически.

“Я” привносится в философию тем, что “мир есть мой мир”.

Философское “Я” - это не человек, не человеческое те­ло или человеческая душа, с которой имеет дело психо­логия, но метафизический субъект, граница – а не часть - мира. <…>

6.124 Логические предложения описывают каркас мира, или же, скорее, они изображают его. Они ни о чем не "повествуют". Они предполагают, что имена имеют значение, а элементарные предложения – смысл. Это и есть их связь с миром. <…>

6.363 Процесс индукции состоит в том, что предполагается простейший закон, который требуется привести в соот­ветствие с нашим опытом.

6.3631 Но этот процесс имеет не логическое, а только психоло­гическое обоснование.

Разумеется, нет оснований полагать, что и в действи­тельности осуществится этот простейший случай.

6.36311 Что утром взойдет солнце - гипотеза; а это значит, мы не знаем, взойдет оно или нет.

6.37 Из того, что произошло одно, принудительно не следует, что должно произойти другое. Существует только логи­ческая необходимость.

6.371 В основе всего современного мировоззрения лежит иллю­зия, будто бы так называемые законы природы суть объ­яснения природных явлений.

6.372 Так, перед законами природы останавливаются, как пе­ред чем-то неприкосновенным, - словно древние перед Богом и Судьбой.

Причем в обоих подходах есть верное и неверное. Ста­рый, конечно, ясней, поскольку он признает некий чет­кий предел, в то время как в новых системах может со­здаться впечатление, будто все объяснено.

6.373 Мир независим от моей воли.

6.374 Если бы даже произошло все, чего мы желаем, это было бы лишь, так сказать, милостью судьбы, ибо между во­лей и миром нет логической связи, которая бы обеспечи­вала это. Предполагаемая же физическая связь сама по себе - это ведь не то, на что могла бы быть направлена наша воля.

6.375 Как существует лишь логическая необходимость, так су­ществует и лишь логическая невозможность.

6.3751 Например, невозможно одновременное присутствие двух цветов в одном и том же пункте визуального поля, при­том логически невозможно, ибо это исключено логичес­кой структурой цвета. <…>

6.41 Смысл мира должен находиться вне мира. В мире все есть, как оно есть, и все происходит, как оно происхо­дит; в нем нет ценности - а если бы она и была, то не имела бы ценности.

Если есть некая ценность, действительно обладающая ценностью, она должна находиться вне всего происходя­щего и так-бытия. Ибо все происходящее и так-бытие случайны.

То, что делает его неслучайным, не может находиться в мире, ибо иначе оно бы вновь стало случайным.

Оно должно находиться вне мира.

6.42 Потому и невозможны предложения этики.

Высшее не выразить предложениями.

6.421 Понятно, что этика не поддается высказыванию.

Этика трансцендентальна.

(Этика и эстетика суть одно.)

6.422 При установлении этического закона, имеющего форму “ты должен...”, сразу же приходит в голову: а что, если я этого не сделаю? Ясно, однако, что этика не имеет ничего общего с наказанием и вознаграждением в обычном смысле. Следовательно, вопрос о последствиях поступка не должен иметь значения. - По крайней мере эти последствия не должны быть событиями. Ибо должно же быть что-то правильное в такой постановке вопроса. Действительно, должно существовать некоего рода этическое вознаграждение и этическое наказание, но они должны заключаться в самом поступке.

(И ясно также, что вознаграждение должно быть чем-то приятным, а наказание - чем-то неприятным.)

6.423 Говорить о воле как о носителе этического - невозможно.

Воля же как феномен интересует только психологию.

6.43 Если добрая или злая воля изменяет мир, то ей по силам изменить лишь границы мира, а не факты, - не то, что может быть выражено посредством языка.

Короче, мир благодаря этому должен тогда вообще стать другим. Он должен как бы уменьшиться или увеличиться как целое.

Мир счастливого отличен от мира несчастного.

6.431 Так же, как со смертью, мир не изменяется, а прекра­щается.

6.4311 Смерть не событие жизни. Человек не испытывает смерти.

Если под вечностью понимать не бесконечную длитель­ность времени, но безвременность, то вечно жив тот, кто живет в настоящем.

Стало быть, наша жизнь не имеет конца, так же как на­ше поле зрения не имеет границ.

6.4312 Бессмертие человеческой души во времени, то есть веч­ное продолжение ее жизни и после смерти, не только ни­как не подтверждается, но не оправдывает всегда возла­гавшихся на него надежд и в качестве допущения. Живи я вечно – разве этим раскрывалась бы некая тайна? Разве и тогда эта вечная жизнь не была бы столь же загадочной, как и нынешняя? Постижение тайны жизни в пространстве и времени лежит вне пространства и вре­мени.

(Ведь здесь подлежит решению вовсе не какая-то из проблем науки.)

6.432 С точки зрения высшего совершенно безразлично, как обстоят дела в мире. Бог не обнаруживается в мире.

6.4321 Факты всецело причастны лишь постановке задачи, но не процессу ее решения.

6.44 Мистическое - не то, как мир есть, а что он есть.

6.45 Созерцание мира с точки зрения вечности - это созерцание его как целого - ограниченного целого.

Переживание мира как ограниченного целого - вот что такое мистическое.

6.5 Для ответа, который невозможно высказать, нельзя так же высказать и вопрос.

Тайны не существует.

Если вопрос вообще может быть поставлен, то на него можно и ответить.

6.51 Скептицизм не неопровержим, но явно бессмыслен, по­скольку он пытается сомневаться там, где невозможно спрашивать.

Ибо сомнение может существовать только там, где су­ществует вопрос; вопрос - только там, где существует ответ, а ответ - лишь там, где нечто может быть высказано.

6.52 Мы чувствуем, что, если бы даже были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим. Тогда, ко­нечно, уж не осталось бы вопросов, но это и было бы определенным ответом.

6.521 Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезно­вению этой проблемы.

(Не потому ли те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все же не в состоянии сказать, в чем со­стоит этот смысл.)

6.522 В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя, это – мистическое.

6.53 Правильный метод философии, собственно, состоял бы в следующем: ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, то есть кроме высказываний науки, - следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего обще­го с философией. - А всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, доказывать ему, что он не наделил значением определенные знаки своих предложений. Этот метод не приносил бы удовлетворе­ния собеседнику - он не чувствовал бы, что его обуча­ют философии, - но лишь такой метод был бы безу­пречно правильным.

6.54 Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью - по ним - над ними, в конечном счете признает, что они бес-смысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней.)

Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он пра­вильно увидит мир.

7. О чем невозможно говорить, о том следует молчать.

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. // Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I . М., 1994. С 5–73 (перевод с нем. Козловой М.С., Асеева Ю.А.).

с параллельным философско-семиотическим комментарием Вадима Руднева

3 Логической Картиной Фактов является Мысль.

Мысль (Gedanke) для Витгенштейна имеет объективизированный антипсихологический характер и принципиально соотнесена с Пропозицией. Строго говоря, мысль - это и есть Пропозиция (ср. тезис 4: Мысль - это Пропозиция, обладающая Смыслом). Обладая той же Логической Формой, что и Факт, она изоморфна Факту. Существует легенда, рассказанная несколько по-разному Н. Малкольмом и Г. фон Вригтом, о том, как Витгенштейн уже в Кембридже пересмотрел идею Логической Формы как потенциального изоморфизма между Картиной, Мыслью, Пропозицией и Фактом: “Витгенштейн и преподаватель экономики в Кембридже П. Сраффа подолгу обсуждали между собой идеи “Трактата”. Однажды (кажется, они ехали в поезде), когда Витгенштейн настаивал, что пропозиция и то, что она описывает, должны иметь одинаковую “логическую форму”, характеризоваться одинаковой “логической сложностью”, Сраффа сделал жест, знакомый неаполитанцам и означающий что-то вроде отвращения или презрения: он прикоснулся к месту под подбородком наружной стороной кончиков пальцев и спросил: “А какая логическая форма у этого?” Вопрос Сраффы породил у Витгенштейна чувство, что абсурдно настаивать на том, будто бы пропозиция и то, что она описывает, должны иметь ту же самую “форму”. Это разрушило власть над его же собственной теорией о том, что Пропозиция на самом деле должна быть “картиной реальности, которую она описывает” [Людвиг Витгенштейн 1994: 71 ].

3.001 “Положение Вещей мыслимо” означает: мы можем создать его Картину.

Таким образом, мышление, по Витгенштейну, равносильно моделированию Логических Картин, так как Картина содержит в себе Возможность той Ситуации, которую она изображает (см. 2.203).

3.01 Совокупностью всех истинных Мыслей является Картина Мира.

В отличие от Вайсгербера, для которого Weltbild - это обыкновенная научная метафора, Витгенштейн действительно представляет себе Картину Мира как огромное полотно, элементами которого являются все истинные Пропозиции. Конечно, возможность построения такой Картины является чисто умозрительной, так как, во-первых, невозможно установить даже для большей части высказанных мыслей, являются ли они истинными или ложными (ср. [Даммит 1987] ), и, во-вторых, невозможно чисто технически одномоментно описать все истинные мысли. Если же представлять себе этот процесс реально во времени, тогда он приведет к бесконечному регрессу, так как, пока одни мысли будут регистрироваться как истинные, другие, уже зарегистрированные, могут стать ложными, и наоборот. Наконец, последний и самый сложный вопрос. Даже если обойти трудности, перечисленные выше, то остается неясным, включать ли в Картину Мира мысли, выраженные в художественной литературе вымышленными персонажами. Этот вопрос в свою очередь порождает проблему, считать ли Мир, в котором мы живем, действительным в строгом смысле слова или множеством возможных миров. Во втором случае в его Картину войдут все воображаемые фиктивные пропозиции, но это будет мир без берегов. В первом случае это будет слишком узкий мир (именно так назвал Мир “Трактата” Г. фон Вригт [Вригт 1986 ]). Витгенштейн выбирает первое.

3.02 Мысль содержит Возможность мыслимой ею ситуации. Мыслимое тем самым является Возможным.

Этот тезис является пояснением тезиса 3.001. Мысль определяет не только действительное, но и возможное, то есть не только Факты, но и Ситуации. В этом смысле “носитель” мышления располагает не только возможностью высказать то, как обстоит дело, но и содержит в своем мыслительном аппарате весь арсенал возможных направлений событий или положений дел. Но данный тезис содержит еще одно заявление, которое можно повернуть, так сказать, объективно-идеалистически. “Мыслимое тем самым является Возможным”. Но значит, если можно помыслить, что существуют гномы, ручные тигры (см. [Moore 1959 ]), или золотая гора [Рассел 1996 ], если можно помыслить, что существуют квадратные круги, стало быть, все это возможно в действительности. Вероятно, по Витгенштейну, мысль, что существуют квадратные круги, не является настоящей мыслью, так же как предложение “Глокая куздра бодланула бокра” не является пропозицией, так как они не удовлетворяют критерию осмысленности . Но критерии осмысленности - это очень скользкая вещь. В 1950-е годы Хомский приводил в качестве совершенно бессмысленного высказывание “Бесцветные зеленые идеи яростно спят”, а спустя 20 лет Р. О. Якобсон показал, что это предложение можно прочесть как вполне осмысленное (см. [Putnam 1975 ]). Как найти выход из этого мейнонгианства, Витгенштейн в отличие от Рассела с его теорией дескрипций не говорит.

3.03 Мы не можем помыслить ничего нелогического, поскольку иначе мы должны были бы мыслить нелогически.

Кажется, что это суждение содержит в себе парадокс, так как оно противоречит обыденным речевым установкам, то есть таким выражениям, как “это нелогично”, “в твоих рассуждениях нет логики” и т. п. По мысли Витгенштейна, Логика пронизывает Мир, и границы Мира проходят по границам Логики. Логическая ошибка в рассуждении о чем-либо покоится не на отсутствии Логики, а не ее неверном использовании, она не вне Логики. Так же, как человек может заблудиться, сбиться с пути, но это не значит, что правильного, истинного пути объективно не существует. Его можно найти, точно так же, как можно найти логическую ошибку, которая совершается не вопреки Логике, а в результате неверного следования ей.

3.031 Когда-то было сказано, что Бог может создать все: но только не то, что противоречило бы законам Логики. Именно о таком “нелогическом” Мире мы не могли бы ничего сказать, как он выглядит.

Витгенштейн исходит из предпосылки, что Логика одна. В конце ХХ века, конечно, можно сказать, что это неверно. Существует целый ряд сводимых и несводимых друг к другу многозначных паранепротиворечивых модальных и интенсиональных логик, которые значительно отличаются друг от друга по системе аксиом и выводу. См., например, [Семантика модальных и интенсиональных логик 1979, Зиновьев 1960 ]. Говоря в терминах семантики возможных миров, положение Витгенштейна о том, что нельзя сказать о нелогическом мире, как он выглядит, равносильно высказыванию о том, что не существует невозможных возможных миров. Я. Хинтикка в статье “В защиту невозможных возможных миров” показал, что это не так [Хинтикка 1980 ].

Кроме того, с ортодоксальной христианской точки зрения Бог всегда выше Логики и создает ее вместе с миром. С историко-антропологической точки зрения современному логическому мышлению предшествует мифологическое, в котором нет логики в витгенштейновском смысле слова [Леви-Брюль 1994, Лосев 1980 ]. Витгенштейн, впрочем, с последним тезисом в его фрезеровском варианте был категорически не согласен (см. его «Заметки о “Золотой ветви” Фрезера» [Витгенштейн 1989 b ]). Наконец, идеи поздних постпсихоаналитиков К. Г. Юнга, Д. Бома, С. Грофа говорят о возможностях другого, внелогического постижения реальности [Гроф 1992 ]. Конечно, нельзя сказать, что все эти идеи опровергают мысль Витгенштейна, потому что в определенном смысле Витгенштейн вообще не говорит о человеческом сознании не только в психологическом, но и в философском смысле. Его позиция в “Трактате” вообще антименталистская. В поздних работах Витгенштейн от такой позиции отказывается. В них сознание, хотя и на свой лад, его интересует, в каком-то смысле даже в первую очередь.

3.032 Представить в речи нечто “противоречащее Логике” так же маловероятно, как представить в геометрии посредством ее координат фигуру, противоречащую законам пространства, или дать координаты точки, которой не существует.

3.0321 Скорее, мы могли бы представить пространственное Положение Вещей, противоречащее законам физики, но никак не законам геометрии.

Таким образом, получается, что законы Логики (и геометрии) более фундаментальны, чем законы физики. Можно представить себе в качестве теоретической возможности, что предметы падают вверх, а не вниз, или человека с львиной головой (ср. рассуждения Витгенштейна о том, что такое чудо, в “Лекции об этике” 1929 года [Витгенштейн 1989а ]), но представить себе, что А равно не-А или что из А не следует не не-А, нельзя. На возможные возражения, что такие нарушения логики имеют место в сновидениях или в иных измененных состояниях сознания, Витгенштейн, вероятно, ответил бы, что такие положения вещей не являются “мыслимыми” (denkbar), то есть не могут быть адекватно переданы в виде последовательности Пропозиций так, чтобы при этом подобные нарушения законов Логики сохранились. Когда человек, рассказывая сон, говорит: “Это была одновременно моя мать и моя бабушка”, он пользуется обычным языком Логики, и данное высказывание будет, к примеру, означать: “Я отождествлял этот объект то с матерью, то с бабушкой”. Сказать, что он отождествлял этот объект с матерью и бабушкой одновременно, не имеет смысла, так как понятие времени не имеет к сновидению никакого отношения [Малкольм 1993 ].

3.04 Некой правильной Мыслью была бы та, чья Истинность обусловливалась бы ее Возможностью.

3.05 Только тогда мы могли бы знать a priori, что Мысль является истинной, когда ее Истинность могла бы быть познана из самой Мысли (при отсутствии объекта сравнения).

Здесь ключевым словом представляется слово “Возможность”. Возможность Мысли обеспечивает ее Истинность. Возможность - слово, которое определяет понятие Логической Формы как Возможности обладания определенной Структурой. Если, исходя из одной лишь Логической Формы, можно было бы сказать, что Мысль является истинной, то такая Мысль была бы правильной a priori. Здесь речь может идти только о логических истинах, которые, как будет видно ниже, Витгенштейн ставит очень невысоко. Возможность (= Логическая Форма) предоставляет Мысли выбор быть как истинной, так и ложной, что проясняется при сопоставлении Мысли с Реальностью.

3.1 В Пропозиции Мысль проявляет себя как чувственно воспринимаемая.

3.11 Мы используем в Пропозиции чувственно-воспринимаемые Знаки (звуковые или письменные) в качестве Проекции возможной Ситуации.

Проекционный метод представляет собой продумывание Смысла Пропозиции. С этих разделов начинается изложение своеобразной семиотики Витгенштейна. Предложение (Пропозиция) - это знаковое (то есть имеющее план выражения - “чувственно воспринимаемое”) оформление Мысли. Здесь также впервые заходит речь о Проекции, хотя в действительности имплицитно об этом говорилось раньше в связи с идеей отображения как механизма соотнесения Картины с Фактом или Ситуацией. Знак - наиболее общепринятая Картина Мысли. Знаки, используемые в Пропозиции, - имена, выражения, - являются коррелятами Предметов и Положений Вещей.

Так, например, в Пропозиции “Земля круглая” знак “Земля” соединяется со знаком “быть круглым”, что является Проекцией того Факта (или возможной Ситуации), что Земля является круглой. Другим знаковым “проектом” того, что Земля является круглой, может служить глобус как логическая Картина (модель) Земли.

3.12 Знак, при помощи которого мы проявляем Мысль, я называю Пропозициональным знаком. И Пропозиция это Пропозициональный Знак в его проективном отношении к Миру.

Здесь и далее, где это представляется возможным, глагол ausdruecken и производное от него существительное Ausdruck мы переводим как “проявлять” и “проявление”, а не “выражать” и “выражение” как в предыдущих переводах. Этим достигается, во-первых, рассогласование с понятием “выражение” в значении “сочетание слов”, “суждение” и, во-вторых, бóльшая выразительность этого чрезвычайно важного для Витгенштейна термина: Мысль существует как будто в непроявленном, скрытом, потенциальном виде; Пропозициональный Знак проявляет, раскрывает, актуализирует Мысль, делает ее зримой, “чувственновоспринимаемой” (последнее роднит систему витгенштейновских взглядов со средневековым трактатом Анандавардханы “Дхваньялока”, где речь также идет о проявленном и непроявленном смысле [Анандавардхана 1976 ]).

Термины Пропозиция (Satz) и Пропозициональный Знак (Satzsache) соотносятся у Витгенштейна примерно так же, как в русской лингвистической традиции соотносятся термины “высказывание” и “предложение”. Высказывание (Пропозиция) - это предложение (Пропозициональный Знак) в данном конкретном употреблении.

3.12 Знак, при помощи которого мы проявляем Мысль, я называю Пропозициональным Знаком. И Пропозиция - это Пропозициональный знак в его проективном отношении к Миру; предложение (Пропозициональный Знак) - это совокупность всех существующих и возможных употреблений данного высказывания (Пропозиция).

3.13 Пропозиции принадлежит то, что принадлежит Проекции; но не проецируемое.

Стало быть, Возможность проецируемого, но не оно само.

Стало быть, в Пропозиции не содержится ее Смысл, скорее, Возможность его проявления.

В Пропозиции содержится Форма ее Смысла, но не его содержание.

Проецируемое - это область денотатов: Предметы, Положения Вещей, Ситуации и Факты. Они не принадлежат Пропозиции. Ей принадлежит то, что принадлежит проекции, то есть область Знаков: Имена и Свойства или отношения, Элементарные Пропозиции и Пропозиции. Общей у проекции и проецируемого является Логическая Форма, в частности Форма Смысла, то есть то, каким способом проецируемое отображается в проекции. Пропозиция содержит Форму Смысла, а не сам Смысл, то есть Возможность при помощи изоморфного отображения стать Картиной того или иного фрагмента Реальности; Пропозиция содержит потенциальность Смысла.

3.14 Суть Пропозиционального Знака заключается в том, что его элементы, слова, соединяются в нем определенным образом.

Пропозициональный Знак - это некий Факт.

Здесь налицо мотивный параллелизм с разделом 2.03, где говорится о том, что в Положении Вещей Предметы соединены подобно звеньям цепи.

Пропозиция, так же как и Картина (опять-таки мотивное варьирование 2.142), является Фактом, то есть не потенциальным, возможным, а действительным, актуальным элементом Реальности.

Суть этой “фактуальности” Пропозиционального Знака состоит в том, что в нем имеет место соединение между собой определенных знаковых элементов, причем не произвольное конгломеративное, а структурное (синтаксическое) соединение. Это соединение, эта структура, и является Фактом, вне зависимости от того, выражает ли она действительное положение дел или только возможное.

Например, если мы скажем, что у всех марсиан квадратные глаза, и при этом мы никогда не видели ни одного марсианина, и, возможно, что они вообще не существуют, а если они существуют, то квадратность их глаз не подтверждается, все равно конструкция

" (M) (M(a) a (a(k)),

где " - квантор всеобщности, M - множество марсиан, a - обладание глазом, K - быть квадратным, будет оставаться Фактом. Фактом является не содержание того, что у всех марсиан квадратные глаза. Фактом является то, что Пропозициональный Знак “У всех марсиан квадратные глаза” утверждает то же, что " (M) M (a) a (a) (k)).

3.141 Пропозиция ни в коей мере не является словесным конгломератом.

(Так музыкальная тема не является конгломератом звуков.)

Пропозиция является четко артикулируемой.

Здесь подчеркивается структурный характер связи между элементами Пропозиции. Как в предложении должен быть субъект и предикат, так в музыкальной теме должны быть тоника, доминанта и субдоминанта. Как музыкальная тема - это определенная иерархия звуков и мотивов, так в предложении имеет место иерархия языковых знаков - имен и словосочетаний. Суть структурности, артикулированности Пропозиции состоит в наличии иерархии, в подчинении одних элементов другим. Суть хаоса, конгломерата, невразумительности - в неупорядоченном равноправии всех элементов.

3.143 То, что Пропозициональный Знак является Фактом, завуалировано обычным проявлением его как письменного или печатного. Поскольку, например, в напечатанной Пропозиции Пропозициональный Знак не отличается существенно от слова.

(Возможно, поэтому Фреге называл Пропозицию составным Знаком.)

3.1431 Сущность Пропозиционального Знака существенно прояснится, если мы будем думать о нем как о составленном не из написанного, а из пространственных Предметов (столов, стульев, книг).

Мы уже приводили пример, в соответствии с которым тот факт, что Земля круглая, можно продемонстрировать в виде глобуса. Мы пользуемся словами как наиболее экономным способом выражения мыслей, что и вуалирует статус мысли как Факта. Когда у Свифта на острове Лапута вместо слов пользовались вещами, которые вынимали из мешка по мере надобности, это было гораздо менее экономно, но зато не создавалось впечатления, что коммуникация - это нечто эфемерное.

Предложение может быть не только аналогичным слову, оно может быть формально неотличимым от слова, то есть состоять формально из одного слова и даже из одной буквы, как в знаменитом лингвистическом примере, как два римлянина поспорили о том, кто из них скажет самое короткое предложение. Первый сказал: “Eo rus” (Я поеду в деревню). Другой ответил: “I” (Поезжай) (I - императив от глагола “идти”- Eo, ei, itum, ire; пример приводится в учебнике А. А. Реформатского “Введение в языкознание”). Фреге считал Пропозицию сложным именем, имеющим два значения - истина и ложь. Для Витгенштейна такое понимание неприемлемо, так как Мир для него состоит из Фактов, а не вещей, поэтому Пропозиция является коррелятом Факта.

3.1432 Не “комплексный Знак ‘a R b’ означает, что a находится в каком-то отношении к b”, скорее, то, что “a” находится в определенном отношении к “b”, означает, что a R b.

Этот раздел считается одним из наиболее трудных для понимания, и практически его так или иначе затрагивают все комментаторы “Трактата”.

Витгенштейн говорит: Не комплексный знак “Луна меньше Земли” (например) означает, что Луна находится в каком-то отношении к Земле, скорее, то, что Луна находится в каком-то отношении к Земле, означает, что “Луна меньше Земли”. Здесь смысл в том, что первичными являются простые символы: Луна, Земля, меньше чем, - а сложная Пропозиция (Пропозициональный Знак) является функцией от Смысла этих простых Знаков: потому что простые Знаки неизменны - они составляют субстанцию Мира, а сложные - изменчивы. Пропозиция ‘a R b’ производна от составляющих ее элементов, в частности, потому, что она может быть ложной, и истинным будет противоположное положение дел, выражающееся формулой ‘b R a’ (Земля меньше Луны). Значение Пропозиции будет изменено на противоположное, но все простые Символы останутся прежними.

3.144 Ситуации можно описать, но не назвать.
(Имена походят на точки, Пропозиции на стрелки, они обладают Смыслом.)

Имя и Пропозиция для Витгенштейна различаются принципиальным образом. Имя может только называть, именовать, и поэтому у имени самого по себе нет Смысла, оно лишь указывает на предмет. За пределами витгенштейновской семантики последнее справедливо лишь для имен собственных. Так, у имени Сократ нет смысла, оно просто указывает на человека, которого оно таким образом выделяет. Поэтому подлинное Имя является логически простым, соответственно обозначая логически простой Предмет. По Витгенштейну, Имя нельзя определить, оно является исходной сущностью и не обозначает никаких свойств. За пределами витгенштейновской семантики для обыкновенных имен существительных это, разумеется, не так. Значения имен существительных (нарицательных) определяются в словарях и в обыденном общении. Но для Витгенштейна имя вроде “стул” приобретает значение только в Пропозиции (так же как Предмет реально существует лишь в Положении Вещей - 2.0121). Словарный “стул” есть лишь некая абстракция. Следуя логике Витгенштейна, когда мы говорим “Он сидел на стуле”, всегда следует представлять некий конкретный стул так, чтобы он стал неопределяемым именем, практически собственным именем, стулом А. Как в кинотеатре, где каждый стул задан координатами места и ряда. Стул на пересечении этих координат действительно предстает точкой, лишенной собственного смысла, но лишь указывающей на определенную позицию в логическом пространстве. Стул - это чистая номинация, отсутствие смысла, точка. “Он сидит на стуле” - это дескрипция, наличие смысла, стрелка. Хотя, конечно, можно сказать: “Дай мне стул“ или “Где же ваш стул?”, и это не будет, строго говоря, дескрипцией, описанием Положения Вещей (о логике императивов и о соотношении дескриптивного и модального в модальных высказываниях см. [Ross 1941, Хилпинен 1986, Stenius 1960, Руднев 1996 ]), однако в “Трактате” рассматриваются более простые отношения между Миром и языком, в каком-то смысле частный случай этих отношений. По свидетельству госпожи Энком, поздний Витгенштейн говорил о “Трактате”, как о часах, которые идут имманентно правильно, но показывают неправильное время: “Витгенштейн часто говорил, что в Трактате не все неправильно: он похож не на сумку, полную хлама, а, скорее, на часы, но такие часы, которые не скажут вам правильное время” [Anscombe 1960: 78 ].

3.2 В Пропозиции Мысль может быть проявлена так, что Предметам Мысли будут соответствовать элементы Пропозиционального Знака.

3.201 Эти элементы я называю “простыми Знаками”, а такую Пропозицию “полностью проанализированной”.

Здесь главная “музыкальная тема” “Трактата” получает свое предварительное завершение. Как Факт (или Ситуация), состоит из Положений Вещей, а Положение Вещей из Простых Предметов, так Мысль=Пропозиция изоморфна Факту (или Ситуации), а “простые Знаки” - (Имена) - простым Предметам.

3.202 Простые Знаки, использующиеся в Пропозиции, называются Именами.

3.203 Имя обозначает Предмет. Предмет является его значением. (“А” тот же самый Знак, что “А”).

Глагол bedeuten и отглагольное существительное Bedeutung, начиная с ключевой статьи Г. Фреге “Ueber Sinn und Bedeutung” [Фреге 1997 ], обозначают денотат, референт - в противоположность термину Sinn (Смысл), означающему (у Фреге) способ реализации денотата в знаке. Пример Фреге: Утренняя звезда и Вечерняя звезда имеют один денотат, но два разных смысла. По Витгенштейну, имя имеет только денотат (точнее, указывает на референт), но лишено Смысла. Смысл Витгенштейн понимает несколько по-другому, чем Фреге, как Возможность осмысленного употребления. Поэтому Смыслом обладает для него только Пропозиция.

В последнем предложении этого раздела, взятом в скобки, кажется, что Витгенштейн просто выражает фундаментальный для логики закон рефлексивности: А равно А. Но тогда его высказывание было бы пустой тавтологией. По-видимому, Витгенштейн здесь хочет подчеркнуть, что каждый раз, когда знак “А” появляется перед нашим (мысленным) взором, он обозначает один и тот же Предмет. То есть если мы договоримся, что знак А будет обозначать Луну, то он всегда будет обозначать Луну и только Луну. Преимущества Знака перед объектом в том, что Знак не уникален. А-А-А-А - каждый раз могут обозначать один и тот же предмет, хотя в материальном смысле каждое из этих “А” - другое. Со Знаками легче манипулировать, чем с предметами, их не надо нести за собой в мешке. Предмет может быть тождествен только самому себе. Знаков может быть много, и каждый из них (если он обозначает один и тот же Предмет) тождествен другим таким же Знакам. Таким образом, Витгенштейн формулирует идею тождества не Предметов, а Знаков, заключающуюся в том, что, заменяя Предметы, Знаки уравниваются между собой в любой из своих экземплификаций. В этом смысл, в частности, витгенштейновского противопоставления Пропозиционального Знака (Satzsache, пропозиционального инварианта) и Пропозиции (Satz, конкретного знакового варианта).

3.21 Конфигурация простых Знаков в Пропозициональном Знаке соответствует конфигурации предметов в Ситуации.

Здесь развивается идея изоморфного отображения языком реальности, которую можно схематически изобразить так:

3.22 Имя в Пропозиции заменяет Предмет.

Одно из утверждений Витгенштейна, которое может показаться трюизмом, если не рассматривать его в контексте всего “Трактата”. Действительно, что может быть более элементарным, чем семиотическое утверждение о том, что имя заменяет предмет. Это аксиома любой семиотической теории. Но, во-первых, здесь важен лейтмотивный изоморфизм. Предмет является простым (2.02), стало быть, заменен он может быть простым же Знаком. Это ведет за собой ассоциацию, в соответствии с которой как Предметы образуют субстанцию Мира, так Имена (в отличие от Пропозиций) образуют субстанцию языка (в явном виде эта мысль не выражена). И далее, если простое Имя заменяет Предмет, то сочетание простых имен, еще не введенное в терминологический обиход - Элементарная Пропозиция, - заменяет Положение Вещей, и, наконец, Пропозиция заменяет Ситуацию и Факт. Таким образом, в одной, кажущейся трюизмом фразе конденсируется сразу несколько линий “Трактата”.

3.221 Предметы я могу лишь называть. Они заменяются Знаками. Я могу лишь говорить о них, но я не могу проявлять их.

Пропозиция может лишь сказать то, как существует вещь, но не что она такое.

Осуществляя развитие мистической (незнаковой) стороны своей доктрины, Витгенштейн говорит: можно сказать о Предмете, как он соотносится с другими Предметами (Луна меньше Земли) или каков он (Земля круглая). Но язык не может проникнуть в суть вещей. А поскольку мышление ограничено языком, то человек не может представить в знаковом воплощении суть вещи в принципе. По сути, это обоснование кантовской идеи средствами и в контексте лингвистической философии. Именно с этого параграфа начинается своеобразное развенчание Витгенштейном предшествующей философии, основная ошибка которой, по его мнению, заключается в том, что она стремилась постичь при помощи языка суть вещей, не замечая того, что просто продолжает употребление языка без всякой связи с сутью вещей.

3.23 Требование Возможности простых Знаков - это требование точности Смыслов.

Возможность простых Знаков, то есть Имен, называющих Предметы, и Элементарных Пропозиций, описывающих Положения Вещей, необходима с семантической точки зрения. Имя однозначно именует предмет. Имена, группируясь в особые структуры - Пропозиции, - формируют Смысл. Чтобы Смысл был точен, необходимы неразложимые смысловые атомы. Может показаться, что Витгенштейн противоречит себе, ведь, в соответствии с его взглядами, имена не обладают сами по себе Смыслом, а лишь являются однозначным указанием значений. Но именно это однозначное указание значений имен, соответствующее неизменности их денотатов (Вещей), является гарантом того, что Смысл Пропозиции будет адекватно передавать Положение Вещей или Ситуацию.

3.24 Пропозиция, описывающая комплекс, состоит во внутренней связи с Пропозицией, описывающей компоненты этого комплекса.

Комплекс может быть дан лишь посредством Описания, а оно будет либо верным, либо неверным. Пропозиция, где речь идет о комплексе, который не существует, не бессмысленна, но попросту ложна. То, что элемент Пропозиции означает комплекс, можно видеть из той неопределенности, каковая бывает в Пропозиции, в которой он встречается. Мы знаем, что в этой Пропозиции еще не все определено.

(Универсальные объяснения содержат в себе некую Протокартину.)

Объединение символов некоего комплекса в один простой Символ может быть проявлено посредством дефиниции.

Комплекс - словосочетание, состоящее из нескольких имен, или слово, не являющееся в логико-семантическом смысле простым, то есть значением которого является логически сложный объект; либо Пропозиция, состоящая из элементарных пропозиций. В противоположность простому Знаку, который только именует, называет предмет, комплекс описывает его. Описание может быть верным или неверным, а в случае Пропозиций истинным или ложным. Называние вроде бы тоже может быть верным или неверным. Но называние как речевой акт представляет собой Пропозицию (“Этот Предмет называется так-то и так-то”). И мы можем ошибиться, назвав крупный абрикос персиком, но сами имена абрикос и персик не имеют к этому отношения. Это Пропозиция может быть верной или неверной. Имя не может быть верным или неверным, это лишь называние, как Пропозиция, может быть таковым.

Пропозицию, в которой речь идет о несуществующем комплексе (Нынешний король Франции лыс), Витгенштейн считает не бессмысленной (как [Рассел 1996 ]), а ложной. То есть тем самым истинным должно быть отрицание этой Пропозиции. “Не верно, что ‘Нынешний король Франции лыс’”. Если это отрицание понимать de dicto, то оно действительно соответствует истине. То есть неверно, что Пропозиция “Нынешний король Франции лыс” истинна. (Если понимать отрицание de re, то оно не соответствует действительности: “Неверно, что существующий король во Франции лыс” (то есть верно, что он не лыс”, тогда как его вообще не существует); (ср. полемику Стросона с Расселом [Стросон 1981 ]). Интереснее другое. Как и Фреге, Витгенштейна не интересует огромный пласт в речевой деятельности - вымышленные дискурсы. Между тем с логико-философской точки зрения проблема таких высказываний является нетривиальной. Как всякий сильный модальный контекст, контекст предложений типа “Шерлок Холмс жил на Бейкер-стрит” зависит в плане своей истинности или ложности от модальной пресуппозиции. Так, если иметь в виду модальную пресуппозицию (или оператор) “В рассказах Конан Дойла”, то эта фраза о Шерлоке Холмсе становится скорее истинной, чем ложной или бессмысленной [Woods 1974, Lewis 1983 ]. (Пропозиция о французском короле теряет свою логическую валентность только после падения монархии во Франции, то есть обусловлена временной модальностью [ Prior 1967 ]).

3.25 Существует один и только один полный анализ Пропозиции.

“Полный анализ Пропозиции” означает вычленение из нее Элементарных Пропозиций и разложение последних на простые Имена. Например, дано предложение “Луна меньше Земли, при этом оба этих небесных тела одинаково круглые, и Луна, кроме того, вращается вокруг Земли”. Это комплексное предложение вначале делится на четыре простых (строго говоря, это не будут Элементарные предложения, но, строго говоря, элементарные предложения - это такие же формально-идеальные сущности, как простые Предметы): “Луна меньше Земли” (a R b), “Луна круглая” (a K), “Земля круглая” (b K) и “Луна вращается вокруг Земли” (a S b), где S будет означать отношение “вращение вокруг” - транзитивное и асимметричное. Тогда это комплексное предложение можно представить в виде конъюнкции простых (функционально Элементарных):

(a R b) & (a K) & (b K) & (a S b)

Это и будет полным анализом Пропозиции, который будет выражать Факт (или Ситуацию), которую можно изобразить в виде “Картины”


Этот Факт (Ситуация) состоит из четырех Положений Вещей:

В первом случае не говорится о форме Луны и Земли, поэтому мы условно изображаем их расплывчатыми пятнами - это простые Предметы, о которых известно только, что один больше другого: пока они “никакой формы”. Во втором и третьем случае не говорится о размере Земли и Луны, поэтому мы условно изображаем их одинаковыми - они пока как будто “никакого” размера. В четвертом случае не даны ни форма, ни размеры Предметов, а указан только факт вращения, поэтому мы условно изображаем их в виде точек.

3.251 Пропозиция проявляет себя точным, ясно выраженным способом. Пропозиция является артикулированной.

Как всегда можно сказать, из скольких Положений Вещей состоит Факт или Ситуация, так же всегда можно сказать, из скольких Элементарных Пропозиций состоит Пропозиция. Так же всегда должно быть точно выражено, из скольких Имен состоит Элементарная Пропозиция, что будет соответствовать числу Предметов, входящих в соответствующем Положение Вещей.

3.26 Имя не может быть расчленено никакой дефиницией: оно - некий Протознак.

3.261 Каждый знак, являющийся определенным, указывает на те Знаки, посредством которых определен; дефиниции указывает лишь способ.

Два Знака: Протознак и Знак, определенный через Протознак, - не могут обозначаться одним и тем же способом. Имена не могут быть расчленены посредством дефиниций. Как и любой другой Знак, сам по себе обладающий Значением.

Это утверждение чрезвычайно важно для Витгенштейна. Ведь если Имя можно было бы расчленить при помощи дескрипции, то тогда оно бы уже не было простым и не отличалось бы от комплексного Знака. Комплекс можно расчленить посредством дефиниции. Например, “Планета - это такое небесное тело, которое...”. Простое имя, которому в обычном языке более или менее соответствует имя собственное, не поддается определению через общий род и специфическое отличие. Например, нельзя сказать, что Людвиг - это человек, который обладает такими-то свойствами. Собственное имя просто указывает на объект, оно обладает Значением (Bedeutung), но не Смыслом (Sinn). В обыденной речевой деятельности нарицательные имена не являются простыми именами в витгенштейновском смысле. И хотя каждый данный стул или диван является простым в логическом смысле (вернее, может быть рассмотрен как простой в логическом смысле) предметом, слово “стул” или “диван” не является простым Знаком, так как оно означает класс стульев или диванов и эти классы можно определить через общий род и специфическое отличие. Можно обозначить каждый данный стул, стоящий в конкретной комнате в конкретном доме на конкретной улице. Но это неэкономный способ обозначения. Обычно мы пользуемся дейктическими словами “этот стул”, “тот диван” и добавляем к этому остенсию - указательный жест. Но если мы условимся обозначать некий конкретный стул именем собственным (например, у меня есть любимый стул, на котором я всегда сижу, и я называю его Людвиг), то тогда он станет в определенном смысле простым знаком. Когда предмет получает собственное имя, он становится уникальным и выпадает из класса таких же предметов. Он становится Стулом с большой буквы. Как показали Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский, приписывание нарицательному имени черт имени собственного есть важная черта мифологического мышления [Лотман-Успенский 1973 ]. Мир “Трактата”, построенный на тотальном изоморфизме, обладает некоторыми чертами мифологического мира, что будет показано ниже при анализе раздела 4.014.

3.262 То, что нельзя проявить в Знаке, обнаруживается в его употреблении. То, что проглатывают Знаки, проговаривает их употребление.

Имя (простой Знак) лишено Смысла, оно обладает только референцией (Bedeutung). Но стоит Имени появиться в Пропозиции, в конкретном употреблении, как Смысл его как бы проговаривается наружу. Имя “стул” просто указывает на стул, но, появившись в пропозиции “Он сидел на стуле”, имя раскрывает свой Смысл, имплицитно заложенный в нем. В имени, таким образом, заложена Возможность Смысла (то есть Имя не вовсе бессмысленно), который актуализируется при употреблении в конкретной Пропозиции. Данный раздел в свернутом виде уже содержит семантическую теорию, разработанную Витгенштейном в “Философских исследованиях”, в соответствии с которой значение слова и есть его употребление (для позднего Витгенштейна понятия значения и смысла сливаются) [Wittgenstein 1967: § 43 ].

3.263 Значения Протознаков могут быть даны посредством объяснения. Объяснения являются Пропозициями, содержащими Протознаки. Стало быть, они могут быть поняты, лишь когда Значения этих Знаков уже известны.

Это очередной витгенштейновский парадокс, который действительно имеет место в лексикографической практике. Значение Имени объясняется при помощи Пропозиции. Например, “Вальтер Скотт - английский писатель, автор таких-то романов”. Но значение выражения “английский писатель”, являющееся совокупностью простых Знаков, должно быть уже известно, чтобы при помощи него можно было объяснить значение Знака “Вальтер Скотт”. Отсюда следует необходимость неких первичных Протознаков, значения которых должны быть аксиоматически заданы и не должны зависеть от значений других Знаков. Эту программу под влиянием взглядов раннего и позднего Витгенштейна эмпирически разработала Анна Вежбицка, выделившая в английском языке полтора десятка “семантических примитивов”, не производных ни от каких других слов и производящих значения всех остальных слов [Wierzbickа 1972 ].

3.3 Лишь Пропозиция обладает Смыслом, лишь в целокупности Пропозиций Имя приобретает Значение.

Мотивное повторение-варьирование 3.142 (Только Факты могут выражать Смысл; класс Имен этого не может). То, что Пропозиция обладает Смыслом (которым является выражаемое ею суждение независимо от его истинности или ложности), а Имя им не обладает, уже ясно из предшествующих разделов. Здесь же Витгенштейн утверждает, что и значение (Bedeutung) имя имеет только в Пропозиции. Но и в 3.22 говорится не просто, что Имя заменяет Предмет, но что Имя в Пропозиции заменяет Предмет (курсив мой. - В. Р .). Таким образом, не будучи внесено в контекст Пропозиции, утверждает Витгенштейн, Имя не имеет Денотата. Так ли это? Вопрос, поставленный таким образом, вряд ли имеет смысл. Во всяком случае, такое понимание семантики имени полностью соответствует логистической онтологии Витгенштейна, разработанной им в первом параграфе “Трактата”. Как Предмет реально встречается лишь в составе Положения Вещей или Ситуации, так и Имя реально функционирует лишь в составе Пропозиции. И все это соответствует пониманию Мира как совокупности Фактов (а не Вещей), отражением которого является язык (или речевая деятельность) как совокупность Пропозиций (а не Имен).

3.31 Каждую часть Пропозиции, которая характеризует ее Смысл, я называю ее Проявлением (Символом).

Пропозиция сама по себе является Проявлением.

Проявление - все то, что существенно для Смысла Пропозиции, то, что Пропозиции могут иметь общего друг с другом.

Проявление маркирует Форму и содержание.

Соотношение у Витгенштейна в “Трактате” понятий Символ и Знак такое: Символ - это конкретный Знак, наполненный Смыслом. Символ в этом смысле соответствует термину (в противопоставлении ее Пропозициональному Знаку) Пропозиция. Знак - это материальная сторона и инвариант Символов. В этом смысле Знаку соответствует коррелятивное понятие Пропозициональный Знак. Проявление - это, по сути, не что иное, как символическая запись Логической Формы Пропозиции. Так, если мы условимся, что под a и b будем понимать индивидные термы, а под R - любое отношение между ними, то a R b будет являться логическим Проявлением как Пропозиции “Луна меньше Земли”, так и Пропозиции “Сократ любит Платона”. Именно в этом смысле Проявление - это то, что “Пропозиции могут иметь общего друг с другом”.

Приведенный пример показывает, что понятие Логической Формы и производное от него понятие Проявление Символа соотносятся с будущей трансформационной грамматикой Хомского, и в частности с ее базовой категорией глубинной структуры, которая также является тем, что есть общего у всех Пропозиций [Хомский 1962 ].

3.311 Проявление устанавливает Формы всех Пропозиций, в которых оно может встречаться. Это наиболее общая отличительная черта класса Пропозиций.

Например, если мы имеем два общих класса Пропозиций с отношениями и Пропозиций со свойствами, то эти формальные фундаментальные разграничения устанавливаются при помощи символической записи. Так, если Пропозиции “Луна меньше Земли” и “Сократ любит Платона” будут характеризоваться записью a R b, как Пропозиции с отношением между двумя термами, то такие Пропозиции, как “Земля круглая” или “Сократ лысый”, будут характеризоваться записью S (a), где S - логически одноместное свойство данного объекта a.

3.312 Следовательно, Проявление изображается посредством общей формы Пропозиции, которую оно характеризует. И в этой форме Проявление будет постоянным, а все остальное - переменным.

3.313 Оно поэтому изображается посредством переменной, значением которой является Пропозиция, куда входит содержание данного Проявления.

(В крайнем случае переменная превращается в константу, а Проявление в Пропозицию.)

Я назову такую переменную “Пропозициональной”.

Переменная - это символ, значением которого является некий класс предметов, которые синтаксически подходят под Проявление этого символа. Так, a, b, R и S - переменные. Значением a могут быть Земля, Сократ и т. д. Это так называемая индивидная переменная. Значениями R будут больше, чем, любит и т. д. Это предикативная переменная, значениями которой являются отношения. S - предикативная переменная, значениями которой будут свойства (последние можно трактовать как одноместный случай предикативных отношений). Наиболее общий вид переменной в “Трактате” - пропозициональная переменная, значением которой является вся Пропозиция.

3.314 Проявление приобретает значение только в Пропозиции.

Каждая переменная позволяет интерпретировать себя как Пропозициональную. (Вплоть до переменного Имени.)

Первый тезис этого раздела повторяется уже неоднократно (ср. 3.3; 3.142). Второй тезис может вызвать некоторое затруднение, так как здесь говорится, что любая переменная может в принципе прочитываться как пропозициональная вплоть до индивидной переменной (переменного Имени). Но если Имя, взятое по отдельности, не имеет ни Смысла, ни Значения, то взятая по отдельности переменная, если она, так сказать, хочет быть помысленной, должна превратиться, какой бы она ни была, в пропозициональную. Так, слово “Людвиг”, взятое изолированно, не имеет Значения (денотата, или референта). Но оно может превратиться в предложение. Например, человек протягивает руку и представляется: “Людвиг”. Или когда на человека показывают и говорят: “Людвиг”. Или когда кого-то зовут: “Людвиг!” Или на вопрос: “Кто это сделал?”, следует ответ: “Людвиг”. И если даже в списке всех мужских имен, скажем, принятых в Европе и идущих по алфавиту, мы читаем Людвиг , то это уже предложение. Все эти примеры по своему характеру чрезвычайно близки к тому стилю мышления, который Витгенштейн развил через 30 лет после написания “Трактата” в “Философских исследованиях”, что лишний раз доказывает нерасторжимую связь между этими произведениями.

3.315 Преобразуй мы какую-нибудь составную часть Пропозиции в переменную, тут же отыщется класс Пропозиций, который составит класс значений возникшей таким образом Пропозициональной переменной. Этот класс зависит в целом от того, что мы по условной договоренности будем подразумевать под частью Пропозиции. Но и преобразуй мы все те Знаки, значение которых давалось произвольно, в переменные, будет существовать и такой класс. Однако теперь он будет уже зависеть не от конвенции, а лишь от природы Пропозиции. Будет соотноситься с Логической Формой, некой Логической Протокартиной.

3.316 Какие Значения принимает переменная, должно быть установлено.

Установление Значения и есть переменная.

3.317 Установление Значения Пропозициональной переменной - это указание такой Пропозиции, приметой которой является переменная.

Установление Значений есть дескрипция этих Пропозиций.

И лишь то для установления важно, что оно только описание символов и никак не толкует обозначаемое.

Неважно, как осуществляется дескрипция Пропозиции.

Допустим, у нас есть переменная a R b. Мы устанавливаем, что a и b означают две планеты, а R - отношение между ними. Тем самым мы указываем те Пропозиции, которые могут возникнуть при данном значении переменной, и дать их дескрипцию. При этом мы описываем лишь Символ (план выражения, по терминологии Л. Ельмслева) Пропозиции и ничего не говорим о сфере денотатов, мы не “толкуем обозначаемое”- Луну или Землю, - а лишь устанавливаем смысловые отношения между Символами. То есть когда мы устанавливаем значение переменной a R b и говорим, что ее значением, в частности, будет Пропозиция “Земля больше Луны”, то мы должны помнить, что значением, денотатом переменной является сама Пропозиция “Земля больше Луны”, а не соответствующее ей Положение Вещей в Мире. То есть процедура установления Значения переменной является семантической в каком-то очень узком смысле: это интенсиональная, синтаксическая семантика (а не экстенсиональная, прагматическая). Грубо говоря, все, что мы знаем о Предметах Луна и Земля, исходя из их описания (дескрипции) при помощи переменной a R b, это то, что один из них больше другого. Так, исходя из этого описания, мы не можем установить, что и Луна и Земля являются круглыми или что на одной из них обитают люди. Предложение описывает только то, что оно описывает. Содержатся ли в памяти говорящего другие “аспекты” означаемого, уже другой вопрос, не имеющий к нам прямого отношения.

3.18 Я вижу Пропозицию - вслед за Фреге и Расселом - как функцию содержащихся в ней выражений.

Если мы для примера возьмем простейшую арифметическую функцию Х = 3 + 6, то ее значение (9) будет зависеть от значений входящих в аргумент выражений, то есть, изменив значение хотя бы одного аргументного выражения, скажем, написав вместо 3 “4”, мы получим значение функции вместо 9 “10”. Пропозиция в том смысле является функцией входящих в нее выражений, что Значение пропозиции зависит от значений этих выражений. Например, “Луна меньше Земли” мы можем рассматривать как истинную Пропозицию (имеющую истинностное значение “Истина”). Заменив слово “больше” на “меньше” или поменяв местами слова “Луна” и “Земля”, мы в результате получим ложное предложение. Комментируемое высказывание является важнейшим для одной из центральных частей “Трактата” - пятой, где Пропозиция в целом толкуется как функция истинности элементарных Пропозиций.

3.32 Знак есть нечто чувственно воспринимаемое в Символе.

3.321 Два разных Символа могут, стало быть, обладать одним общим Знаком (письменным, звуковым и т. п.) - они обозначают тогда различным способом.

Знак и Символ для Витгенштейна соотносятся не только как инвариант и вариантное воплощение, но и как, соответственно, план выражения и план содержания. Знак, “значок” для Витгенштейна лишь некая семиотическая этикетка, которой может быть придано какое угодно значение. Подлинный носитель Смысла - это Символ. Отсюда возникает одна из важнейших в “Трактате” тема омонимии Знака и Символа и предполагающийся отсюда мотив устранения этой омонимии. В правильно построенном языке воспринимаемому знаку может быть приписано несколько значений, и одно и то же содержание (Символ) может быть описано при помощи разных Знаков. Например, можно сказать вместо Аристотель - автор древнегреческой “Поэтики”, а вместо Шекспир - творец “Макбета”. Можно назвать Зевса Юпитером, а Венеру Юноной. Утреннюю Звезду - Вечерней Звездой. Но можно и наоборот - одним Знаком обозначить два совершенно различных Символа. Например, Венерой называют и звезду, и древнегреческую богиню любви. В “Мастере и Маргарите” Булгакова обыгрывается тот факт, что под Москвой имеется чебуречная “Ялта”, из чего герои (Римский и Варенуха) делают ложный вывод о розыгрыше со стороны Степы Лиходеева, который на самом деле телеграфировал из города Ялты. Омонимия знака и Символа осознавалась Витгенштейном и его учениками-позитивистами как препятствие на пути построения логически совершенного языка. Ясно, тем не менее, что в реальной речевой деятельности это явление играет важную и в каком-то смысле позитивную роль (см. подробнее [Руднев 1996 ]).

3.322 Можно обозначить два Предмета одним и тем же Знаком, но используя разные методы обозначения, на наличие общего признака это не укажет. Ибо Знак является произвольным. Можно было бы выбрать два совершенно различных Знака, и тогда общность обозначения исчезла бы.

Витгенштейн говорит здесь об арбитрарности (=произвольности) Знака, высказываясь отчасти в духе семиотических идей Ч. Морриса и в противоположность взглядам Ч. С. Пирса-Р. О. Якобсона, считавших, что даже заведомо произвольные знаки тяготеют к иконичности [Якобсон 1983 ]. Знак, по Витгенштейну, таким образом, простая этикетка, ярлык, и даже если обозначить два Предмета одним и тем же знаком, все равно методы обозначения будут разные - обозначаемые Предметы будут входить в разные Положения Вещей и соответственно различными будут отражающие эти Положения Вещей Символы (Элементарные Пропозиции).

3.323 В повседневной речи частенько происходит так, что одно слово обозначается тем или иным образом по-разному - входит в состав разных Символов - или два слова, которые обозначены тем или иным способом по-разному, внешне употребляются в Пропозиции, на первый взгляд, совершенно одинаково.

Так появилось слово “есть”- как связка, как знак равенства и как проявление идеи экзистенции; “существовать” - нетранзитивный глагол, как “идти”; “равно” подобно прилагательному; мы говорим о Нечто, но также и о том, что нечто имеет место.

(В Пропозиции “Зеленое есть зеленое” - где первое слово имя собственное, а второе прилагательное - эти слова имеют не только различные значения, но являются разными Символами.)

Как правило, в европейских языках слово “есть” употребляется одновременно и как связка (между подлежащим и именным сказуемым), и как выражение равенства, и в функции квантора существования (или всеобщности). Например, в предложении “Жизнь есть сон” есть является связкой между существительным-подлежащим жизнь и существительным-сказуемым сон , кроме того, оно является выразителем идеи отождествления жизни и сновидения и, наконец, указывает на то, что это предложение носит универсальный характер, то есть имплицитно содержит в себе функцию квантора всеобщности (подразумевается, что любая жизнь, или жизнь вообще, есть сон).

Пример, приводимый Витгенштейном, “Зеленое есть зеленое”, является еще одной манифестацией поразительной способности Витгенштейна преодолевать кажущиеся противоречия. Совсем недавно (3.203) он утверждал: “А” тот же самый Знак, что “А”. Теперь он говорит, что в предложении “Зеленое есть зеленое” зеленое и зеленое - это два разных Символа. Да, это два разных Символа, но один и тот же Знак (см. 3.321). Витгенштейн хочет сказать, что в определенном смысле в приводимом примере зеленое и зеленое - это омонимы, так как в первом случае это имя собственное (субстантивированное прилагательное), обозначающее цвет, а во втором - его признак, свойство быть зеленым. С синтаксической точки зрения это тоже разные слова. В первом случае зеленое - это подлежащее, во втором - именная часть сказуемого, то есть здесь как раз имеет место то, что Витгенштейн называет в 3.322 “разными методами обозначения”.

3.324 Так с легкостью возникает основательная путаница, которой наполнена вся философия.

По мнению Витгенштейна, именно вследствие неразграничения в языке Знаков и Символов возникают философские идеи. Философы принимают разные Знаки одного Символа за разные Символы или же, наоборот, принимают разные Символы за две знаковые манифестации одного Символа. В результате они выстраивают величественные философские системы, в основе которых лежит то же самое эпистемическое qui pro quo, которое необходимо для построения сюжета в художественном произведении (см. [Руднев 1996 ]). Так Витгенштейн строит свой миф о философии как болезни языка и - в следующем параграфе - провозглашает идею совершенного логического языка как метода выздоровления от философской болезни.

3.325 Чтобы избежать этих заблуждений, мы должны использовать некий знаковый язык, который исключал бы применение одинаковых Знаков по отношению к разным Символам и не применял бы одинаково Знаки, обозначающие по-разному. Этот знаковый язык подчиняется логической грамматике - логическому синтаксису.

(Исчисление понятий у Фреге и Рассела является подобным языком, правда, не исключающим еще всех ошибок.)

Именно благодаря этому разделу, прежде всего, Витгенштейн связывается в сознании историков философии с логическим позитивизмом - направлением в философии, которое стремилось к построению идеального логического языка с тем, чтобы избежать ошибок традиционной философии. Эти идеи разрабатывались после опубликования “Трактата” Венским логическим кружком (председатель М. Шлик), и “Трактат” признавался чем-то вроде Нового Завета для деятелей этого кружка. Правда, те из философов, которые добились наиболее позитивных и значительных результатов в этой области - это, в первую очередь, Р. Карнап, книги которого “Логический синтаксис языка” [Carnap 1936 ] и “Значение и необходимость” [Карнап 1959 ] стали чрезвычайно важными событиями в истории логической семантики, - относились к “Трактату” критически и даже враждебно вследствие его слишком большой интеллектуальной перегруженности, принципиальной невписываемости ни в какие концептуальные философские рамки, а также большого количества противоречий, иногда мнимых и легко снимаемых, но порой достаточно глубоких.

Говоря о Фреге и Расселе, Витгенштейн имеет в виду прежде всего работу Г. Фреге “Исчисление понятий” и “Principia Mathematica” Б. Рассела-А. Н. Уайтхеда, где впервые последовательно стала применяться логическая символика, направленная на то, чтобы сделать логический вывод математически корректным.

3.326 Чтобы распознать Символ в Знаке, необходимо обратить внимание на осмысленное употребление <Знака>.

3.327 Знак вместе со своим логико-синтаксическим применением опосредует также Логическую Форму.

Их этих двух разделов видно, насколько близко Витгенштейн подошел к своему позднему учению о том, что значение слова есть его употребление в речевой деятельности, разработанному в “Филоcофских исследованиях”. Различие лишь в том, что в “Трактате” другие акценты и приоритеты. Здесь для Витгенштейна важно, чтобы каждый раз возможно было снять неопределенность, омонимию между Символом и Знаком. В “Исследованиях” он видит эту неопределенность как наиболее интересное и заслуживающее изучения свойство речевой деятельности.

Когда мы распознаем Символ в Знаке, то есть, собственно, понимаем значение Знака, мы тем самым видим, в какие возможные Положения Вещей (или Ситуации) может входить Предмет, обозначаемый этим Знаком, то есть мы видим, что Знак (но только вместе с его применением) опосредует Логическую Форму.

3.328 Если Знак не употребляется, он теряет значение. В этом смысл девиза Оккама.

(Если все обстоит так, как будто Знак имеет значение, значит, он имеет значение.)

В обычном языке (речевой деятельности), если слово выходит из употребления, его значение становится непонятным для большинства носителей языка. Как правило, вместе со словами уходят и предметы, ими обозначаемые, например зипун, бердыш, потир . Вместе с ненужными словами-предметами исчезают или почти исчезают обозначавшие их Знаки. Язык не держит в своей оперативной памяти то, что ему не нужно для непосредственного употребления, и, очевидно, приблизительно это имеет в виду Витгенштейн, говоря о бритве Оккама. Последний тезис, очевидно, не следует понимать онтологически (если кажется, что у Знаков есть значения, значит, так оно и есть). Мне кажется, Витгенштейн хочет сказать, что, если мы видим, что Знак активно употребляется в языке (все обстоит так, как будто он имеет значение), это является гарантией того, что он обладает значением, даже если некоторые носители языка этого значения не знают. Так, например, сейчас в русском языке обстоит дело с экономическими терминами вроде монетаризм, ипотека, эмиссия , значения которых не знают большинство носителей языка, но которые тем не менее активно употребляются в политических и публицистических контекстах.

3.33 В логическом синтаксисе значения Знаков не должны играть никакой роли; он должен предполагать лишь описания выражений, без всякого упоминания о значении.

Если понимать значение (Bedeutung) так, как его понимал Фреге, то есть как синоним понятия денотат (или референт), то витгенштейновский тезис можно переформулировать так, что логический синтаксис говорит не о действительном, а о возможном, не о Фактах, а о Положениях Вещей. Денотаты не имеют значения, поскольку их может вообще не быть, и логико-синтаксическая система останется при этом внутренне непротиворечивой. Иначе говоря, в логическом синтаксисе имеет место лишь синтаксическая семантика или семантика в слабом смысле, с точки зрения которой a и b - это знаки, по идее имеющие разное значение, но не важно, какое именно. И в нем не имеет места прагматическая семантика, о которой говорит Витгенштейн в 3.326-3.327, то есть та, которая соотносит знак с его применением в речевой деятельности. Логический синтаксис трансгредиентен, внеположен внеязыковой реальности в естественнонаучном понимании слова “реальность”.

3.331 Исходя из этого замечания, рассмотрим “Theory of Types” Рассела. Естественно, что Рассел оказался в тупике: разрабатывая знаковые правила, он должен был говорить о значении Знаков.

3.332 Ни одна Пропозиция не может свидетельствовать о самой себе, поскольку пропозициональный Знак не может содержаться в самом себе (вот и вся “Theory of Types”).

Рассел разработал “Теорию типов” для снятия парадокса теории множеств. Вот как он сам излагает ее суть в “Моем философском развитии”: “Проще всего проиллюстрировать это на парадоксе лжеца. Лжец говорит: “Все, что я утверждаю, ложно”. Фактически то, что он делает, это утверждение, что оно относится к тотальности его утверждений, и, только включив его в эту тотальность, мы получаем парадокс. Мы должны будем различить суждения, которые относятся к некоторой тотальности суждений, и суждения, которые не относятся к ней. Те, которые относятся к некоторой тотальности суждений, никак не могут быть членами этой тотальности. Мы можем определить суждения первого порядка как такие, которые не относятся к тотальности суждений; суждения второго порядка - как такие, которые отнесены к тотальности первого порядка и т. д. ad infinitum. Таким образом, наш лжец должен будет теперь сказать: “Я утверждаю ложное суждение первого порядка, которое является ложным”. Он поэтому не утверждает суждения первого порядка. Говорит он нечто просто ложное, и доказательство того, что оно также и истинно, рушится. Такой же точно аргумент применим и к любому суждению высшего порядка” [Рассел 1993: 25-26 ].

По мнению Витгенштейна, “Теория типов” излишня, так как необходимо, чтобы логическая запись сама, не прибегая к сильной прагмасемантике, показывала противоречивость того или иного суждения.

3.333 Функция не может быть собственным аргументом, поскольку Знак Функции уже содержит в себе Протокартину своего аргумента, которая не может содержать самое себя. Предположим, например, что Функция F (fx) могла бы быть собственным аргументом; тогда должна была бы иметь место Пропозиция: “F (F (fx))”, и в ней внешняя Функция F и внутренняя функция F должны обладать разными значениями, так как внутренняя Функция имеет форму Ж (fx), а внешняя y (Ж (fx)). Общим у них является лишь буква “F”, которая сама по себе ничего не означает.

Это сразу становится ясно, когда мы вместо “F (Fu)”напишем “($ Ж ): F (Ж u) x Ж u = Fu”. Тем самым устраняется парадокс Рассела.

Витгенштейн исходит из того, что Знак Функции (переменной) содержит в себе Протокартину (прототип, образец) своего аргумента, то есть, скажем, Знак Функции “Х - жирный” содержит в себе возможный аргумент “свинья”. Эта Протокартина не может содержать самое себя, так как она уже не является переменной. Таким образом, нельзя построить Функцию функции, потому что иначе получится свинья свиньи. Но что будет, если попытаться построить такую саморефлексирующую функцию? Это будут просто две разные функции. Вот как подробно комментирует это место “Трактата” Х. О. Мунк: “Может ли в функции “х - жирный” сама функция (х) занять позицию своего аргумента “х”? Допустим, что может. Тогда ее можно записать как F (f). Но, говорит Витгенштейн, то, что занимает эти две позиции, является не одним символом, а двумя. Тождество знака, как надо помнить, гарантируется не его физической наружностью, но употреблением. Знаки, имеющие совершенно различную наружность, но одно и то же применение, являются одним и тем же символом; знаки, которые имеют одинаковую наружность, но по-разному применяются, являются различными символами (см. 3.32.-3.323. - В. Р. ). Но в случае, когда знак “F” находится за скобками, он является другим символом по сравнению с тем случаем, когда он находится внутри скобок, поскольку он имеет разное применение. Однако тогда мы не сможем построить выражение, в котором один и тот же символ выступает одновременно и как функция, и как ее собственный аргумент. Идея Витгенштейна состоит в том, что в корректной записи будет видна невозможность такой конструкции, и именно это и устраняет расселовскую теорию типов. Другими словами, в корректной записи нельзя построить самореферирующую пропозицию без того, чтобы не стало очевидно, что внутренняя пропозиция содержит функцию, отличную от функции, содержащейся во внешней пропозиции. Но тогда станет очевидным, что нельзя построить самореферирующую пропозицию. Ибо, совершая такую опрометчивую попытку, мы с очевидностью убеждаемся, что у нас получается не одна самореферирующая пропозиция, но две разные пропозиции. Короче, теория типов совершенно необязательна, поскольку в корректном символизме проблема, с которой имел дело Рассел, просто не возникает. Она исчезает в самой операции со знаками” [Mounce 1981: 55-56 ].

Анализ “Теории типов” Рассела Витгенштейном служит ярким примером практического применения витгенштейновской теории, разграничивающей то, что может и должно быть сказано, от того, что может быть только показано, или обнаружено, в логической структуре пропозиции или любой другой Картины. Следуя бритве Оккама, Витгенштейн как бы говорит: язык, если его правильно применять, сам обнаруживает невозможность самореференции - никакие теории тут не нужны.

3.334 Правила логического синтаксиса должны быть поняты сами по себе, лишь только становится известно, как обозначает каждый Знак.

Что значит - “как обозначает каждый Знак”? Очевидно, каким образом он соотносится с другими Знаками. Например, если есть формула ~ ((А ® В) a (А ® С)) ® ~ (В ® С). Если неверно, что из А следует В и при этом из А следует С, то неверно, что из В следует А. Чтобы понять логический синтаксис этого выражения, необязательно знать, что означают А, В и С. Ясно, что, чем бы ни были А, В и С при таком расположении логических связей, С не может следовать из А и что выражение является истинным, так как оно вытекает из правила транспозиции:

((x ® y) a (y ® z)) ® (x ® z).

3.34 Пропозиция обладает важными и случайными чертами.

Случайными являются те черты, которые порождены тем или иным способом построения Пропозиционального Знака. Важными являются те черты, которые делают возможным для Пропозиции проявлять свой Смысл.

Этот тезис можно истолковать в терминах генеративной грамматики Хомского. Например, даны предложения “Мальчик съел мороженое” и “Мороженое съедено мальчиком”. Второе является пассивной трансформацией первого. Оба выражения проявляют один и тот же Смысл, который можно выразить формулой: M R I, где M - мальчик, I - мороженое, а R - отношение (асимметричное и транзитивное) между M и I. Тот факт, что в первом высказывании мальчик стоит в именительном падеже, мороженое в аккузативе и глагол в активном залоге, а во втором мороженое в именительном, мальчик - в творительном, а глагол - в пассивном залоге, является несущественным для логического (в данном случае глубинного) синтаксиса.

3.41 Важным в Пропозиции является, стало быть, то, что является общим для всех Пропозиций, проявляющих одинаковый Смысл.

И точно так же важным в Символе является то, что все Символы, которые могут выполнять одну и ту же цель, имеют общим.

Из этого, в частности, следует, что применительно к обычной речевой деятельности неважным (случайным) может быть тот Факт, что один и тот же Символ проявляет один и тот же Смысл при помощи разных Знаков. Например, если два слова в языке признаны более или менее точными синонимами, то неважно, какое именно из них будет употреблено. Так, в предложениях “Советские языковеды не признают генеративную грамматику Хомского” и “Советские лингвисты не признают генеративную грамматику Хомского” слова языковеды и лингвисты будут одним Символом, а оба предложения будут иметь один и тот же Смысл и одно и то же истинностное значение.

3.411 Можно, стало быть, сказать: подлинное имя - то, что имеют общим все Символы, обозначающие Предмет. Из этого непосредственно следует, что никакое соединение для имен не важно.

Допустим, мы обозначили планету Венера именами Фосфор (Утренняя звезда) и Геспер (Вечерняя звезда). Подлинным именем, по Витгенштейну, будет то общее, что имеют эти Символы, то есть тот факт, что они обозначают планету Венера. То же, что Фосфор - это Венера, которую видно утром, а Геспер - Венера, которую видно вечером, не имеет отношения к тому, что эти символы имеют общим, - факту указания на планету Венера. То есть к значению подлинного имени не имеет отношения то, что Фреге называл смыслом имени, то есть способом реализации значения в знаке [Фреге 1997 ].

Подлинное имя, по Витгенштейну, это как раз такое имя, которое вообще не обладает Смыслом, а просто указывает на Предмет. Таким образом, подлинное Имя, простой, примитивный Знак - такая же необходимая для атомистического мышления логическая абстракция, как простой Предмет (Gegenstand). Ближе всего к витгенштейновскому Имени приближается имя собственное в лингвистическом смысле. Так, имя Людвиг Витгенштейн не обладает смыслом, в том смысле, в каком им обладает слово философ или англичанин . Оно просто указывает на своего носителя. Но даже собственные имена обладают тем, что когда-то Дж. С. Милль назвал коннотацией, то есть теми ассоциациями, которые оно вызывает у носителей языка. Можно возразить, что человек, ничего не знающий о философии, которому укажут на фотографию Витгенштейна и скажут: “Этого человека зовут Людвиг Витгенштейн”, действительно будет просто поставлен перед этим фактом и имя не вызовет у него никаких ассоциаций. Но даже и в таком случае мало-мальски искушенный носитель языка будет ассоциировать это имя с “чем-то немецким”.

3.342 Хотя в нашей символизации есть что-то произвольное, но вот что не произвольно: Если мы нечто определяем произвольно, то должно случиться быть и еще чему-то другому. (Это проистекает из существа записи.)

Допустим, мы произвольно обозначили солнце как С. Тогда мы должны придерживаться той же произвольно выбранной системы записи и соответственно символически обозначить Землю, Луну, Юпитер и т. д. И если мы обозначаем планеты большими буквами, то в той же системе символизации отношения и свойства планет должны быть обозначены, например, строчными греческими буквами, и мы тогда не сможем уже обозначить Марс через М, а свойство быть круглым через О, так как это приведет к путанице.

3.3421 Какой-то частный способ обозначения может быть неважен, но всегда важно, что есть некий возможный способ обозначения. И точно так же дело обстоит вообще в Философии: единичное оказывается неважным, тогда как Возможность каждого единичного дает нам некое объяснение сущности Мира.

Неважно, как именно мы обозначили Солнце и Землю. Важнее возможность обозначить их тем или иным способом в принципе; так же в философии: важно не то, скажем, существуют ли на самом деле простые Предметы, но логическая Возможность их существования, позволяющая ввести другие понятия и тем самым приблизиться к “некоему объяснению” сущности Мира.

3.343 Дефиниции - это правила перевода с одного языка на другой. Каждая корректная знаковая система должна быть переводима в любую другую в соответствии с этими правилами: и это и есть то, что все они имеют общим.

Мы можем дать определение (дефиницию) лишь путем перевода одной системы знаков в другую. Мы можем записать мелодию нотами, переводя звуковысотные волновые сигналы в графические Знаки. Если нотная Запись переводит живую мелодию так, что не происходит деформации Смысла, то есть между ними остается нечто общее, то, значит, эта система записи корректна. Но если мы “переводим” идею треугольника при помощи двух или четырех символов, будь то отрезки прямой или буквенные символы, то нечто существенное в идее треугольника эта запись не передаст. Такая запись будет некорректной, она не будет иметь общую Логическую Форму отображения с идеей треугольника.

3.344 То, что обозначает Символ, есть нечто общее для всех Символов, которыми можно заменить первый Символ в соответствии с правилами логического синтаксиса.

Значение символа Венера есть то общее для всех Символов, которые обозначают (тем или иным способом) Венеру. Однако не во всех контекстах Фосфор может быть заменен словом Геспер с сохранением истинности высказывания. Например, нельзя сказать, что Фосфор - это Венера, видимая и утром и вечером. Таким образом, некоторые Символы друг по отношению к другу в определенных ситуациях не являются взаимозаменяемыми. Это свойство Куайн называл референтной непрозрачностью знаков [Куайн 1981 ]. Очевидно, что для того, чтобы быть всегда взаимозаменимыми с сохранением истинности высказывания, Символы должны быть точными синонимами, то есть быть, по сути, разными Знаками одного и того же Символа, как в примере со словами языковеды и лингвисты, которые всегда являются взаимозаменимыми.

3.3441 Можно, например, общее для систем записи Истинностной Функции проявить так: это общее - то, что все они - например - могут быть заменены записями “~p” (“не p”) или “p v q” (p или q). (Настоящим тот или иной способ ознаменовывает, как некая частная возможная запись может дать нам общее объяснение.)

Истинностная Функция - это Функция, аргументами которой являются Пропозиции со значениями “истина” или “ложь”. Пропозиция p, ее отрицание ~p (не верно, что p), ее дизъюнкция с другой Пропозицией о (p v q, то есть или p или q) имеют общим Пропозицию p. Сравним:

Идет дождь p

Не верно, что идет дождь ~ p

Идет дождь, или падает снег p v q

Все эти Пропозиции выражают один общий смысл “Идет дождь”. Если же мы напишем

Падает снег q

Не верно, что идет снег ~ q

Падает снег, или идет дождь q v p,

то эти пропозиции выражают один и тот же общий смысл, полностью определяющий Пропозицию “Идет снег”. Здесь важно разграничить дескриптивную (ассертивную) часть высказывания и его модальную часть, ту, которая определенным образом связывает Пропозицию с реальностью. Поскольку Витгенштейн говорит о логическим синтаксисе, который не затрагивает по определению семантику (соотношение знаков и денотатов), то Пропозиции p, ~ p и p v q эквивалентны, так как они выражают общую идею (Идет снег), в первом случае выраженную утвердительным предложением, во втором - в отрицательном, в третьем - в дизъюнкции с другим предложением.

3.3442 Комплексный знак исчезает при анализе не произвольно, так как его исчезновение различно в каждой сложной Пропозиции.

Допустим, мы анализируем комплексное предложение “Если сейчас будет дождь, то мы не пойдем в лес”, то есть разлагаем его на простые (полностью проанализированные) Пропозиции. Очевидно, что данная Пропозиция представляет собой импликацию, антецедентом которой является утверждение (Сейчас пойдет дождь), а консеквентом отрицание (Мы не пойдем в лес = Не верно, что мы пойдем в лес):

p ® (~q) ®

Для того, чтобы получить в результате анализа Элементарные Пропозиции, мы должны прежде всего свернуть все логические связки. В какой последовательности мы должны это делать? На это указывают скобки. То, что находится внутри скобок, сворачивается в последнюю очередь, так что вначале мы снимаем знак импликации и получаем два предложения: p и ~q, причем второе не является полностью проанализированным, поэтому на втором этапе мы снимаем знак отрицания и получаем два логически простых предложения “Сейчас будет дождь” и “Мы пойдем в лес”. Если представить себе эти предложения идеальными Элементарными Пропозициями, то они, по идее, должны быть логическими картинами соответствующих возможных Положений Вещей, не будучи, строго говоря, ни истинными, ни ложными. Это как будто некие дескриптивные заготовки для предложений.

3.4 Пропозиция выгораживает себе некую позицию в Логическом Пространстве.

Существование этих логических позиций обеспечивается лишь существованием компонентов комплексной Пропозиции, осмысленных Пропозиций.

3.41 Пропозициональный Знак и Логические Координаты: они и суть эта Логическая позиция.

Мы переводим слово Ort в данном случае не как место , но как позиция под влиянием соответствующего замечания Э. Стениуса [Stenius 1960: 28 ]. Позиция - это место, логически связанное с другими, увязанное с ними в единую систему.

Допустим, некое предложение описывает одно из ребер параллелепипеда ABCD:

Поскольку Пропозиция - это Логическая Картина, то аналогия с Логически понимаемым пространственным фрагментом напрашивается сама. Предположим, нам надо описать длину, ширину и высоту параллелепипеда. Мы записываем это в виде трех Пропозиций: AB равно 4 см; AD равно 1 см; AA’ равно 1 см. Независимо от того, существует ли такой параллелепипед на самом деле, его позиция в Логическом Пространстве выгорожена. Таким образом, существование позиций обеспечивается существованием компонентов. А Пропозициональный Знак, субститутом которого является параллелепипед, и Логические координаты (задание сторон параллелепипеда), суть эти Позиции.

3.411 Геометрическая и логическая Позиции соответствуют друг другу в том смысле, что они предполагают Возможность некой экзистенции.

В разобранном в предыдущем комментарии примере геометрически понятый параллелепипед и он же, понятый в логическом смысле, соответствуют друг другу в том плане, что определенное соотношение сторон и углов предполагает возможность существования именно такого пространства, но не само это пространство.

3.42 Если дана лишь одна Пропозиция, говорящая, что длина параллелепипеда равна 4 см, то тем самым в этом незаконченном, так сказать, логическом пространстве дана идея всего параллелепипеда, хотя мы и не знаем количественной характеристики остальных двух его “логических координат”. Тем не менее мы знаем, что они должны быть.

Логическая сумма - это Пропозиция, являющаяся результатом дизъюнкции всех Пропозиций, являющихся компонентами (“логическими слагаемыми”) данной комплексной Пропозиции. Логическое произведение - Пропозиция, являющаяся результатом конъюнкции подобных компонентов комплексной Пропозиции.

Если мы опишем параллелепипед при помощи трех Пропозиций, указывающих соответственно его длину, ширину и высоту, то логическая сумма будет соответствовать по-очередному перечислению каждой из сторон параллелепипеда, а логическое произведение - их одновременному заданию списком. Мысль Витгенштейна состоит в том, что каждая из трех Пропозиций, описывающих параллелепипед, должна предполагать наличие остальных Пропозиций и соответственно предполагать возможность их отрицания, логического сложения и логического умножения. Так, если мы говорим, что АВ является стороной параллелепипеда, то эта Пропозиция содержит возможность ее отрицания, логического сложения с другими и логического умножения на них (так как в само понятие параллелепипеда входит наличие именно трех измерений).

3.5 Примененный, продуманный Пропозициональный Знак есть Мысль.

То, что Мысль - это высказывание, которое предназначено к употреблению, уже продумано для этого и как будто готово слететь с уст, является результатом предшествующих рассуждений о логическом синтаксисе. Здесь эта проблематика себя исчерпывает, и в дальнейшем речь пойдет о семантике, ибо -

4 Мысль - это Пропозиция, обладающая Смыслом.

ЛИТЕРАТУРА

Принятые сокращения

НЛ - Новое в зарубежной лингвистике, вып., М
Семиотика - Семиотика / Под ред. Ю.С. Степанова. М., 1983.
УЗ - Ученые записки Тартуского ун-та, вып., Тарту.
ФЛЯ - Философия. Логика. Язык. М., 1987.

Анандавардхана . Свет дхвани. М., 1976.

Витгенштейн Л. Лекция об этике // Даугава, N 2, 1989 a .

Витгенштейн Л. Заметки о “Золотой ветви” Фрэзера // Историко-философский ежегодник. М., 1989 b.

Вригт Г. фон. Логико-философские исследования. М., 1986 .

Гроф С. За пределами мозга: Рождение, смерть и трансценденция в психоанализе. М., 1992 .

Даммит М. Что такое теория значения // ФЛЯ, 1987 .

Зиновьев А. А. Философские проблемы многозначной логики. М., 1960.

Карнап Р. Значение и необходимость: Исследование по семантике и модальной логике. М., 1959.

Куайн У. В. О. Референция и модальность // НЛ, 13, 1981.

Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1994.

Лосев А. Ф . О пропозициональных функциях древнейших лексических структур // Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. Тр. по языкознанию. М., 1982.

Лотман Ю. М ., Успенский Б. А . Миф - имя - культура // УЗ, 308, 1973 .

Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель / Сост. В. Руднев. М., 1994.

Малкольм Н. Состояние сна. М., 1993 .

Рассел Б. Введение в математическую философию. М., 1996 .

Рассел Б. Мое философское развитие // Аналитическая философия / Под ред. А. Ф. Грязнова. М., 1993.

Руднев В. Морфология реальности: Исследования по “философии текста”. М., 1996 .

Семантика модальных и интенсиональных логик. М., 1979.

Стросон П. О. О референции // НЛ, 13, 1982 .

Фреге Г. Смысл и значение / Фреге Г. Избранные работы. М., 1997 .

Хилпинен П. Р. Семантика императивов и деонтическая логика // НЛ, 18, 1986.

Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. М., 1980 a.

Хомский Н. Синтаксические структуры // НЛ, 2, 1962 .

Якобсон Р. О. В поисках сущности языка // Семиотика, 1983.

Anscombe G. E. M. An Introduction to Wittgenstein Tractatus. L., 1960.

Carnap R. The Logical syntax of language. L., 1936.

Moore J. E. Philosophical Papers. L., 1959 .

Mounce H. Wittgenstein’s Tractatus: An Introduction. Chicago, 1981 .

Prior A. N. Past, present and future. Ox., 1967 .

Putnam H. Dreaming and depth grammar // Putnam H. Philosophical papers, v2. Cambr., 1975 .

Ross A. Imperatives and logic // Theoria, 7, 1941 .

Stenius E. Wittgenstein’s Tractatus: A Critical expositions of its main lines of thought. Ox., 1960 .

Wiersbicka A. Semantics primitives. Frankfurt a. M., 1972 .

Wittgenstein L. Philosophical Investigations. Cambr, 1967

Woods J . The Logic of fiction. The Hague; P., 1974 .

Людвиг Витгенштейн

Логико-философский трактат

© Ludwig Wittgenstein, 1922

© Предисловие. К. Королев, 2010

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

* * *

Памяти моего друга

Дэвида Юма Пинсента 2

Предисловие

…И все, что ведомо человеку, а не просто услышано, можно передать тремя словами.

Кюрнбергер 3

По всей видимости, книгу эту по-настоящему поймет лишь тот, кто уже самостоятельно приходил к мыслям, в ней изложенным, – или по меньшей мере предавался размышлениям подобного рода. Это вовсе не учебник; работа эта достигнет своей цели, если сумеет доставить удовольствие тому, кто прочтет ее с пониманием.

В книге обсуждаются философские проблемы, и она показывает, как я полагаю, что эти проблемы возникают не в последнюю очередь из-за нарушений логики нашего языка. Смысл текста можно вкратце сформулировать следующим образом: все, что может быть сказано, должно быть сказано четко, а то, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием.

Иначе говоря, цель этой книги – обозначить предел мысли, точнее, не столько мысли, сколько способов ее выражения; ведь чтобы указать предел мысли, мы должны обладать способностью пребывать по обе стороны этого предела (то есть мыслить немыслимое). Посему подобного предела можно достичь лишь при помощи языка, и то, что в этом случае окажется по другую сторону предела, будет бессмыслицей.

Мне не хотелось бы сопоставлять собственные размышления с достижениями других философов. Написанное в этой книге ни в коей мере не притязает на новизну отдельно взятых формулировок; а то обстоятельство, что я не указываю источников, имеет простое объяснение: мне безразлично, размышлял ли прежде кто-либо другой о том, о чем думал я.

Упомяну лишь, что я весьма обязан великолепным работам Фреге 4 и трудам моего друга г-на Бертрана Рассела  5 , которые в немалой степени стимулировали мою мысль. Если эта книга и ценна, то в двух отношениях: во-первых, в ней выражены мысли, и чем яснее эти мысли выражены – чем точнее их острие входит в голову, – тем книга ценнее. При этом я отчетливо сознаю, что далек от возможного совершенства просто потому, что моих сил для осуществления этой задачи недостаточно. Быть может, другие, кто придет после, справятся лучше.

Напротив, истинность размышлений, изложенных на этих страницах, представляется мне неоспоримой и полной. Посему я уверен, что отыскал, в существенных отношениях, окончательное решение поставленных проблем. И если в этом я не ошибаюсь, то второй факт, обеспечивающий ценность данной книге, таков: она показывает, сколь малого мы достигаем, разрешив эти проблемы.

Л. В. Вена, 1918 год

1. Мир есть все то, что имеет место.

2. То, что имеет место – факт, – есть совокупность позиций.

3. Логической картиной фактов служит мысль.

4. Мысль есть суждение, наделенное смыслом.

5. Суждение – функция истинности элементарных суждений.

(Элементарное суждение есть собственная функция истинности.)

6. В общем виде функция истинности представляется как

Такова общая форма суждения.

7. То, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием.

* * *

1. Мир есть все то, что имеет место .

1.1. Мир – совокупность фактов, а не предметов.

1.11. Мир определяется фактами и тем, что все они суть факты.

1.12. Совокупность фактов определяет все то, что имеет место, а также то, что не имеет места.

1.13. Мир есть факты в логическом пространстве.

1.2. Мир членится на факты.

1.21. Всякий факт может иметь место или не иметь места, а прочее останется неизменным.

2. То, что имеет место – факт, – есть совокупность позиций.

2.01. Позиция определяется связями между объектами (предметами, вещами).

2.011. Для предметов принципиально, что они являются возможными элементами позиций.

2.012. В логике нет случайностей: если нечто может воплотиться в позиции, возможность возникновения позиции должна изначально присутствовать в этом нечто.

2.0121. Если выяснится, что ситуация включает в себя предмет, который уже существует сам по себе, это может показаться случайностью.

Если предметы (явления) способны воплощаться в позициях, эта возможность должна присутствовать в них изначально.

(Ничто в сфере логики не является просто возможным. Логика оперирует всеми возможностями, и все возможности суть ее факты.)

Мы не в силах вообразить пространственные объекты вне пространства или временны́е объекты вне времени; точно так же нельзя вообразить объект, лишенный возможности сочетаться с другими.

И если я могу вообразить объекты, сочетающиеся в позициях, то я не могу вообразить их вне возможности этого сочетания.

2.0122. Предметы независимы настолько, насколько они способны воплощаться во всех возможных позициях, но эта форма независимости является и формой связи с позициями, формой зависимости. (Невозможно, чтобы слова одновременно выступали и сами по себе, и в суждениях.)

2.0123. Если мне известен объект, то известны и все его возможные воплощения в позициях.

(Всякая из этих возможностей является составной частью природы объекта.)

Новые возможности возникнуть задним числом попросту не способны.

2.01231. Если я стремлюсь познать объект, мне нет необходимости узнавать его внешние свойства, но я должен узнать все его внутренние свойства.

2.0124. Если даны все объекты, значит, даны и все возможные позиции.

2.013. Каждый предмет и каждое явление сами по себе находятся в пространстве возможных позиций. Я могу вообразить это пространство пустым, но не способен вообразить объект вне этого пространства.

2.0131. Пространственный объект должен находиться в бесконечном пространстве. (Точка пространства – аргументное место.)

Пятну в поле зрения не обязательно быть красным, однако оно должно иметь цвет, поскольку оно, так сказать, окружено цветовым пространством. Тон должен иметь некую высоту, осязаемые предметы должны иметь некую твердость, и так далее.

2.014. Объекты содержат возможности всех ситуаций.

2.0141. Возможность воплощения в позиции есть форма объекта.

2.02. Объекты просты.

2.0201. Всякое утверждение о совокупностях разложимо на утверждения об элементах совокупностей и на суждения, которые описывают совокупности в их полноте.

2.021. Объекты образуют субстанцию мира. Вот почему они не могут быть составными.

2.0211. Если у мира нет субстанции, тогда осмысленность суждения зависит от истинности другого суждения.

2.0212. В этом случае мы не можем нарисовать картину мира (равно истинную или ложную).

2.022. Очевидно, что мир воображаемый, сколько угодно отличный от реального, должен иметь с последним нечто общее – форму.

2.023. Объекты суть то, что составляет эту неизменяемую форму.

2.0231. Субстанция мира способна определять только форму, но не материальные свойства. Ибо лишь посредством суждений проявляются материальные свойства – лишь посредством конфигурации объектов.

2.0232. В известном смысле объекты бесцветны.

2.0233. Если два объекта обладают одинаковой логической формой, единственное различие между ними, оставляя в стороне внешние свойства, заключается в том, что они различны.

2.02331. Либо предмет (явление) обладает свойствами, которых лишены все прочие, и в этом случае мы можем целиком положиться на описание, чтобы отличить его от остальных; либо, с другой стороны, несколько предметов (явлений) наделены общими свойствами, и в таком случае различить их не представляется возможным.

Ибо если у предмета (явления) нет никакой особенности, я не могу отличить его; в противном случае он так или иначе отличался бы.

2.024. Субстанция существует независимо от того, что имеет место.

2.025. Она есть форма и содержание.

2.0251. Пространство, время, цвет (способность иметь цвет) суть формы объекта.

2.026. Если мир имеет постоянную форму, значит, должны существовать объекты.

2.027. Объект, постоянное и существующее суть одно и то же.

2.0271. Объекты суть то, что постоянно и существует; их конфигурация есть то, что изменчиво и нестабильно.

2.0272. Конфигурация объектов порождает позиции.

2.03. В позициях объекты сочетаются друг с другом, как звенья цепи.

2.031. В позициях объекты находятся в строго определенных отношениях друг к другу.

2.032. Способ, каким объекты сочетаются в позициях, создает структуру позиций.

2.033. Форма есть возможность структуры.

2.034. Структура фактов включает в себя структуру позиций.

2.04. Совокупность текущих позиций и есть мир.

2.05. Совокупность текущих позиций также определяет, какие позиции не существуют.

2.06. Существование и не-существование позиций образуют реальность. (Мы называем существование позиции положительным фактом, а не-существование позиции – отрицательным фактом.)

2.061. Позиции независимы друг от друга.

2.062. Из существования или не-существования одной позиции невозможно вывести существование или не-существование другой позиции.

2.063. Реальность в целом есть мир.

2.1. Мы создаем себе картину фактов.

2.11. Картина фактов отражает ситуацию в логическом пространстве, существование и не-существование позиций.

2.12. Картина фактов есть модель реальности.

2.13. На картине имеются элементы, соответствующие объектам.

2.131. Элементы картины замещают объекты.

2.14. Картина представляет собой совокупность элементов, находящихся в определенных отношениях друг с другом.

2.141. Картина есть факт.

2.15. То обстоятельство, что элементы картины соотносятся друг с другом определенным способом, отражает отношения между объектами.

Назовем сочетание элементов структурой картины и назовем возможность этой структуры формой изображения.

2.151. Форма изображения есть возможность того, что объекты будут соотноситься друг с другом подобно элементам картины.

2.1511. Именно так картина взаимодействует с реальностью: они соприкасаются.

2.1512. Картина выступает измерительным инструментом реальности.

2.15121. С измеряемым объектом инструмент соприкасается лишь в крайних точках.

2.1513. Это означает, что картине также присуще отношение отображения, которое и делает ее картиной.

2.1514. Отношение отображения заключается в соотнесении элементов картины с объектами.

2.1515. Соотнесенность элементов – как усики у насекомых: ими картина касается реальности.

2.16. Чтобы стать картиной, факт должен иметь нечто общее с изображаемым.

2.161. В картине и в том, что она изображает, должно быть нечто тождественное, чтобы одно могло оказаться отображением другого.

2.17. То общее, что картина должна иметь с реальностью, чтобы отображать ее – верно или неверно, – есть форма изображения.

2.171. Картина может отображать любую реальность, чьей формой она обладает.

Пространственная картина отображает любое пространство, цветная картина – любую цветность, и т. д.

2.172. Собственно форму отображения картина отображать не может, она просто явлена в ней.

2.173. Картина изображает свой предмет извне. (Ее точка зрения есть форма представления.) Вот почему картина изображает предмет верно или неверно.

2.174. Однако картина не может выйти за пределы своей формы представления.

2.18. То общее, что любая картина в любой форме должна иметь с реальностью, чтобы отображать последнюю верно или неверно, есть логическая форма иначе – форма реальности.

2.181. Картина, чья форма отображения является логической формой, называется логической картиной.

2.182. Каждая картина одновременно является логической картиной. (С другой стороны, далеко не всякая картина является, к примеру, пространственной.)

2.19. Логические картины могут изображать мир.

2.2. Картина имеет общую логико-изобразительную форму с тем, что она отображает.

2.201. Картина отображает реальность, представляя возможность существования или не-существования позиций.

2.202. Картина отображает ситуацию в логическом пространстве.

2. 203. Картина содержит возможность ситуации, которую она отображает.

2.21. Картина согласуется или не согласуется с реальностью; она верна или неверна, истинна или ложна.

2.22. Картина отражает отображаемое независимо от его истинности или ложности...

Логико-философский трактат

П Р Е Д И С Л О В И Е

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие. Следовательно, эта книга – не учебник. Ее цель будет достигнута, если хотя бы одному из тех, кто прочтет ее с пониманием, она доставит удовольствие. Книга излагает философские проблемы и показывает, как я полагаю, что постановка этих проблем основывается па неправильном понимании логики нашего языка. Весь смысл книги можно выразить приблизительно в следующих сливах: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать. Следовательно, книга хочет поставить границу мышлению, или скорее не мышлению, а выражению мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть мыслимо). Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет просто бессмыслицей. Я не хочу судить о том, в какой мере мои усилия совпадают с усилиями других философов. Ведь написанное мною не претендует на новизну деталей, и я потому не указываю никаких источников, что мне совершенно безразлично, думал ли до меня кто-либо другой о том, о чем думал я. Хочу только упомянуть выдающиеся работы Фреге и моего друга Бертрана Рассела, которые в значительной степени стимулировали мои мысли. Если эта работа имеет какое-либо значение, то оно заключается в двух положениях. Bo-пepвыx, в том, что в ней выражены мысли, и это значение тем больше, чем лучше они выражены. Тем скорее они попадают в самую точку. Я, конечно, сознаю, что использовал далеко не все возможности просто потому, что мои силы слишком малы для этой задачи. Другие могут взяться за нее и сделать это лучше. Напротив, истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной. Следовательно, я держусь того мнения, что поставленные проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то значение этой работы заключается, во-вторых, в том, что она показывает, как мало дает решение этих проблем.

1. Мир есть все то, что имеет место.

1. 1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей.

1. 11. Мир определен фактами и тем, что это все факты.

1. 12. Потому что совокупность всех фактов определяет как все то, что имеет место, так и все то, что не имеет места.

1. 13. Факты в логическом пространстве суть мир.

1. 2. Мир распадается на факты.

1. 21. Любой факт может иметь- место или не иметь места, а все остальное останется тем же самым.

2. То, что имеет место, что является фактом, – это существование атомарных фактов.

2. 01. Атомарный факт есть соединение объектов (вещей, предметов).

2. 011. Для предмета существенно то, что он может быть составной частью атомарного факта.

2. 012. В логике нет ничего случайного: если предмет может входить в атомарный факт, то возможность этого атомарного факта должна предрешаться уже в предмете.

2. 0121. Если бы для предмета, который мог существовать отдельно, сам по себе, впоследствии было бы создано соответствующее ему положение вещей – это выступало бы как случайность. Если предмет может входить в атомарные факты, то эта возможность должна заключаться: в самом предмете. (Нечто логическое не может быть только возможным. Логика трактует каждую возможность, и все возможности суть се факты.) Как мы не можем мыслить вообще пространственные объекты вне пространства или временные вне времени, так мы. не можем мыслить какой-либо объект вне возможности его связи с другими. Если я могу мыслить объект в контексте атомарного факта, я не могу мыслить его вне возможности этого контекста.

2. 0122. Предмет независим, поскольку он может существовать во всех возможных обстоятельствах, но эта форма независимости является формой связи с атомарным фактом, формой зависимости. (Невозможно, чтобы слова выступали двумя различными способами: отдельно и в предложении.)

2. 0123. Если я знаю объект, то я также знаю все возможности его вхождения в атомарные факты. (Каждая такая возможность должна заключаться в природе объекта.) Нельзя впоследствии найти новую возможность.

2. 01231. Чтобы знать объект, я должен знать не внешние, а все его внутренние качества.

2. 0124. Если даны все объекты, то этим самым даны также и все возможные атомарные факты.

2. 013. Каждая вещь существует как бы в пространстве возможных атомарных фактов. Это пространство я могу мыслить пустым, но не могу мыслить предмет без пространства.

2. 0131. Пространственный объект должен находиться в бесконечном пространстве (точка пространства есть аргументное место.) Пятно в поле зрения не должно быть обязательно красным, но оно должно иметь цвет, оно окружено, так сказать, цветным пространством. Тон должен иметь какую-то высоту, объект чувства осязания – какую-то твердость и т. д.

2. 014. Объекты содержат возможность всех положений вещей.

2. 0141. Возможность вхождения объекта в атомарные факты есть его форма.

2. 02. Объект прост.

2. 0201. Каждое высказывание о комплексах может быть разложено на высказывания об их составных частях и на предложения; полностью описывающие эти комплексы.

2. 021. Объекты образуют субстанцию мира. Поэтому они не могут быть составными.

2. 0211. Если бы мир не имел субстанции, то имеет смысл предложение или нет-зависело бы от того, истинно или нет другое предложение.

2. 0212. Тогда было бы невозможно построить образ мира (истинный или ложный).

2. 022. Очевидно, что как бы не отличался воображаемый мир от реального, он должен иметь нечто – некоторую форму – общее с действительным миром.

2. 023. Эта постоянная форма состоит из объектов.

2. 0231. Субстанция мира может определять только форму, а не материальные свойства. Потому что они прежде всего изображаются предложениями – прежде всего образуются конфигурацией объектов.

2. 0232. Между прочим: объекты бесцветны.

2. 0233. Два объекта одинаковой логической формы – помимо их внешних свойств- различаются только тем, что они различны.

2. 02331. Или предмет имеет свойства, которых не имеет ни один другой предмет, – тогда – можно просто выделить его из других посредством описания, а затем на него указать; или же имеется много предметов, все свойства которых являются общими для них, – тогда вообще невозможно указать ли одного из этих предметов. Потому что, если предмет. ничем. не выделяется, то я не могу его выделить, – ведь в этом случае получилось бы, что он выделяется.

2. 024. Субстанция есть то, что существует независимо от того, что имеет место.

2. 025. Она есть форма и содержание.

2. 0251. Пространство, время и цвет (цветность) есть формы объектов.

2. 026. Только если есть объекты, может быть дана постоянная форма мира.

2. 027. Постоянное, существующее и объект – одно и то м{е.

2. 0271. Объект есть постоянное, существующее; конфигурация есть изменяющееся, неустойчивое.

2. 0272. Конфигурация объектов образует атомарный факт.

2. 03. В атомарном факте объекты связаны друг с другом подобно звеньям цепи.

2. 031. В атомарном факте объекты сочетаются определенным образом.

2. 032. Тот способ, каким связываются объекты в атомарном факте, есть структура атомарного факта.

2. 033. Форма есть возможность структуры.

2. 034. Структура факта состоит из структур атомарных фактов.

2. 04. Совокупность всех существующих атомарных фактов есть мир.

2. 05. Совокупность всех существующих атомарных фактов определяет также, какие атомарные факты не существуют.

2. 06. Существование или несуществование атомарных фактов есть действительность. (Существование атомарных фактов мы также называем положительным фактом, несуществование – отрицательным.)

2. 061. Атомарные факты независимы друг от друга.

2. 062. Из существования или несуществования какого-либо одного атомарного факта. нельзя заключать о существовании или несуществовании другого атомарного факта.

2. 063. Действительность, взятая в ее совокупности, есть мир.

2. 1. Мы создаем для себя образы фактов.

2. 11. Образ изображает факты в логическом пространстве, т. е. в пространстве существования или несуществования атомарных фактов.

2. 12. Образ есть модель действительности.

2. 13. Объектам соответствуют в образе элементы этого образа.

2. 131. Элементы образа замещают в образе объекты

2. 14. Образ состоит в том, что его элементы соединяются друг с другом определенным способом.

2. 141. Образ есть факт.

2. 15. То, что элементы образа соединяются друг с другом определенным способом, показывает, что так же соединяются друг с другом и вещи. Эта связь элементов образа называется его структурой, а возможность этой структуры – формой отображения этого образа.