Юлиан «Отступник»

Юлиан выступил в роли реформатора «отступника», возможно, его даже можно назвать контрреформатором. Личность, проникшая в историю неожиданно, «достойный по роду, но заслуживший по уму». Возникает вопрос: Что такого уникального было в нем? Оставленные описания о нем вырисовывают ничем неприглядную картины. Аммиан Марцеллин отметил многие положительные качества Юлиана, которым сам был свидетелем, но не забывал привести и список его недостатков. Вот его слова: «По натуре Юлиан был человек легкомысленный, но зато имел хорошую привычку, которая смягчала этот недостаток, а именно: позволял поправлять себя, когда вступал на ложный путь. Говорил он очень много и слишком редко молчал; в своей склонности разыскивать предзнаменования он заходил слишком далеко, так что в этом отношении мог сравниться с императором Адрианом. Скорее суеверный, чем точный в исполнении священных обрядов, он безо всякой меры приносил в жертву животных, и можно было опасаться, что не хватит быков, если бы он вернулся из Персии.

Рукоплескания толпы доставляли ему большую радость; не в меру одолевало его желание похвал за самые незначительные поступки; страсть к популярности побуждала его иной раз вступать в беседу с недостойными того людьми. Иногда он... допускал произвол и становился непохожим на себя самого. Изданные им указы, безоговорочно повелевавшие то или другое, или запрещавшие, были вообще хороши, за исключением немногих. Так, например, было жестоко то, что он запретил преподавательскую деятельность исповедовавшим христианскую религию риторам и грамматикам, если они не перейдут к почитанию богов. Равным образом было несправедливо то, что он допускал включение в состав городских советов вопреки справедливости людей, которые были или чужими в тех городах, или же совершенно свободны от этой повинности благодаря привилегиям или своему происхождению.

Внешность его была такова: среднего роста, волосы на голове очень гладкие, тонкие и мягкие, густая, подстриженная клином борода, глаза очень приятные, полные огня и выдававшие тонкий ум, красиво искривленные брови, прямой нос, рот несколько крупноватый, с отвисшей нижней губой, толстый и крутой затылок, сильные и широкие плечи, от головы до пяток сложение вполне пропорциональное, почему был он и силен и быстр в беге Аммиан Марцеллин. 31 книга прошлых событий (Отрывки) / Перевод Куликовского Ю. А. Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах. Для высших учебных заведений. Том 2. // Дератани Н.Ф., Тимофеева Н.А. Римская литература. Просвещение. М. 1965. С. 17-22.».

В этом коротком высказывании скрыты все реформы проведенные в области отступления от канонов христианства к канонам язычекой «старой» веры.

Вынужден до смерти Констанция скрывать свои религиозные взгляды, Юлиан, став полновластным государем, прежде всего решил приступить к выполнению своей заветной мечты, а именно к восстановлению язычества. В первые же недели после своего восшествия на престол Юлиан по поводу этого издал эдикт Юлиан. Против христиан. / Пер. Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. (БАтЛ). М., Политиздат. 1990. С. 396--435..

Для того чтобы увидеть картину полной нужно задаться вопросом, а что предлагал Юлиан в альтернативу и в чем истинные причины гонений? Многие темы, затронутые Юлианом Отступником в сочинении «Против галилеян» (как называли тогда христиан), касаются иудаизма. Юлиан Отступник обвиняет христианство в том, что оно заимствовало худшие черты иудаизма и язычества, и порицает его за разрыв с иудаизмом. Он утверждает, что верования евреев не отличаются от верований других народов, за исключением веры в одного Бога, а также отвергает христианское аллегорическое толкование Библии.

Юлиан Отступник рассматривает еврейский монотеизм в двух аспектах. Во-первых, он указывает, что христианская вера в божественность Иисуса несовместима с Библией, которая признает только одного Бога. Во-вторых, он пытается представить иудаизм как одну из языческих вер с тем, чтобы противопоставить христианство всем принятым религиозным верованиям. Поэтому он доказывает, что евреи -- избранный народ их Бога, который является местным национальным божеством и в этом отношении ничем не отличается от богов других земель и городов. Вместе с тем нетерпимость евреев к другим богам и соблюдение ими субботы вызывают у Юлиана Отступника неудовольствие. Он сравнивает сюжеты книги Бытия с эпосом Гомера и космогонией Платона и доказывает, что языческая идея божества стоит выше иудаистической концепции. Подтверждение этому он видит в еврейской истории, изобилующей эпохами порабощения, а также в том, что евреи, сравнительно с их численностью, дали очень мало великих полководцев, философов, ученых, юристов, врачей, музыкантов и т. п.

Отношение Юлиана Отступника к евреям определялось через его полемику против христианства. Перед походом на войну с Персией (на которой он погиб) Юлиан Отступник обещал отменить антиеврейские законы и позволить евреям восстановить Иерусалимский храм, в службе в котором собирался лично участвовать («Послание к еврейскому обществу»). Вскоре после этого он писал, что «уже сейчас храм возводится заново» («Послание священнослужителю»). Еврейские источники содержат лишь весьма неопределенные намеки на это. Историк-язычник Аммиан Марцеллин (см. Римская литература) пишет, что, по-видимому, Юлиан Отступник хотел, чтобы восстановленный Храм стал памятником его правления. Он распорядился о выделении необходимых средств и строительных материалов и возложил ответственность за проект на Алипия Антиохийского, однако, согласно сообщениям римских историков, попыткам начать строительство положил конец пожар, охвативший руины Храма. Отцы церкви повествуют об этом в приукрашенной форме и добавляют, что евреи с энтузиазмом приняли предложение Юлиана Отступника и тысячами стекались к Храмовой горе, неся камни для строительства, однако, когда были положены первые камни, в предупреждение евреям начались землетрясения и ураганные бури, а затем евреи были обращены в бегство небесным огнем и видением ХристаЭлектронная еврейская энциклопедия./ КЕЭ. Т. 10. С. 825-827..

Историк Аммиан Марцеллин в таких словах говорит об этом важном моменте: «Хотя Юлиан со времени раннего детства уже чувствовал склонность к почитанию богов и по мере того, как рос, пылал желанием восстановить его, однако из-за сильной боязни он совершал языческие обряды в возможно глубокой тайне. Как только же Юлиан увидел, что за исчезновением того, чего он боялся, у него оказалась полная возможность делать то, что он хотел, он открыл свои тайные мысли и ясным, формальным эдиктом приказал открыть храмы и для почитания богов приносить на алтарях жертвы». Эдикт этот не был неожиданностью, так как всем была известна склонность Юлиана к язычеству. Радость язычников была безмерная; для них восстановление их религии знаменовало собой не только свободу, но и победу. Не во всех частях империи эдикт Юлиана мог найти одинаковое применение: в западной части государства было больше язычников, чем в восточной.

Ко времени Юлиана в самом Константинополе не было уже ни одного языческого храма. Новых храмов в короткий срок воздвигнуть было нельзя. Тогда Юлиан совершил торжественное жертвоприношение, по всей вероятности, в главной базилике, предназначавшейся для прогулок и деловых бесед и украшенной Константином статуей Фортуны. По свидетельству церковного историка Созомена, здесь произошла такая сцена: слепой старец, которого вел ребенок, приблизившись к императору, назвал его безбожником, отступником, человеком без веры. На это Юлиан ему отвечал: «Ты слеп, и не твой галилейский Бог возвратит тебе зрение». «Я благодарю Бога, - сказал старик, - за то, что он меня его лишил, чтобы я не мог видеть твоего безбожия» Церковная история Эрмия Созомена Саламинского. СПб. 1851.. Юлиан промолчал на эту дерзость и продолжал жертвоприношение.

Задумав восстановить язычество, Юлиан понимал, что восстановление его в прошлых, чисто материальных формах невозможно; необходимо было его несколько преобразовать, улучшить, чтобы создать силу, которая могла бы вступить в борьбу с христианской церковью. Для этого император решил заимствовать многие стороны христианской организации, с которой он был хорошо знаком. Языческое духовенство он организовал по образцу иерархии христианской церкви; внутренность языческих храмов была устроена по образцу храмов христианских; было предписано вести в храмах беседы и читать о тайнах эллинской мудрости (ср. христианские проповеди); во время языческой службы было введено пение; от жрецов требовалась безупречная жизнь, поощрялась благотворительность; за несоблюдение религиозных требований грозили отлучением и покаянием и т. д. Одним словом, чтобы несколько оживить и приспособить к жизни восстановленное язычество, Юлиан обратился к тому источнику, который он всеми силами своей души презирал.

Количество жертвенных животных, принесенных на алтари богов, было настолько велико, что вызывало сомнения и некоторую долю насмешки даже среди язычников. Сам император принимал деятельное участие при жертвоприношениях и не гнушался самой низкой работой. По словам Либания, он бегал вокруг алтаря, зажигал огонь, держал в руках нож, убивал птиц и гадал по их внутренностям. В связи с необычным количеством убиваемых жертвенных животных была в ходу в то время эпиграмма, некогда обращенная к другому императору - философу Марку Аврелию: «Белые быки цезарю Марку (шлют) привет! Если ты возвратишься с победой, мы погибнем Аммиан Марцеллин. 31 книга прошлых событий (Отрывки) / Перевод Куликовского Ю. А. Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах. Для высших учебных заведений. Том 2. // Дератани Н.Ф., Тимофеева Н.А. Римская литература. Просвещение. М. 1965. С. 17-22.».

Подобное видимое торжество язычества должно было сильно отразиться на положении христиан в империи. Вначале казалось, что христианству не грозит каких-либо серьезных опасностей. Пригласив из христиан вождей различных религиозных направлений в их сторонниками во дворец, Юлиан объявил, что теперь, по окончании гражданских усобиц, каждый мог беспрепятственно, без всякого опасения следовать своей вере. Итак, объявление веротерпимости было одним из первых актов самостоятельного правления Юлиана. Иногда в его присутствии христиане поднимали между собой споры, и тогда император, пользуясь словами Марка Аврелия, не раз говорил: «Слушайте меня, как меня слушали фламаны и франки!» Вскоре же был издан указ, на основании которого все изгнанные при Констанции епископы, каких бы религиозных воззрений они ни придерживались, освобождались из ссылки, а их конфискованные имения возвращались прежним владельцам.

Но возвратившиеся представители духовенства, принадлежа к различным религиозным направлениям, совершенно, с их точки зрения, непримиримых между собой, не могли ужиться в согласии в начали ожесточенные споры, на что, по-видимому, и рассчитывал Юлиан. Даруя кажущуюся веротерпимость и хорошо зная психологию христиан, он был уверен, что в их церкви сейчас же начнутся раздоры, и такая разъединенная церковь уже не будет представлять для него серьезной опасности. Одновременно с этим Юлиан обещал большие выгоды тем из христиан, которые согласились бы отречься от христианства. Примеров отречения было немало. Св. Иероним называл подобный образ действия Юлиана «преследованием ласковым, которое скорее манило, чем принуждало к жертвоприношению».

Между тем христиане последовательно удалялись из чиновного и военного мира; причем их места замещались язычниками. Знаменитый лабарум Константина, служивший знаменем в войсках, был уничтожен, и блиставшие на знаменах кресты были заменены языческими эмблемами.

Но что нанесло христианству наиболее чувствительный удар, это школьная реформа Юлиана. Первый указ касается назначения профессоров в главные города империи. Кандидаты должны быть избираемы городами, но для утверждения представляемы на усмотрение императора, поэтому последний мог не утвердить всякого неугодного ему профессора. В прежнее время назначение профессоров находилось в ведении города. Гораздо важнее был второй указ, сохранившийся в письмах Юлиана. «Все, - говорит указ, - кто собирается чему-либо учить, должны быть доброго поведения и не иметь в душе направления, несогласного с государственным». Под государственным направлением надо, конечно, разуметь языческое направление самого императора. Указ считает нелепым, чтобы лица, объясняющие Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота и других античных писателей, сами отвергали чтимых этими писателями богов. «Я предоставляю на выбор, - говорит в указе Юлиан, - или не учить тому, что они не считают серьезным, или, если они желают учить, должны прежде всего на деле убедить учеников, что ни Гомер, ни Гесиод, никто другой из писателей, которых они объясняют и вместе с тем обвиняют в нечестии, безумии и заблуждении по отношению к богам, не таковы. Если же они, получая за труды свои плату, кормятся тем, что древние написали, то этим самым они показывают себя настолько корыстолюбивыми, что готовы на все из-за нескольких драхм. До сих пор было много причин не посещать храмов богов, и висящий отовсюду страх оправдывал скрытность по отношению к истинным мыслям о богах; теперь же, так как боги даровали нам свободу, мне кажется нелепым учить людей тому, что они сами не считают здравым. Но, если они считают мудрыми тех писателей, которых они объясняют и толкуют, то пусть прежде всего они подражают их благочестивым чувствам по отношению к богам; если же они полагают, что почитаемые боги ложны, то пусть идут в церкви галилеян объяснять Матфея и Луку... Таков общий закон для начальников и учителей... Хотя было бы справедливо лечить (упорствующих) против их воли, как поступают с сумасшедшими; однако да будет прощение всем, подверженным этой болезни. Ибо, по моему мнению, безумцев надо учить, а не наказывать». Аммиан Марцеллин, друг Юлиана и сотоварищ по его походам, вкратце так говорит об этом эдикте: «(Юлиан) запретил христианам обучать риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию богов», т. е., другими словами, не сделаются язычниками. Некоторые полагают, на основании указаний христианских писателей, что Юлиан издал второй указ, запрещавший христианам не только учить, но и учиться в школах. Св. Августин, например, писал: «Разве Юлиан, который запретил христианам учить и учиться наукам (liberales litteras), не преследовал церковь?» Но текста этого второго указа до нас не дошло, поэтому его могло и не быть; тем более, что и первый указ о запрещении христианам преподавания косвенно влек за собой и запрещение христианам учиться. После его опубликования христиане должны были посылать своих детей в грамматические и риторические школы с языческим преподаванием, от чего большинство христиан воздерживалось, так как опасалось, что через одно или два поколения языческого преподавания христианская молодежь может возвратиться к язычеству. С другой стороны, если христиане не будут получать общего образования, они будут уступать в умственном развитии язычникам. Поэтому указ, даже если он был только один, имел для христиан громадное значение и грозил им в будущем серьезной опасностью. Еще Гиббон правильно заметил: «Христианам прямо было запрещено учить; им же косвенно было запрещено учиться, раз они не могли (морально) посещать языческие школы».

Надо сказать, что громадное большинство риторов и грамматиков из христиан предпочло покинуть свои кафедры, чем в угоду императору перейти в язычество. Даже среди язычников отношение к эдикту Юлиана было различно. Языческий писатель Аммиан Марцеллин по этому поводу писал: «Должно подлежать вечному умолчанию то, что Юлиан запрещал учить тем преподавателям риторики и грамматики, которые были почитателями христианской веры».

Интересно, как христиане реагировали на указ Юлиана. Некоторые из них наивно радовались тому, что император затруднил верующим изучение языческих писателей. Чтобы возместить запретную языческую литературу, христианские писатели того времени, особенно Аполлинарий-старший и Аполлинарий-младший, отец и сын, задумали для школьного преподавания создать свою литературу; для этого они, например, переложили псалмы наподобие од Пиндара, Пятикнижие Моисея изложили гексаметром, Евангелие в виде диалогов наподобие Платона и т.д. Из этой неожиданной литературы до нас ничего не дошло. Конечно, подобная литература действительной ценности иметь не могла и исчезла тотчас же после смерти Юлиана, когда его указ потерял силу.

Летом 362 года Юлиан предпринял путешествие в восточные провинции и прибыл в Антиохию, где население, по словам самого императора, «предпочитало атеизм», т. е. было христианским. Поэтому в городе среди торжества официального приема чувствовалась и временами прорывалась некоторая холодность и затаенная враждебность. Антиохийское пребывание Юлиана важно в том отношении, что оно заставило его убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица Сирии осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Юлиан рассказал историю своего визита в своем сатирическом сочинении «Мисопогон, или Ненавистник бороды» Юлиан. Речь к антиохийцам, или Мисапогон (враг бороды). / Пер. А. Н. Кириллова. Нежин. 1913.. В большой языческий праздник в храме Аполлона, в антиохийском предместье Дафне, он думал увидеть громадную толпу народа, жертвенных животных, возлияния, благовония и прочие атрибуты большого языческого торжества; по прибытии же к храму Юлиан, к своему удивлению, нашел лишь одного жреца с одним гусем в руках для жертвы. В изложении Юлиана: «В десятый месяц, согласно вашему летоисчислению - Лоос, думаю, так вы его называете - происходит праздник, основанный вашими предками, в честь этого бога. И это ваш долг быть усердными в посещении Дафне. Поэтому я и поспешил туда, в храм Зевса Кассия, думая, что в Дафне, если и где еще, я смогу порадоваться зрелищем вящего благосостояния и общественного духа. И я представлял в своем воображении вид процессии, как она должна была бы быть, подобно человеку, видящему видения во сне, животных для жертвоприношения, возлияния, хоры в честь бога, благовония и молодежь вашего города, окружающая святыню, их души, украшенные всей святостью, и они сами, одетые в белые и прекрасные одежды. Однако, когда я вошел в святыню, я не нашел ни благовоний, никого вообще, ни одного жертвенного животного. На мгновение я был удивлен и подумал, что я все еще нахожусь вне святыни и что вы ждете сигнала от меня, оказывая мне почет из-за того, что я - верховный понтифик. Однако, когда я начал спрашивать, какую жертву город намеревается принести для отмечания ежегодного праздника в честь бога, жрец ответил: «Я принес с собой из моего дома гуся как жертвоприношение богу, но город в это время никаких приготовлений не предпринимал». Антиохия ничем не отозвалась на этот праздник. Подобные факты раздражали Юлиана против христиан. Еще более обострил отношения между ними вспыхнувший пожар упомянутого храма в Дафне, в чем заподозрены были христиане. Рассерженный Юлиан: приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же факты произошли в других городах. Напряжение дошло до крайних пределов. Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители церкви потерпели мученическую кончину. Стране грозила полная анархия.

Роковым стал поход на персов, который лишил жизни великого контрреформатора. Случайное копье или просчитанный удар, так и осталось тайной. Около умиравшего в палатке Юлиана собрались его друзья и главные военачальники, к которым он обратился с прощальным словом. Предсмертная речь императора дошла до нас в изложении Аммиана Марцеллина. В ней он дает апологию своей жизни и деятельности, с философским спокойствием ожидает неизбежной смерти и в конце речи, когда уже слабели его силы, не указав на возможного наследника, высказал пожелание, чтобы после него нашелся хороший правитель. Заметив, что окружавшие его люди плачут, умирающий сказал с упреком, что недостойно оплакивать государя, примирившегося с небом и звездами. Умер Юлиан в полночь 26 июня 363 года, тридцати двух лет от роду. Знаменитый ритор Либаний сравнивал смерть Юлиана со смертью Сократа.

Весной 363 года Юлиан покинул Антиохию, направляясь в поход против персов, во время которого, как известно, император был смертельно ранен копьем и, будучи перенесен в палатку, вскоре умер. Точно не знали, кто поразил императора. Поэтому позднее возникло немало рассказов. Среди них была, конечно, версия, что он пал от руки христиан. Христианские же историки сообщают известную легенду, будто он, схватившись за рану, наполнил руку кровью и бросил ее в воздух со словами: «Ты победил, Галилеянин!»

Григорий лишь вскользь упоминает о времени, в течение которого Юлиан дошел до Селевкии-Ктесифона, завоевав множество крепостей «без всякого сопротивления - то ли потому, что обманул персов быстротой нападения, то ли потому, что персы обманывали его и завлекали понемногу вперед; говорят ведь и то, и другое». Григорий упоминает и о том, как Юлиан приказал сжечь собственный флот на реке Тигр: это было сделано по совету некоего перса, который вкрался в доверие к императору, но после гибели флота безвозвратно исчез. По поводу гибели самого Юлиана,- причина ее так и осталась до конца неясной историкам,- Григорий выдвигает четыре версии: 1) Юлиан был убит персами в сражении; 2) он был убит собственным солдатом; 3) его умертвил некий «иноземный шут»; 4) он погиб от руки сарацина. Как бы там ни было, отступник «получает поистине своевременный удар, спасительный для всего мира».

Описание смерти Юлиана и его предсмертных речей содержится у римского историка-неоплатоника Аммиана Марцеллина, который участвовал в походе 363 г., а также в Похвальном Слове Ливания. Как показывает Аммиан, Юлиан хотел умереть смертью, достойной философа. Его предсмертными словами были: «Не горюю я и не скорблю, как можно бы подумать, потому что я проникнут общим убеждением философов, что дух выше тела... Я верю и в то, что боги небесные даровали смерть некоторым благочестивым людям как высшую награду». И Аммиан, и Ливаний сравнивают кончину Юлиана со смертью Сократа. Такое сопоставление, однако, является натяжкой. Как отмечает современный исследователь, «Сократ умирает смиренно, в надежде на переход к радостям вечной жизни. В противоположность этому Юлиан все время расхваливает сам себя, всякие свои заслуги, и государственные, и военные, и даже лично-моральные, чувствуя себя праведником, непогрешимой личностью и исключительным героем во всех делах. Ведет он себя в свой смертный час небывало надменно». Именно на эту надменность Юлиана, на его тщеславное желание уйти из жизни достойно философа, чтобы впоследствии быть причисленным к лику богов, указывает Григорий:

Он лежал на берегу реки, тяжко страдая от раны. Поскольку же знал, что многие из удостоившихся славы прежде него, чтобы считали их сверхчеловеками, при помощи неких ухищрений исчезали из среды людей и за то были признаны богами, то он, плененный желанием этой славы и вместе с тем стыдясь самого рода смерти, которая была бесславной из-за его собственного безрассудства, что замышляет и что предпринимает? Неужели лукавство его не прекращается вместе с жизнью? Он покушается свое тело бросить в реку и для этого в качестве помощников употребляет некоторых верных ему людей, посвященных в его таинства. И если бы не кто-то из царских евнухов, почувствовавший, к чему идет дело, и объяснивший другим, не возгнушался злодеянием и не воспрепятствовал намерению, то, может быть, эта неудача дала бы неразумным еще одного бога. Так он царствовал, так управлял войском, так и разрешается от жизни // Епископ Иларион (Алфеев). Жизнь и учение св. Григория Богослова. .

Около умиравшего в палатке Юлиана собрались его друзья и главные военачальники, к которым он обратился с прощальным словом. Предсмертная речь императора дошла до нас в изложении Аммиана Марцеллина. В ней он дает апологию своей жизни и деятельности, с философским спокойствием ожидает неизбежной смерти и в конце речи, когда уже слабели его силы, не указав на возможного наследника, высказал пожелание, чтобы после него нашелся хороший правитель. Заметив, что окружавшие его люди плачут, умирающий сказал с упреком, что недостойно оплакивать государя, примирившегося с небом и звездами. Умер Юлиан в полночь 26 июня 363 года, тридцати двух лет от роду. Знаменитый ритор Либаний сравнивал смерть Юлиана со смертью Сократа.

Армия избрала императором начальника дворцовой гвардии Иовиана, христианина, приверженца никейского исповедания. Стесненный персидским царем, Иовиан должен был заключить с ним мир на условии уступки Персии нескольких провинций на восточном берегу Тигра. Смерть Юлиана была с радостью встречена христианами. Христианские писатели называли покойного императора драконом, Навуходоносором, Иродом, чудовищем. Однако он был похоронен в церкви Святых Апостолов в пурпурном саркофаге // Васильев А.А. История Византийской империи. (Время до крестовых походов до 1081 г.) Т. 1..

17.06.362 (30.6.). Римский император Юлиан Отступник издал эдикт, запретивший христианам преподавать в школах, и начал новые репрессии против христиан.

(331–26.6.363) – римский император в 361–363 гг., племянник и наследник , благодаря христианство стало первенствующей, а затем и государственной религией Империи. В юности Юлиан получил христианское воспитание под руководством Евсевия (тогдашнего епископа Никомедии), однако позднее, обучаясь в Афинах, увлекся эллинской культурой и стал тайным приверженцем язычества. До самой смерти дяди он был вынужден скрывать свои взгляды, а став государем, решил воплотить в жизнь свою заветную мечту – восстановить в Риме язычество. Как пишет "Еврейская энциклопедия", восхваляющая его административные и военные таланты: «В христианстве, которое в течение одного поколения превратилось из гонимой секты в официальную и воинствующую религию, Юлиан Отступник не только видел губительную болезнь, подрывающую устои государства, но и испытывал глубокое отвращение к христианскому вероучению и морали».

Ко времени Юлиана в самом Константинополе не было уже ни одного языческого храма. Новых капищ сразу построить было невозможно. Тогда Юлиан стал совершать языческие жертвоприношения в христианских церквях, оскверняя их. При этом Юлиан понимал, что возродить былую примитивную религию в первоначальном многобожном виде было уже невозможно. Он решил реформировать язычество в сторону монотеизма (возвысив в своем пантеоне главного бога), чтобы создать силу, которая могла бы более успешно вести борьбу с христианской Церковью. В этом новом государственном культе сам император Юлиан служил верховным жрецом (понтифекс максимус).

Обновленной языческой структуре он присвоил некоторые внешние черты христианского церковного устройства. Языческое духовенство организовывалось по образцу иерархии христианской церкви. Убранство храмов Юпитера и Юноны было похоже на христианское; во время языческой службы было введено пение. Подобно христианским священникам, служители нового культа должны были читать мiрянам проповеди о тайнах эллинской мудрости. От жрецов требовалась безупречная жизнь, поощрялась благотворительность.

Формально сначала Юлиан провозгласил веротерпимость: разрешил восстановление языческих храмов и возврат их конфискованной собственности; из ссылки вернулись представители опальных и еретических течений, проходили публичные диспуты на религиозные темы. Вместе с тем, возвратившиеся представители духовенства, принадлежа к различным конфессиональным направлениям, непримиримым между собой, не могли ужиться в согласии (в то время церковное учение находилось еще в периоде становления) и начали ожесточенные споры, на что и рассчитывал Юлиан. Даруя свободу вероисповеданий и хорошо зная непоколебимую психологию христиан, он был уверен, что в их Церкви сейчас же начнутся раздоры, и такая разъединенная Церковь будет выглядеть менее привлекательно в сравнении с язычеством. Одновременно Юлиан поощрял большими выгодами тех из христиан, которые согласились бы отречься от христианства. Св. Иероним называл такой метод Юлиана «преследованием ласковым, которое скорее манило, чем принуждало к жертвоприношению».

Вскоре последовали и репрессивные меры. Юлиан наложил запрет на ряд книг, содержащих критику язычества, и сам писал полемические сочинения против христианства, порицая его за разрыв с иудаизмом и за христианское толкование Библии (утверждал, что христианская вера в божественность Иисуса Христа несовместима с Библией, которая признает только одного Бога). При этом «полемические сочинения Юлиана Отступника против христианства обнаруживают глубокое знание Библии и Нового завета», – вновь хвалит его "Еврейская энциклопедия".

Результатом репрессивной антихристианской политики Юлиана стал "школьный" эдикт, изданный 17 июня 362 г. и запрещавший христианам обучать молодежь риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию языческих богов. Негласно же верующим в Христа было запрещено и учиться, поскольку они не могли в силу своих религиозных убеждений посещать языческие школы, хулящие Христа.

Летом 362 г. Юлиан предпринял путешествие в Антиохию (древняя Сирия), где население было христианским, и эта поездка заставила Отступника убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица этой провинции осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же кощунства произошли в других городах. Подверглись глумлению и сожжению мощи святых. Христиане, защищая свою веру, разбивали изображения языческих богов. Некоторые защитники Церкви потерпели мученическую кончину.

Помимо реставрации древней римской религии, в борьбе против христианства Юлиан решил привлечь на свою сторону главную антихристианскую силу – иудеев, для чего задумал восстановить для них Иерусалимский храм – чем особенно "прославился" в церковной истории. Ибо Господь наглядно проявил в этом случае Свою силу и показал истинность христианства и отверженность антихристианского иудаизма.

"Еврейская энциклопедия" признает: «Отношение Юлиана Отступника к евреям определялось через его полемику против христианства. Перед походом на войну с Персией (на которой он погиб) Юлиан Отступник обещал отменить антиеврейские законы и позволить евреям восстановить Иерусалимский храм, в службе в котором собирался лично участвовать ("Послание к еврейскому обществу"). Вскоре после этого он писал, что «уже сейчас храм возводится заново» ("Послание священнослужителю")... Историк-язычник Аммиан Марцеллин пишет, что, по-видимому, Юлиан Отступник хотел, чтобы восстановленный Храм стал памятником его правления. Он распорядился о выделении необходимых средств и строительных материалов и возложил ответственность за проект на Алипия Антиохийского, однако, согласно сообщениям римских историков, попыткам начать строительство положил конец пожар, охвативший руины Храма. Отцы церкви повествуют об этом в приукрашенной форме и добавляют, что евреи с энтузиазмом приняли предложение Юлиана Отступника и тысячами стекались к Храмовой горе, неся камни для строительства, однако, когда были положены первые камни, в предупреждение евреям начались землетрясения и ураганные бури, а затем евреи были обращены в бегство небесным огнем и видением Христа... Позднейшие христианские авторы ( , "Послания", 4 в.; Созомен Саламанский, "Церковная история", 5 в.) утверждали, что после опубликования распоряжения Юлиана Отступника о восстановлении Храма евреи избивали христиан и сожгли церкви в Ашкелоне, Дамаске, Газе и Александрии. Однако большинство исследователей скорее склонны верить сообщению Бар Хебреуса ("Хронография", 13 в.), согласно которому разъяренные императорским декретом христиане убили евреев Эдессы. Обнаруженная в 1969 г. на Западной стене надпись с цитатой из Ис. 66:14, возможно, относится к этому периоду возрождения мессианских надежд» (http://www.eleven.co.il/article/15158).

Оставим в стороне интерпретацию этого события "Еврейской энциклопедией" (большинство гонений на христиан в Римской империи провоцировались иудеями). Для нас тут важно иное: согласно святоотеческому преданию (святые Киприан, Кирилл Иерусалимский, Ипполит Римский и др.), Храм Соломона не может быть восстановлен до самых последних времен, он будет восстановлен евреями уже для антихриста. Когда Юлиан Отступник, знавший это предание, захотел его опровергнуть и посмеяться над христианами, приказав восстановить храм на прежнем месте, то вырвавшийся из-под земли огонь и землетрясение разрушили приготовления к постройке. Даже "Еврейская энциклопедия" подтверждает этот факт.

Смерть Отступника также произошла чудесным образом. Главной внешнеполитической задачей Юлиан считал борьбу с Ираном. Весной 363 г. римские легионы дошли до столицы Персии, Ктесифона. Но закончилась эта война поражением и гибелью Юлиана. Вот как это произошло к радости всех христиан империи.

Персидская столица была найдена неприступной даже для 83-тысячного войска, хотя ранее римские войска уже трижды овладевали этим городом. Положение усугублялось тем, что римские подкрепления и армянские союзники, которым надлежало нанести удар по Ктесифону с севера, не явились. Один перс пообещал Юлиану быть проводником внутрь Персии. Юлиан сжёг свой флот, стоявший на Тигре, и излишек продовольствия; но перс оказался патриотом и завел римлян в Карманитскую пустыню, где не было ни воды, ни пищи. После бегства проводников, Юлиан был вынужден начать отступление, теснимый неприятельскими войсками. 26 июня 363 г. в битве при Маранге Юлиан получил смертельную рану.

В разных источниках его убийство описывается по-разному: то якобы его убил обиженный солдат его собственной армии, то некий солдат-христианин, то пишут о несчастном случае и даже самоубийстве: поняв, что положение его армии безнадёжно, он искал смерти в бою и в первых рядах сражавшихся кинулся на вражеское копье. Один из телохранителей Юлиана уверял, что император был убит невидимым злым духом. Момент ранения описывает историк Аммиан Марцеллин, сопровождавший Юлиана: «неизвестно откуда внезапно ударило его кавалерийское копье, рассекло кожу на руке, пробило ребра и застряло в нижней части печени. Пытаясь вырвать его правой рукой, он почувствовал, что разрезал себе острым с обеих сторон лезвием жилы пальцев, и упал с лошади» (Аммиан Марцеллин. "Римская история").

Еще один современник, языческий философ Либаний писал: «Кто же был его убийцей?.. Имени его я не знаю, но что убил не враг, явствует из того, что ни один из врагов не получил отличия за нанесение ему раны. …И великая благодарность врагам, что не присвоили себе славы подвига, которого не совершили...» (Либаний. "Надгробная речь Юлиану").

Раннехристианский писатель-историк Созомен (V в.), рассказывая о смерти Юлиана Отступника, писал, что он, «приготовляясь к войне с персами, грозился, что после этой войны худо будет от него Церквям, и с насмешкою говорил, что тогда не защитить их Сыну Тектонову… Получив удар, он… отчасти понял, откуда было поражение, и не совсем не разумел причину своего бедствия. Говорят, что когда рана была нанесена, он собрал с нее кровь и, как бы смотря на явившегося себе Христа и обвиняя Его в убиении себя, бросил ее на воздух» (Эрмий Созомен Саламинский. "Церковная история"). По словам блаженного Феодорита, Юлиан при этом сказал: «Ты победил, Галилеянин!» (Феодорит, епископ Кирский. "Церковная история").

В христианской традиции смерть Отступника описана так: «Когда молился пред иконою Пресвятой Богородицы, – при которой было изображение и святого великомученика Меркурия с копьём как воина, – чтобы злочестивый царь Юлиан Отступник, великий гонитель и истребитель правоверных христиан, не возвратился из Персидской войны для истребления христианской веры, то увидел, что там, при иконе Пресвятыя Богородицы, образ святого Меркурия сделался на некоторое время невидимым, потом показался с окровавленным копьём. А в то самое время Юлиан Отступник был пронзен на Персидской войне копьем неизвестного воина, который тотчас после того сделался невидим» ( . Жития святых, 24 ноября).

Юлиан был убит св. Меркурием в третий год царствования, на 31-м году жизни. Он был похоронен в языческом капище в Тарсе, Киликия; впоследствии тело его было перенесено на его родину в и положено в церкви Святых Апостолов рядом с телом его супруги, в пурпурном саркофаге, но без отпевания как тело отступника.

Слово Отступник по-гречески звучит "апостат" – отсюда понятие апостасии, отхода человечества от Бога в последние времена. И хотя в IV в. Церкви еще предстояла славная история, уже в это время Юлиан Отступник в ранге государя православной Римской империи представляет собой первый яркий прообраз апостасии, хотя он, действительно, имел определенные административные способности. Это было на заре христианской государственности – и схожий соблазн отступничества от мы видим в еще более примитивном виде в наше апостасийное время. Весь "цивилизованный мiр", еще недавно христианский, ныне идет путем Юлиана Отступника. Христиане в нем снова становятся притесняемым меньшинством, а насаждаемая веротерпимость и толерантность выливается в легализацию греха и сатанизма. Близится и восстановление Иерусалимского храма для антихриста, и его разрушение в славном и победном Втором пришествии Христа.

Молитвы древних христиан об избавлении от Юлиана Отступника

ПРЕП. ИУЛИАН
Преп. Иулиан пустынник, живший при реке Евфрате «во время лютого на Церковь гонения, от Иулиана отступника бывшего, молящися к Богу, слыша глас свыше глаголющий: «не точию твоих ради молитв, но и иных ради многих молений и слез, злочестивый Иулиан закалается: и убиен бысть в то время скверный оный отступник» («Жития Святых», 18-е Октября).

СВ. ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ
«Во время угодника сего Божия, великого Василия, в Кесарии Каппадокийской честь Царя Небесного мужественно защищающего, царю Иулиану отступнику, богохульнику же и гонителю зельну, на Персы шедшу, христиан же погубити хвалящуся, моляшеся святый сей пред иконою Пресвятые Богородицы в церкви, при ней же бе изображение и святого великомученика Меркурия с копием, яко воина. Моляшеся же о том, дабы злочестивый той царь губитель христианский от брани не возвратился. И виде образ святого Меркурия при Пречистой Богородице стоящего изменшийся, и невидимо бысть то изображение мученика на некий час. По малем же времени показася со окровавленным копием: в то бо самое время Иулиан на брани прободен бысть от святого мученика Меркуриа, посланного Пречистою Богородицею на погубление врага Божия» («Жития Святых», 1-е Января).

ЕП. ГРИГОРИЙ, ОТЕЦ СВ. ГРИГОРИЯ БОГОСЛОВА
«Кто более моего родителя, – говорит в похвальном слове своему отцу св. Григорий Богослов, – способствовал низложению отступника (Иулиана)? Он и открыто, несмотря на обстоятельства, всенародными молитвами и молениями поражал губителя, и наедине выводил против него свое ночное ополчение – простертие на земле, изнурение престарелой и маститой плоти своей, орошение плоти слезами. В таких подвигах провел он почти целый год, любомудрствуя пред единым Тайновидцем, от нас же стараясь укрыться, потому что не любил хвалиться своею набожностью. И, конечно, утаился бы, если бы не взошел я однажды нечаянно и, увидев следы его распростертия на земле, не выведал у одного из служителей, что сие значило, и таким образом не узнал его ночной тайны» (Твор.Св.Григория Богослова, ч.2-я, изд.3-е, стр. 109).

Язычество никогда не будет главенствующей религией!

Я Вас умоляю, существует предначертание. Зачем борьба за веру. Всё идет по замыслу Божию.

Прежде чем умолять, Вы бы сначала научились видеть различие между Замыслом (должным идеалом) и Промыслом (не предначертанием, а управлением в масштабе всеведения, не нарушающим свободу воли человека, см. в учебнике Закона Божия). А то у Вас получается, что и пришествие антихриста - "замысел Божий" и сопротивляться ему "грех".

Юлиан II, Флавий Клавдий (Flaviuns Claudius Julianus) ( - ), римский император (360-363). Одна из тех личностей, над истолкованием которых не устает работать внимание историков. Деятельность его, посвященная возрождению язычества , вызывала издавна глубокий интерес. Христианские писатели, современники и враги Юлиана, назвали его "отступником" (άποστάτης), и эта кличка, поддержанная Церковью, тесно слилась с его именем в историческом предании. Корифеи просветительной литературы XVIII в., наоборот, оказывали ему почет как "первому свободному мыслителю". Ученые нового времени, отмечая его замечательные дарования и признавая его принципиальность и искренность, характеризовали его, тем не менее, как "романтика на троне Цезарей", находили в нем черты "Дон-Кихота" дела, отжившего свой век. Анализом личности и исследованием деяний Юлиана занимается обширная литература, с каждым годом обогащающаяся новыми произведениями ученого или полемического характера.

Юность и образование Юлиана

Отец и старший брат его были умерщвлены по приказанию императора Констанция (337 г.). Другому брату Юлиана, Галлу (род. в г.), оставлена была жизнь, как и Юлиану (вероятно, их спасло малолетство), и они росли вместе.

Детство Юлиан провел в Константинополе, в доме матери. Наблюдение за его духовным развитием поручено было епископу Евсевию , который должен был воспитать ребенка в духе умеренного арианства , которому сочувствовал Констанций. Евсевий относился к своему делу холодно и небрежно; настоящим авторитетом являлся для мальчика приставленный к нему евнух варварского происхождения, но образованный, Мардоний, добрейший старик, уже бывший учителем его матери. Страстный поклонник эллинской культуры, Мардоний стремился насадить зерна ее в душе питомца, крепко к нему привязавшегося, окружая его миром образов и идей, взятых из греческой литературы, и воздерживаясь от всякого упоминания о христианстве. Рядом с этим он приучал Юлиана к строгому воздержанию и нравственному ригоризму. Таким образом в сознании Юлиана все благородное и высокое связывалось с античностью, а с понятием христианства невольно соединялось представление о мертвом формализме, грубом принуждении и нравственной испорченности, которая действительно царила тогда в среде высшего духовенства и придворной знати, наружно исповедовавшей новую веру.

Пребывание обоих братьев в столице казалось опасным подозрительному императору: Галл с Юлианом в г. были отправлены в Малую Азию и поселены в уединенном казенном поместье Мацелл (Macellum), с укрепленным дворцом; их окружала роскошная обстановка, но каждый шаг находился под бдительным надзором верных слуг Констанция. Образование юношей должно было продолжаться в христианском духе, при руководительстве арианских учителей. Христианские писатели утверждают, что Галл искренно принял учение, Юлиан же прикидывался верующим, питая к Христианству скрытую ненависть. Сам Юлиан говорит, что учителя его, ариане, скорее похожи были на тюремщиков, чем на наставников.

В эти годы ссылки он основательно изучил книги Ветхого и Нового Заветов, но вдумывался в них лишь как в закон веры врагов, чтобы приобрести таким образом орудие борьбы с ней. По-видимому, Юлиан быстро уразумел резкий контраст, который наблюдался между истинным учением Христа и жизнью современного ему христианского общества.

Искренним христианином Юлиан не был никогда: умственные вкусы и сердечные чувства изначала влекли его к эллинизму . Это настроение росло в силу необходимости постоянно скрывать его и исполнять обряды официального культа. В Мацелле оба брата пробыли пять лет, после чего Галл неожиданно был возведен в звание цезаря для управления Востоком, а Юлиан возвращен в Константинополь .

Руководить дальнейшим его образованием должен был софист Экцеболий, человек без убеждений, по приказанию власти готовый быть и православным, и арианином, и язычником. Уроки такого учителя могли только еще больше восстановить Юлиана против христианства. Блестящие способности, которые Юлиан обнаруживал, и симпатии, которые он легко приобретал в широких кругах, заставили Констанция вновь встревожиться: он опять удалил Юлиана из столицы ( г.).

Назначенная ему для жительства Никомидия избрана была очень неудачно, если имелось в виду отвратить его от любимых идей; этот город был тогда центром античного просвещения, и в нем обитал глава эллинистической партии, ученый ритор Либаний . Правда, Констанций формально запретил Юлиану входить с ним в общение; но тот зачитывался речами и лекциями Либания, и таким образом только усиливалось его увлечение запретным плодом. Рядом с влиянием Либания, преимущественно ученым и литературным, на жаждущую познания и веры тревожную душу Юлиана оказало еще более глубокое религиозное воздействие сближение его с кружком пребывавших в Никомидии или по соседству философов-неоплатоников - Эдесия, Хрисантия, Евсевия и особенно Максима , почитавшегося как бы "святым паганизма ", вдохновенным учителем, проповедником цельного религиозно-философского мировоззрения. Как говорили, Юлиану удалось свидеться и с маститым Ямвлихом , доживавшим свои последние годы. В уме Юлиана рационализм Платона смешался с позднейшим александрийским мистицизмом, доходившим иногда до странного суеверия, выражавшимся в форме фантастической теургии . Беспокойно искавший высшей правды дух Юлиана, гораздо более склонный к религиозной экзальтации, чем способный к систематическому научному мышлению, нашел в такой атмосфере подходящую среду для своего развития, хотя Юлиан по-прежнему вынужден был осторожно носить личину христианина.

Три года спокойно прожил Юлиан в Никомидии. В г. Констанций II приказал умертвить Галла , подозревая в нем злые умыслы и страшась его бешеного нрава. Юлиан оставался последним живым членом дома Константина, кроме самого императора. Опасаясь с его стороны мщения и измены, Констанций вознамерился погубить и его. Юлиан был вызван ко двору в Милан для производства дознания о его поведении. Он старался убедить противников, что питает отвращение к государственной карьере и готов отказаться от всяких прав и почетных званий навсегда, лишь бы ему предоставили свободу заниматься философией. Тем не менее ему пришлось бы сложить голову, если бы не вступилась за него супруга императора, просвещенная и кроткая красавица - Евсевия, проникшаяся к интересному юноше романтической дружбой. Констанций разрешил Юлиану жить в Афинах , без права выезжать оттуда ( г.).

В Афинах Юлиан пробыл там лишь несколько месяцев и приобрел, как кажется, мало новых ценных знаний, но в процессе его душевного развития этот момент сыграл немаловажную роль: он утвердился окончательно в своем культе эллинизма , прикоснувшись к почве, на которой этот культ родился. Его влечение к старой религии санкционированы были здесь приобщением к элевсинским таинствам, которые особенно удовлетворяли его склонности к мистическому символизму. Перед ним предстала задача, ставшая для него целью жизни и вызвавшая в нем желание получить в руки верховную власть.

Управление Галлией. Захват императорского престола.

Постоянные внутренние смуты и набеги варваров в Галлии побудили Констанция поставить во главе управления областью члена своего дома, для поднятия авторитета власти. Под давлением императрицы он решил возвести Юлиана в сан цезаря и поручить ему высшее управление далеким Западом империи. Отказаться было рискованно, и Юлиану пришлось коренным образом изменить склад жизни. В подтверждение своей милости император дал Юлиану в жены свою сестру Елену, которая, впрочем, скоро умерла.

Юлиан быстро обнаружил богатство и разносторонность своих дарований: "созерцатель" и кабинетный ученый с необыкновенной легкостью и свободой превратился в активного "деятеля", как бы без усилия развернув выдающиеся административные и военные таланты. Положение Галлии было смутное и трудное. Расстроенная только что подавленным восстанием Сильвана , страна была терзаема набегами германцев . Собрав все наличные военные силы, Юлиан пошел против варваров, оттеснил их многочисленные отряды за пределы области, освободил от них нынешние Трир и Кельн и, двигаясь дальше на юг, соединился с армией Констанция, который действовал в Реции ( г.).

Успех похода укрепил авторитет Юлиана и поднял дух войска, сильно привязавшегося к искусному, храброму и гуманному вождю. Зимой следующего года ему пришлось с небольшими силами отражать алеманнов , большой толпой обрушившихся на нынешний Санс . Варвары были разгромлены, и Юлиан заслужил благодарность императора, за что почувствовал себя обязанным произнести панегирик Констанцию и Евсевии.

Алеманны подготовились к новому массовому движению в Галлию. Ополчение в 35000 человек перешло Рейн под предводительством конунга Хнодомара; Юлиан с гораздо менее значительной армией нанес ему жестокое поражение под нынешним Страсбургом , в г. Эта блестящая победа обеспечила на некоторое время границу от набегов алеманнов, самое единство которых было разбито пленением Хнодомара. Затем Юлиан спустился по Рейну, восстановляя разрушенные римские города и крепости. Он прогнал франков -салиев в Токсандрию , хамавов отбросил за Рейн (358 г.).

Юлиан умел не только искусно и храбро воевать, но и обеспечивать войску продовольствие, одежду, оружие. Вообще оборона Галлии Юлианом является славным эпизодом военной доблести и правительственной энергии в эпоху разложения империи. В то же время Юлиан работал над улучшением гражданского и финансового управления вверенной ему области. Он заботился о водворении правосудия, против жестокого фискализма боролся уменьшением налогов: земельную подать, доходившую в Галлии до огромной цифры 25 золотых солидов с сохи (caput), он понизил до 7 солидов. Такой политикой Юлиан приобрел любовь населения, как раньше - преданность армии.

По ночам Юлиан запирался в библиотеке, много читал и писал, особенно по зимам, которые обычно проводил в нынешнем Париже ("в своей милой Лютеции"), живя во дворце, построенном Констанцием Хлором, а Юлианом расширенном и украшенном (великолепная развалина от него сохраняется в самой середине нынешнего Парижа - château de Cluny). Личное положение Юлиана, однако, не было прочно; чем решительнее были его успехи, тем грознее поднималась опасность. В Галлии Юлиан жил окруженный врагами. Он мог доверять только рабу своему Евгемеру, другу и врачу Орибасию и помощнику своему Саллюстию. Весь остальной персонал, с префектом претория Флорентием во главе, состоял из агентов Констанция , посылавших императору лживые доносы. Напуганный клеветой против вполне лояльного Юлиана и желая лишить его защиты преданного войска, Констанций потребовал, чтобы тот отпустил на Восток, против персов, лучшие, им самим собранные и обученные легионы. Это грозило опасностью не только военачальнику, но и стране. Однако Юлиан не противился и объявил войскам предписание императора. Раздраженные и встревоженные, галльские легионы возмутились, провозгласили Юлиана "августом", поклялись ему в верности и требовали, чтобы он оставил их около себя. Юлиан колебался, но скоро увидел, что противиться поднявшемуся движению, значило погубить себя. Он решился принять предложенную легионами власть, но попытался достигнуть мирного соглашения с Констанцием: он отправил ему доклад о совершившемся, просил утвердить его соправителем и обещал верность ( г.). Констанций, после некоторых колебаний, потребовал полной покорности; тогда Юлиан, собрав все силы, какими мог располагать, двинулся через Рейн и пошел вниз по Дунаю и через Балканы к Константинополю . Констанций из Азии, где он воевал с персами, поторопился туда же, но в пути заболел и неожиданно умер (7 ноября г.) Это избавило Юлиана от необходимости дальнейшего междоусобия. Все признали его единодержавным государем, и он почтил предшественника царским погребением в столичной церкви св. Апостолов.

Желая очистить двор от недостойных людей, которыми он наполнился при Констанции, Юлиан не удержался от преследования тех, расправа с которыми могла быть сочтена за акт мести; этим он как бы дал повод врагам запятнать заслуженную им в общем репутацию гуманного человека и справедливого государя.

Перед Юлианом открывалось теперь широкое поприще. Его сопоставляли с Марком Аврелием , и сам он, кажется, мечтал сравняться с этим "идеальным правителем-философом". Но натуры у них были разные. Как мыслитель, Марк Аврелий обладал более глубоким, сильным умом и более гармоническим мировоззрением, чем Юлиан; зато последний одарен был, может быть, более крупными правительственными талантами и большей склонностью активно воздействовать на мир своей властью. Оба воодушевлялись высокими нравственными идеалами, но душа Марка Аврелия не смущалась ни привязанностью к трону и жизни, ни вообще эгоистическими побуждениями; бурный же идеализм Юлиана затемнялся жаждой славы, сбивался с дороги вспыльчивым самолюбием, иногда прямо суетностью и тщеславием. Он выступал с верой в свой гений и во всемогущество идеи; он был убежден, что его идея способна переродить мир, особенно когда одушевленный ей философ, роившийся стать "благодетелем человечества", держит в руках "всесильную" власть.

Весьма вероятно, что в уме Юлиана рождались широкие планы переустройства империи и смягчения выработавшихся форм отношения государства к обществу. Некоторые отдельные меры в смысле улучшения администрации, расширения самодеятельности муниципальных миров и упорядочения тягостей населения были им приняты, но серьезных результатов император достигнуть не мог, так как весь был поглощен задачей, в которой видел высший смысл своего царствования - реставрацией паганизма и реформированием его для подавления Христианства . Ему едва оставалось время для организации войны с восточными врагами, персами , которых он хотел обуздать, как и западных - германцев . Первое дело привело его к неудаче, может быть, к началу разочарования; выполняя второе, он обрел преждевременную смерть.

Религиозно-философские воззрения Юлиана

Юлиан открыто исповедал свою веру в старых богов только на пути из Галлии в Константинополь , когда ему можно было уже не бояться репрессий. Убежденный в первенствующем значении религии для развития культуры и благосостояния, он поставил борьбу за религиозную истину высшим своим правительственным долгом. Чтобы судить о деятельности Юлиана, необходимо знать его религиозно-философские взгляды. Доктриной, объединявшей тогда миросозерцание в эллинистических кругах, являлся неоплатонизм . Первоначальный период развития этой доктрины (III век после Р. Х.) занят был теоретической разработкой основных философских принципов, преимущественно трудами Плотина ; затем (в веке) в главных адептах учения происходит перенесение интереса на исследование вопросов этики и особенно религии; вожди учения (Порфирий и Ямвлих) сосредоточиваются на решении задачи о перерождении античного политеизма новым духом спиритуалистического единобожия и нравственности, близким по настроению с христианством, но сохранявшим тесную связь с древнеязыческими таинственными культами (мистицизм и теургия).

Юлиан страстно примкнул к этому направлению. Он не был самостоятельным мыслителем, но в его уме своеобразно сочетались, тяготея к высоко поднятой религиозной проблеме, не им открытые идеи. Он посвятил свои силы возвращению человечества к вере в старых богов, но понимал при этом необходимость создать новую религию из обломков старых верований, одухотворенных философией Платона и мистицизмом его поздних последователей, сформулировать для нее догматы, установить культ, вдохнуть нравственное одушевление.

Сущность религиозных воззрений Юлиана лучше всего обнаруживается из длинной речи его к "царю-солнцу". Истинный бог Юлиана - это солнце. Оно - душа всей природы и принцип всякой жизни; оно руководит превосходной гармонией мира; небо заселено божественными существами, им порожденными. Это солнце нельзя, однако, отожествлять с материальным светилом, восход и закат которого мы наблюдаем ежедневно: последнее является лишь видимым отражением невидимого источника света, озаряющего лики высших духовных божеств. Ряд миров наслаивается иерархически в пространстве между земной сферой и той, где обитает абсолютное совершенство. Видимый мир - копия с невидимого, высшего; исследуя его, можно путем отвлечения и идеализации подняться до познания первообраза. В высшем мире, как и в нашем, низшем, царит особый централизующий принцип, который мы можем назвать "идеей", "единым" или "благом". Как солнце окружено войском светил и хором планет, так и высшее начало объединяет доступные познанию принципы, в которые оно вдыхает бытие, красоту, законченность, целостность, облекая их сиянием своего благодетельного могущества. "Ощущаемым" богам здешней вселенной соответствуют "познаваемые" боги потустороннего мира. Последний есть область абсолюта, седалище первоначал и первопричин. Наша вселенная происходит от них и воспроизводит соотношения между ними. Но связь между миром чувств и миром идей - не непосредственная. Расстояние между абсолютным единством и единством разделенным, между имматериальностью и материей, между неподвижным и постоянно изменяющимся, самым высоким и самым низким - слишком громадно, чтобы одно могло быть прямым порождением другого: необходимо посредствующее звено для их объединения. Юлиан верит, как платоники, что между высшим, "познаваемым" миром (νοητος) и низшим, "чувственным" (αίσθητός) лежит средний - "познающий" (νοερός). Третий - отражение первого и образец для второго; второй, стало быть - повторная (вторичная) копия первого. Таким образом, доктрина Юлиана, как большая часть поздних эллинистических (или эллино-иудейских) учений - "троична". Членами "триады" в ней являются указанные три мира. Каждому из них соответствует отдельное солнце, являющееся центром для каждой системы (сферы). Солнце мира познаваемого составляет высший объект философствования; очертания его открываются издали спекулятивной мысли; солнце мира видимого слишком грубо чувственно, чтобы могло сделаться последним термином обоготворения. Вот почему центральное божество среднего мира - познающее солнце - становится истинным, главным (объединяющим, если не единым) богом религии Юлиана. Это - "царь-солнце", которого он называет настоящим объектом поклонения людей. Оно - необходимый посредник для передачи благодати от всесовершенного верховного бога высшего из трех миров в мир, обитаемый людьми; через него протекают и истекают свойства абсолютного блага, распространяясь по всей вселенной. В этой схеме, воплощающей миросозерцание Юлиана, он, несомненно, вдохновляется Платоновской концепцией в том виде, в каком она вышла из религиозной переработки поколениями александрийских философов и повлияла как на догматику неоплатонизма, так и на теологию древнего христианства. "Царь-солнце" религии Юлиана одинаково близок "демиургу " платоников и "логосу " отцов церкви II века. Можно догадываться, что Юлиан рассчитывал противопоставить своего царя-солнце христианскому Слову-Сыну для поклонения народов и на этом образе построить мировую религию, которой он горделиво мечтал навсегда объединить и прочно осчастливить человечество.

Нельзя отрицать в учении Юлиана известной широты и величия, генетического сродства с религиозным прошлым народов, которым он повелевал, грандиозности усилия поднять, связать и одухотворить народные верования индивидуальным творчеством мыслителя. Исходной точкой для смелого реформатора служил старый распространенный греческий культ Аполлона (Гелиоса), разнообразно затрагивающий религиозное чувство и традиционные воспоминания. Юлиан удачно обновил его присоединением сильных элементов из восточных культов, которые приобрели к тому времени огромную популярность среди населения империи. Персидский бог Митра , повсеместно привлекавший толпы верующих, являлся народным воплощением "непобедимого солнца", поддерживавшим концепцию Юлиана. Вообще образ солнце-бога был присущ натуральным религиям различных племен, и это сближало веру императора с верой его народов. Необходимо было слить в одно целое бесконечное разнообразие племенных и местных верований и обрядов, очистить грубость и пестроту многобожия массы подчинением чувственного многоразличия высшему единству, духовному монотеизму образованных людей и мыслителей-идеалистов. Юлиан. пытался достигнуть этой цели постройкой грандиозной системы символического толкования всевозможных языческих понятий и представлений, выражающихся в мифах и культах, при посредстве философских идей (характерный пример юлиановской рационализации мифологии - его речь о Кибеле , матери богов). Боги - это только символы, при помощи которых народы стремятся уяснить себе бытие, природу и судьбы мира. Здесь кроется ключ к пониманию всего возводившегося здания: неоплатонический пантеизм должен был переработать политеизм народных религий, чтобы создать монотеизм новой веры, которая спасет античность и восторжествует над Христианством, отрицающим дорогое наследие.

Юлиан не был реакционером во что бы то ни стало; он работал за сохранение и развитие только того, что считал великим и вечным в завещанных предками идеях и формах. Рядом с образом единого совершенного бога, примиренного с множеством божеств - частичных эманаций или индивидуальных отображений его свойств, - Юлиан выдвигал идею бессмертия, которого жаждало большинство. Император понимал, однако, недостаточность одних философских рассуждений для укрепления веры в бесконечное блаженство за гробом, как божественную награду людям, хорошо прошедшим земную жизнь. Он был убежден, что для этого необходимо откровение, и учил, что достойным душам, ищущим правды, высшие силы дают ответы на сокровенные проблемы бытия путем таинственного воздействия на их сознание. Он отдавал дань склонности к мистическому созерцанию, неискоренимо присущей человеческой природе. Божество появляется людям во сне или в экстазе или непосредственно влияет на ум и сердце тех, кто очищается от греха. Юлиан старался воплотить эти взгляды в твердые "догматы", согласные с древней мудростью, но вместе с тем понятные (как он думал) простому сознанию; он хотел сформулировать из них "символ веры", восполнить построенным им самим всеобщим синтезом разрозненных элементов мировоззрения античных народов (новой системой религиозного синкретизма) отсутствие такого кодекса Священного Писания, каким сильны были иудаизм и Христианство . Вероучение Юлиана согревалось глубоким религиозным чувством: в нем самом ярко горел пламень мистического энтузиазма; он был в высокой степени способен к погружению в молитвенную экзальтацию. Высоко ценя эмоциональную сторону религиозности, он хотел воспитать ее в будущих поклонниках своей религии посредством обрядности, связанной со старыми обычаями (жертвоприношениями, процессиями, гаданиями) и в то же время облагороженной новым искусством, возвышающим чувство до вполне идеального, чистого настроения. Новое учение должно было бесконечно совершенствоваться "теологией", предметом занятий заново организованного жречества-"духовенства", имеющего превратиться во "всеобщую церковь". Высшим руководителем, главой религии ставил себя сам император, впервые осуществлявший в себе "великого понтифика" не национальной, а мировой религии. Его письма о религиозных вопросах близко походят на архипастырские "энциклики". Наконец, все отдельные элементы религии - догматы, богословие, культ, церковная организация - находили в концепции Юлиана могучий цемент в возвышенной морали, основанной на противоположении между материей и духом, на служении последнему, на строгом требовании личного совершенствования и любви к ближнему. В общем выводе можно сказать, что в религиозных стремлениях и духовном строе Юлиана было много такого, что должно было сближать его с Христианством; на деле же он стал его заклятым врагом.

Борьба Юлиана с Христианством

Юлиан написал трактат "Против христиан", подражая более ранним попыткам в таком же роде Цельса и Порфирия . Все три сочинения не дошли до нас; но можно отчасти воспроизвести аргументацию Цельса по возражениям Оригена , Юлиана - по ответу Кирилла Александрийского . Император старается в своей книге выяснить рациональные основания неудовлетворительности Христианства.

Прежде всего он отказывает "галилейству" (так всегда называет Юлиан Христианство) в самостоятельности:

это, по его мнению, сколок с еврейства, а между тем идея божества и понятие о происхождении вселенной и о мироправлении в эллинизме бесконечно выше и разумнее, чем в иудаизме . Узко-националистический Иегова не может стать богом всего человечества; эволюция же эллинизма привела к построению мировой истины. Христиане не только отстали от высоких учений, созданных эллинизмом: они оказались неспособными понять все то возвышенное, что, как он признает, заключается в еврействе и восприняли от евреев одно их чванство, как от греков - одно легкомыслие. Они уклонились и от тех истин, которые проповедовались их же учителями - Иисусом и Павлом . Юлиан указывает на жестокие внутренние распри между христианами и утверждает, что ереси - плод необъяснимых противоречий, скрывающихся в священных книгах христианства. Само учение о Боге, догмат о Троице, есть смешение греческого политеизма и иудейского монотеизма , лишенное всякой силы и истины. Христианский культ (например, поклонение могилам мучеников) полон безумия; громадность заблуждений познается в безнравственности и жестокости, в которых живут галилеяне. Необходимо спасти человечество от великой беды, к которой ведет его Христианство.

Полемика Юлиана характерна для определения силы и слабости его взглядов. В ней можно, правда, найти предчувствие приемов новейшей критики и рационалистического анализа религии; но с другой стороны, Юлиан поражает ребячеством своих рассуждений, проявляет на каждом шагу легковерие и суеверие, обнаруживая, насколько нестройно соединялись в нем философские влечения с совершенно чуждой научной строгости мыслью, проникнутой пристрастием, наивностью и скачками. Во всяком случае, для него самого вывод был ясен: надо бороться с Христианством, чтобы разрушить его. Какую же систему борьбы он построил? Христианские писатели - его современники и новейшие ортодоксальные богословы - называют его гонителем, как и прежних преследователей веры Христа, от Нерона до Диоклетиана . Такая оценка несправедлива. В основу своей религиозной политики Юлиан положил "идею терпимости"; орудием борьбы, которое он искренне предпочитал всем остальным, была открытая, свободная пропаганда. Он высказал много прекрасных мыслей о необходимости свободы совести.

"Надобно убеждать и поучать людей, - читаем мы в одном из его последних посланий, - обращаясь к их разуму, а не к ударам, оскорблениям и казням. Я поэтому опять и всегда приглашаю тех, кто ревностно предан истинной вере, не причинять никакого вреда секте галилеян, не допускать по отношению к ним никаких насилий. Надо питать больше жалости, чем ненависти к людям, достаточно уже несчастным, благодаря их заблуждению".

Он приказал не только открыть языческие храмы и восстановить запрещенные культы, но и возвратить из изгнания, и восстановить на местах низложенных арианином Констанцием православных епископов. Распространять религиозные истины он хотел, прежде всего, через посредство литературы: он и сам много писал, и поощрял к тому своих лучших сотрудников. Он устраивал диспуты о вопросах веры у себя во дворце, и на этих собраниях христианские пастыри различных толков обнаружили много слепого фанатизма и взаимной ненависти. На несогласия, разъедавшие христианское общество, сильно рассчитывал Юлиан в своих планах борьбы. Он, впрочем, понимал, что одной идейной работы отдельных мыслителей недостаточно для успеха предпринятого трудного дела. Богословские трактаты влияют на образованное общество, но не доходят до масс; чтобы просветить последние, нужно систематическое воздействие иного рода. В качестве проводника своей реформы Юлиан стремился опереться на создававшуюся им жреческую организацию, которая могла бы быть противопоставлена христианской церкви. Еще Константин Великий понимал громадное значение церкви как дисциплинирующей силы; Юлиан пытался устроить на однородных началах "духовенство" обновленного им паганизма . Ему, как верховному главе религии, иерархически подчинялись главные руководители служения богам - "архиереи": им вменялось наблюдать за тем, как исполняли свои обязанности простые жрецы и сакральные коллегии провинций. Весь служащий богам персонал призван был к ревностному выполнению восстановленных обрядов и вновь учрежденных церемоний. Языческий культ должен был украшаться благолепием и роскошью, действовать на душу красотой празднеств, обилием жертв, пышностью процессий, захватывать мистическое чувство таинственностью дивинаций.

Сам Юлиан добросовестно до мелочности выполнял все обряды: носил дрова на алтари, собственноручно закалывал посвященных животных. Действия эти возбуждали негодование христиан, прозвавших императора "быкосожигателем", но также и насмешки язычников, говоривших, что придется скоро людям отказаться от мясной пищи, так как весь скот будет потреблен богами.

Жрецы не должны были ограничиваться совершением богослужения: на них возлагалась забота о назидании душ путем проповеди. В храмах ставились кафедры, с которых они объясняли догматическое и этическое значение мифов, толковали символический смысл священнодействий; народ должен был познавать этим путем истинную веру, вводиться даже в неоплатоническую мудрость. Жрецы приглашались служить пастве образцами нравственности и безупречного поведения. Жизнь их была подчинена строгому уставу: им запрещалось посещение таверн и соблазнительных зрелищ; они должны были воздерживаться от грубых, низких занятий; за распущенность на них налагались епитимьи и отлучения.

Для верующих, желавших спасать свою душу путем отшельничества и аскетического подвига, по приказанию Юлиан учреждались монастыри, мужские и женские. Наконец, чувствуя, какое большое влияние оказывает на массы христианское духовенство широкой организацией благотворительности, Юлиан пытался вырвать у церкви монополию помощи слабым и предписывать чинам государственного жречества устраивать больницы, странноприимные дома, богадельни, раздавать хлеб и милостыню беднякам, защищать несправедливо преследуемых.

Было ли гонение?

Итак, Юлиан выдвигал против христианства не оружие и террор, а духовную силу возрождаемого паганизма, который он - может быть, бессознательно - христианизовал, тем самым невольно обнаруживая слабость язычества и силу противника. Во всяком случае, преследования и насилия против христиан Юлиан не воздвигал, довольствуясь словесными нападениями и едкой иронией.

Было издано только два эдикта, стеснявшие права церкви. Первый требовал от христианского духовенства возвращения языческим храмам отобранных у них и пожалованных христианским церквам земель и отнимал у клира предоставленные ему исключительные экономические и политические привилегии. Второй запрещал христианским священникам преподавать в светских (муниципальных) школах. Первое постановление объяснялось намерением Юлиан восстановить нарушенную, по его мнению, справедливость; второе представлялось ему естественным - "нельзя допустить, чтобы люди, позорящие богов, читали и объясняли юношеству Гомера, Гесиода, Демосфена, Фукидида, Геродота, их ревностных почитателей. Христиане не должны учить свободным наукам, ни как грамматики, ни как риторы, ни как софисты. Пусть в своих галилейских церквах толкуют они Матфея и Луку". Таким образом христианам не воспрещалась школьная пропаганда их учения, но они отстранялись от классических школ; Юлиан надеялся, отделив их от науки, привести церковь к варваризации и тем уменьшить ее силу.

По сведениям словаря Брокгауза и Ефрона, казней, заточений и изгнаний по отношению к христианам при Юлиане не практиковалось; император лишил только их веру государственного покровительства. Однако в церковных святцах мы находим мучеников, пострадавших при Юлиане в 360-363 годах. Вероятно, гонение все же существовало, хоть и не имело масштабов и силы прежних гонений языческих императоров.

Могут быть также указаны отдельные случаи, когда Юлиан проявлял к христианам враждебное пристрастие (например, возбуждение жителей Бостры против их епископа) или когда он выше меры оказывался снисходительным при подавлении насилий язычников против христианских пастырей (например, амнистия жителей Александрии после убийства епископа Георгия Каппадокийца).

Смерть Юлиана. Неудача его дела

Язычники равнодушно встречали реформы Юлиана и не отзывались на его рвение. Образованные люди втайне посмеивались над приверженностью Юлиана к обряду, даже суеверию, чуждались его пылкого, но педантического благочестия. Массы вяло откликались на его страстный призыв, давно потеряв веру в старых богов, не понимая новшеств императора. Восстановленные языческие храмы оставались пустыми. Одряхлевшее язычество не в силах было ответить на громкий призыв молодого государя. Христианство же, с церковной властью во главе, пользовавшейся громадным авторитетом, держалось крепко; церковь верила в свое будущее и как будто больше сплотилась перед грозой. Знаменитый борец за православие, Афанасий Александрийский , которого только одного Юлиан отправил в изгнание за оппозицию, резкость которой преступала все законы государства, утешал паству твердыми словами: "Не страшитесь, друзья! Это - маленькое облачко, оно скоро пройдет; посторонимся немного".

Правда, и эллины сочинили мифы о Богах, - невероятные и полные небылиц. Говорят же они, будто Крон поглотил своих детей и затем снова изверг их обратно. Рассказывают и о нечестивых брачных союзах: Зевс якобы сочетался с матерью, имел от неё детей, и сам женился на собственной дочери, которую родила ему его мать. более того, сойдясь с ней, он затем без стеснения уступил се другому. Затем рассказывают, как Дионис был растерзан на части и как члены его были снова собраны воедино. Вот что говорят эллинские мифы, но сравните с ними иудейское учение о том, как Бог насаждает рай, как он создает Адама, а потом жену для него. Бог говорит: «Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему», - а эта «помощница» решительно ни в чем не помогла ему, обманула его и стала причиной того, что и он и она были изгнаны из рая и лишились райского блаженства. Всё это настоящие басни.

Ибо разве не бессмысленно, если Бог не ведает, что его творение не только будет бесполезным для того, кому оно предназначено, но, напротив, принесёт одни несчастья? И на каком, спросим мы, языке змий должен был разговаривать с Евой? Неужели на человеческом? Чем же отличается все это от мифов, выдуманных эллинами? Ну не верх ли это бессмыслицы: Бог отказывает человеку, им же созданному, в познании добра и зла! Может ли быть что-либо неразумнее человека, не умеющего различать добро и зло? Ясно, что такой человек не будет избегать зла и не будет стремиться к добру. Но важнее всего то, что Бог не дал человеку наслаждаться познанием, а между тем нет ничего более драгоценного для человека.

Ведь способность различать добро и зло - свойство разума, и это очевидно даже для самых неразумных; так что змия можно назвать скорее благодетелем, а не губителем рода человеческого, Бога же по той же самой причине следует назвать Завистником. Ибо как только он увидел, что человек приобрел разум, он изгнал его из рая, чтобы тот, как говорит Бог, не вкусил от древа жизни. Вот подлинные слова Бога: «Адам стал как один из нас, зная добро и зло; как бы не простер он руки своей, и не взял также от древа жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». И господь Бог лишил его блаженства райской жизни. Если всё это вместе взятое не миф, имеющий тайный смысл, тогда, я убеждён, эти россказни о Боге исполнены Богохульства. Не знать, что созданная как помощница станет причиной гибели и запретить познание добра и зла, каковое, по моему мнению, есть величайшее достояние человеческого разума, да ещё завистливо опасаться, как бы человек не вкусил от древа жизни и из смертного не стал бессмертным, - всё это присуще лишь недоброжелателю и завистнику.

Говоря о несходстве различных языков, Моисей приводит совершенно баснословный рассказ. Если верить ему, сыны человеческие, объединившись, решили построить город и в нем - огромную башню, но Бог сказал, что он сойдет с неба и смешает их языки. Чтобы кто-нибудь не подумал, будто я клевещу на Моисея , обратимся к его собственным словам:

«И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; пусть все узнают о нас прежде, нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошёл господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И господь сказал: - Вот - один народ и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали; сойдем же и смешаем там язык их, чтобы ни один не понимал речи другого. - И рассеял их господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город».

Итак, вы требуете, чтобы мы этому верили, а сами не верите тому, что сказано Гомером об Алоадах, будто они вознамерились взгромоздить одну на другую три горы, «чтоб приступом небо взять». А я полагаю, что оба эти повествования похожи на басни. Почему же вы - клянусь Богами - принимая первое, отвергаете сказанное Гомером ?

Против христиан. Слово I, в Сб.: Поздняя греческая проза / Сост. С. Поляковой, М., «Государственное издательство художественной литературы», 1961 г., с. 649-650.

История Византийской империи. Т.1 Васильев Александр Александрович

Юлиан Отступник (361–363)

Юлиан Отступник (361–363)

С именем Юлиана тесно связана последняя попытка восстановить язычество в империи.

Юлиан представляет собой в высшей степени интересную личность, которая давно уже останавливала на себе внимание ученых и литераторов и продолжает увлекать их до настоящего времени. Литература о Юлиане очень обширна. Дошедшие до нас сочинения самого Юлиана дают богатый материал для суждения о нем. Главная цель исследователей была разгадать и понять этого увлеченного «эллина», который, с полным убеждением в правоте и успехе своего дела, задумал во второй половине IV века возродить и оживить язычество и поставить его в основу религиозной жизни государства.

Юлиан потерял родителей в очень юном возрасте: его мать умерла через несколько месяцев после его рождения, его отец умер, когда ему было шесть лет. Юлиан получил для своего времени хорошее образование. Евнух Мардоний, по происхождению скиф, знаток греческой литературы и философии, обучавший мать Юлиана поэмам Гомера и Гесиода, перешел в качестве воспитателя и наставника к ее сыну. В то время как Мардоний знакомил юного Юлиана с античной литературой, Евсевий, епископ Никомедийский и потом Константинопольский, убежденный арианин, или окружавшие его представители духовенства вводили Юлиана в изучение Священного Писания. Таким образом, Юлиан, по словам одного историка, получил сразу два различных воспитания, которые поместились в нем одно возле другого, но так, что не касались друг друга. Юлиан был крещен. Впоследствии он вспоминал об этом времени, как о мраке, который нужно забыть.

Юные годы Юлиана прошли в большой тревоге, так как Констанций, видевший в нем своего возможного соперника и подозревавший его в честолюбивых замыслах, держал его то в провинции, как бы в ссылке, то призывал в столицу, чтобы иметь его на глазах. Зная о насильственной смерти многих родственников, павших от руки Констанция, Юлиан ежедневно должен был бояться за свою жизнь. После вынужденного пребывания в течение нескольких лет в Каппадокии, где он продолжал под руководством сопровождавшего его Мардония изучение древних авторов и где, по всей вероятности, он хорошо познакомился с Библией и Евангелием, Юлиан для окончания образования был переведен сначала в Константинополь, затем в Никомедию, где у него и появилось первое серьезное влечение к язычеству.

В это время в Никомедии преподавал лучший ритор той эпохи Либаний, настоящий представитель эллинизма, не знавший и не желавший знать латинского языка, к которому относился с пренебрежением, презиравший христианство и видевший смысл всего лишь в эллинстве. Привязанность Либания к язычеству не знала пределов. Лекции его пользовались громадным успехом в Никомедии. Отправляя Юлиана туда и предчувствуя, может быть, какое неизгладимое впечатление должны будут произвести воодушевленные лекции Либания на молодого слушателя, Констанций запретил Юлиану заниматься у знаменитого ритора. Юлиан формально не нарушил императорского запрета; но он изучил сочинения Либания, знакомился с его лекциями через слушателей и настолько усвоил себе стиль Либания и его манеру писать, что позднее его считали учеником последнего. Там же Юлиан с увлечением знакомился с тайным (оккультным) учением неоплатоников, вылившимся в то время в формы проникновения в будущее, вызывания при помощи известных заклинательных формул не только умерших обыкновенных людей, но даже богов (теургия). Ученый философ Максим Эфесский в этом отношении оказал на Юлиана большое влияние.

Пережив опасное время смерти своего брата Галла, убитого по приказанию Констанция, Юлиан был для оправданий вызван ко двору в Милан и после этого отправлен в ссылку в Грецию, в Афины. Афины, славные своим великим прошлым, во время Констанция представляли собой довольно захолустный, провинциальный город, где, впрочем, о минувших веках напоминала известная языческая школа. Для Юлиана пребывание в Афинах было полно глубокого интереса. Позднее, в одном из своих писем, он «с удовольствием вспоминал об аттических беседах… о садах, об афинском предместье, о миртовых аллеях и о домике Сократа». Во время афинского пребывания, как думает большинство историков, Юлиан был посвящен элевсинским иерофантом (жрецом) в элевсинские мистерии. Это было, по словам Буасье, как бы крещением новообращенного. Надо заметить, что в последнее время некоторые ученые сомневаются в элевсинском обращении Юлиана.

В 355 году Констанций провозгласил Юлиана цезарем, женил на своей сестре Елене и отправил начальником войск в Галлию, где шла упорная и тяжелая борьба с наступавшими германцами, которые разоряли страну, разрушали города и истребляли население. Юлиан удачно справился с трудной задачей спасти Галлию и под Аргенторатом (ныне Страсбургом) нанес германцам сильное поражение. Главной резиденцией Юлиана в Галлии сделалась Лютеция (Lutetia Parisiorum; позднее Париж). Это был в то время и небольшой город на острове Сены, сохранившем до сих пор название la cite (лат. civitas), т.е. город, который был соединен деревянными мостами с обоими берегами реки. На левом берегу Сены, где уже было немало домов и садов, находился построенный, вероятно, Констанцием Хлором дворец, остатки которого, около музея Клюни, видны и теперь. Юлиан избрал дворец своим местопребыванием. Он любил Лютецию и в одном из своих позднейших сочинений вспоминает о зимовке в «дорогой Лютеции».

Дела Юлиана шли удачно, и германцы были отброшены за Рейн. «Я, будучи еще цезарем, – писал Юлиан, – в третий раз перешел Рейн; я потребовал от зарейнских варваров 20.000 пленных… я, по воле богов, взял все города, немногим меньше сорока». Среди войска Юлиан пользовался большой любовью.

Констанций с подозрением и завистью относился к успехам Юлиана. Предпринимая персидский поход, он потребовал от него присылки из Галлии вспомогательных отрядов. Галльские легионы возмутились и, подняв Юлиана на щит, провозгласили августом. Новый август потребовал от Констанция признания совершившегося факта. Последний не соглашался. Грозила вспыхнуть междоусобная война. Но в это время Констанций умер. В 361 году Юлиан был признан императором на всем пространстве империи. Сторонники Констанция и люди, близко к нему стоявшие, подверглись жестоким преследованиям и карам со стороны нового императора.

Будучи в это время уже убежденным сторонником язычества и будучи вынужден до смерти Констанция скрывать свои религиозные взгляды, Юлиан, став полновластным государем, прежде всего решил приступить к выполнению своей заветной мечты, а именно к восстановлению язычества. В первые же недели после своего восшествия на престол Юлиан по поводу этого издал эдикт. Историк Аммиан Марцеллин в таких словах говорит об этом важном моменте: «Хотя Юлиан со времени раннего детства уже чувствовал склонность к почитанию богов и по мере того, как рос, пылал желанием восстановить его, однако из-за сильной боязни он совершал языческие обряды в возможно глубокой тайне. Как только же Юлиан увидел, что за исчезновением того, чего он боялся, у него оказалась полная возможность делать то, что он хотел, он открыл свои тайные мысли и ясным, формальным эдиктом приказал открыть храмы и для почитания богов приносить на алтарях жертвы». Эдикт этот не был неожиданностью, так как всем была известна склонность Юлиана к язычеству. Радость язычников была безмерная; для них восстановление их религии знаменовало собой не только свободу, но и победу. Не во всех частях империи эдикт Юлиана мог найти одинаковое применение: в западной части государства было больше язычников, чем в восточной.

Ко времени Юлиана в самом Константинополе не было уже ни одного языческого храма. Новых храмов в короткий срок воздвигнуть было нельзя. Тогда Юлиан совершил торжественное жертвоприношение, по всей вероятности, в главной базилике, предназначавшейся для прогулок и деловых бесед и украшенной Константином статуей Фортуны. По свидетельству церковного историка Созомена, здесь произошла такая сцена: слепой старец, которого вел ребенок, приблизившись к императору, назвал его безбожником, отступником, человеком без веры. На это Юлиан ему отвечал: «Ты слеп, и не твой галилейский Бог возвратит тебе зрение». «Я благодарю Бога, – сказал старик, – за то, что он меня его лишил, чтобы я не мог видеть твоего безбожия». Юлиан промолчал на эту дерзость и продолжал жертвоприношение.

Задумав восстановить язычество, Юлиан понимал, что восстановление его в прошлых, чисто материальных формах невозможно; необходимо было его несколько преобразовать, улучшить, чтобы создать силу, которая могла бы вступить в борьбу с христианской церковью. Для этого император решил заимствовать многие стороны христианской организации, с которой он был хорошо знаком. Языческое духовенство он организовал по образцу иерархии христианской церкви; внутренность языческих храмов была устроена по образцу храмов христианских; было предписано вести в храмах беседы и читать о тайнах эллинской мудрости (ср. христианские проповеди); во время языческой службы было введено пение; от жрецов требовалась безупречная жизнь, поощрялась благотворительность; за несоблюдение религиозных требований грозили отлучением и покаянием и т.д. Одним словом, чтобы несколько оживить и приспособить к жизни восстановленное язычество, Юлиан обратился к тому источнику, который он всеми силами своей души презирал.

Количество жертвенных животных, принесенных на алтари богов, было настолько велико, что вызывало сомнения и некоторую долю насмешки даже среди язычников. Сам император принимал деятельное участие при жертвоприношениях и не гнушался самой низкой работой. По словам Либания, он бегал вокруг алтаря, зажигал огонь, держал в руках нож, убивал птиц и гадал по их внутренностям. В связи с необычным количеством убиваемых жертвенных животных была в ходу в то время эпиграмма, некогда обращенная к другому императору – философу Марку Аврелию: «Белые быки цезарю Марку (шлют) привет! Если ты возвратишься с победой, мы погибнем».

Подобное видимое торжество язычества должно было сильно отразиться на положении христиан в империи. Вначале казалось, что христианству не грозит каких-либо серьезных опасностей. Пригласив из христиан вождей различных религиозных направлений в их сторонниками во дворец, Юлиан объявил, что теперь, по окончании гражданских усобиц, каждый мог беспрепятственно, без всякого опасения следовать своей вере. Итак, объявление веротерпимости было одним из первых актов самостоятельного правления Юлиана. Иногда в его присутствии христиане поднимали между собой споры, и тогда император, пользуясь словами Марка Аврелия, не раз говорил: «Слушайте меня, как меня слушали фламаны и франки!» Вскоре же был издан указ, на основании которого все изгнанные при Констанции епископы, каких бы религиозных воззрений они ни придерживались, освобождались из ссылки, а их конфискованные имения возвращались прежним владельцам.

Но возвратившиеся представители духовенства, принадлежа к различным религиозным направлениям, совершенно, с их точки зрения, непримиримых между собой, не могли ужиться в согласии в начали ожесточенные споры, на что, по-видимому, и рассчитывал Юлиан. Даруя кажущуюся веротерпимость и хорошо зная психологию христиан, он был уверен, что в их церкви сейчас же начнутся раздоры, и такая разъединенная церковь уже не будет представлять для него серьезной опасности. Одновременно с этим Юлиан обещал большие выгоды тем из христиан, которые согласились бы отречься от христианства. Примеров отречения было немало. Св. Иероним называл подобный образ действия Юлиана «преследованием ласковым, которое скорее манило, чем принуждало к жертвоприношению».

Между тем христиане последовательно удалялись из чиновного и военного мира; причем их места замещались язычниками. Знаменитый лабарум Константина, служивший знаменем в войсках, был уничтожен, и блиставшие на знаменах кресты были заменены языческими эмблемами.

Но что нанесло христианству наиболее чувствительный удар, это школьная реформа Юлиана. Первый указ касается назначения профессоров в главные города империи. Кандидаты должны быть избираемы городами, но для утверждения представляемы на усмотрение императора, поэтому последний мог не утвердить всякого неугодного ему профессора. В прежнее время назначение профессоров находилось в ведении города. Гораздо важнее был второй указ, сохранившийся в письмах Юлиана. «Все, – говорит указ, – кто собирается чему-либо учить, должны быть доброго поведения и не иметь в душе направления, несогласного с государственным». Под государственным направлением надо, конечно, разуметь языческое направление самого императора. Указ считает нелепым, чтобы лица, объясняющие Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота и других античных писателей, сами отвергали чтимых этими писателями богов. «Я предоставляю на выбор, – говорит в указе Юлиан, – или не учить тому, что они не считают серьезным, или, если они желают учить, должны прежде всего на деле убедить учеников, что ни Гомер, ни Гесиод, никто другой из писателей, которых они объясняют и вместе с тем обвиняют в нечестии, безумии и заблуждении по отношению к богам, не таковы. Если же они, получая за труды свои плату, кормятся тем, что древние написали, то этим самым они показывают себя настолько корыстолюбивыми, что готовы на все из-за нескольких драхм. До сих пор было много причин не посещать храмов богов, и висящий отовсюду страх оправдывал скрытность по отношению к истинным мыслям о богах; теперь же, так как боги даровали нам свободу, мне кажется нелепым учить людей тому, что они сами не считают здравым. Но, если они считают мудрыми тех писателей, которых они объясняют и толкуют, то пусть прежде всего они подражают их благочестивым чувствам по отношению к богам; если же они полагают, что почитаемые боги ложны, то пусть идут в церкви галилеян объяснять Матфея и Луку… Таков общий закон для начальников и учителей… Хотя было бы справедливо лечить (упорствующих) против их воли, как поступают с сумасшедшими; однако да будет прощение всем, подверженным этой болезни. Ибо, по моему мнению, безумцев надо учить, а не наказывать». Аммиан Марцеллин, друг Юлиана и сотоварищ по его походам, вкратце так говорит об этом эдикте: «(Юлиан) запретил христианам обучать риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию богов», т.е., другими словами, не сделаются язычниками. Некоторые полагают, на основании указаний христианских писателей, что Юлиан издал второй указ, запрещавший христианам не только учить, но и учиться в школах. Св. Августин, например, писал: «Разве Юлиан, который запретил христианам учить и учиться наукам (liberales litteras), не преследовал церковь?» Но текста этого второго указа до нас не дошло, поэтому его могло и не быть; тем более, что и первый указ о запрещении христианам преподавания косвенно влек за собой и запрещение христианам учиться. После его опубликования христиане должны были посылать своих детей в грамматические и риторические школы с языческим преподаванием, от чего большинство христиан воздерживалось, так как опасалось, что через одно или два поколения языческого преподавания христианская молодежь может возвратиться к язычеству. С другой стороны, если христиане не будут получать общего образования, они будут уступать в умственном развитии язычникам. Поэтому указ, даже если он был только один, имел для христиан громадное значение и грозил им в будущем серьезной опасностью. Еще Гиббон правильно заметил: «Христианам прямо было запрещено учить; им же косвенно было запрещено учиться, раз они не могли (морально) посещать языческие школы».

Надо сказать, что громадное большинство риторов и грамматиков из христиан предпочло покинуть свои кафедры, чем в угоду императору перейти в язычество. Даже среди язычников отношение к эдикту Юлиана было различно. Языческий писатель Аммиан Марцеллин по этому поводу писал: «Должно подлежать вечному умолчанию то, что Юлиан запрещал учить тем преподавателям риторики и грамматики, которые были почитателями христианской веры».

Интересно, как христиане реагировали на указ Юлиана. Некоторые из них наивно радовались тому, что император затруднил верующим изучение языческих писателей. Чтобы возместить запретную языческую литературу, христианские писатели того времени, особенно Аполлинарий-старший и Аполлинарий-младший, отец и сын, задумали для школьного преподавания создать свою литературу; для этого они, например, переложили псалмы наподобие од Пиндара, Пятикнижие Моисея изложили гексаметром, Евангелие в виде диалогов наподобие Платона и т.д. Из этой неожиданной литературы до нас ничего не дошло. Конечно, подобная литература действительной ценности иметь не могла и исчезла тотчас же после смерти Юлиана, когда его указ потерял силу.

Летом 362 года Юлиан предпринял путешествие в восточные провинции и прибыл в Антиохию, где население, по словам самого императора, «предпочитало атеизм», т.е. было христианским. Поэтому в городе среди торжества официального приема чувствовалась и временами прорывалась некоторая холодность и затаенная враждебность. Антиохийское пребывание Юлиана важно в том отношении, что оно заставило его убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица Сирии осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Юлиан рассказал историю своего визита в своем сатирическом сочинении «Мисопогон, или Ненавистник бороды». В большой языческий праздник в храме Аполлона, в антиохийском предместье Дафне, он думал увидеть громадную толпу народа, жертвенных животных, возлияния, благовония и прочие атрибуты большого языческого торжества; по прибытии же к храму Юлиан, к своему удивлению, нашел лишь одного жреца с одним гусем в руках для жертвы. В изложении Юлиана: «В десятый месяц, согласно вашему летоисчислению – Лоос, думаю, так вы его называете – происходит праздник, основанный вашими предками, в честь этого бога. И это ваш долг быть усердными в посещении Дафне. Поэтому я и поспешил туда, в храм Зевса Кассия, думая, что в Дафне, если и где еще, я смогу порадоваться зрелищем вящего благосостояния и общественного духа. И я представлял в своем воображении вид процессии, как она должна была бы быть, подобно человеку, видящему видения во сне, животных для жертвоприношения, возлияния, хоры в честь бога, благовония и молодежь вашего города, окружающая святыню, их души, украшенные всей святостью, и они сами, одетые в белые и прекрасные одежды. Однако, когда я вошел в святыню, я не нашел ни благовоний, никого вообще, ни одного жертвенного животного. На мгновение я был удивлен и подумал, что я все еще нахожусь вне святыни и что вы ждете сигнала от меня, оказывая мне почет из-за того, что я – верховный понтифик. Однако, когда я начал спрашивать, какую жертву город намеревается принести для отмечания ежегодного праздника в честь бога, жрец ответил: „Я принес с собой из моего дома гуся как жертвоприношение богу, но город в это время никаких приготовлений не предпринимал“». Антиохия ничем не отозвалась на этот праздник. Подобные факты раздражали Юлиана против христиан. Еще более обострил отношения между ними вспыхнувший пожар упомянутого храма в Дафне, в чем заподозрены были христиане. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же факты произошли в других городах. Напряжение дошло до крайних пределов. Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители церкви потерпели мученическую кончину. Стране грозила полная анархия.

Весной 363 года Юлиан покинул Антиохию, направляясь в поход против персов, во время которого, как известно, император был смертельно ранен копьем и, будучи перенесен в палатку, вскоре умер. Точно не знали, кто поразил императора. Поэтому позднее возникло немало рассказов. Среди них была, конечно, версия, что он пал от руки христиан. Христианские же историки сообщают известную легенду, будто он, схватившись за рану, наполнил руку кровью и бросил ее в воздух со словами: «Ты победил, Галилеянин!»

Около умиравшего в палатке Юлиана собрались его друзья и главные военачальники, к которым он обратился с прощальным словом. Предсмертная речь императора дошла до нас в изложении Аммиана Марцеллина (XXV, 3, 15–20). В ней он дает апологию своей жизни и деятельности, с философским спокойствием ожидает неизбежной смерти и в конце речи, когда уже слабели его силы, не указав на возможного наследника, высказал пожелание, чтобы после него нашелся хороший правитель. Заметив, что окружавшие его люди плачут, умирающий сказал с упреком, что недостойно оплакивать государя, примирившегося с небом и звездами. Умер Юлиан в полночь 26 июня 363 года, тридцати двух лет от роду. Знаменитый ритор Либаний сравнивал смерть Юлиана со смертью Сократа.

Армия избрала императором начальника дворцовой гвардии Иовиана, христианина, приверженца никейского исповедания. Стесненный персидским царем, Иовиан должен был заключить с ним мир на условии уступки Персии нескольких провинций на восточном берегу Тигра. Смерть Юлиана была с радостью встречена христианами. Христианские писатели называли покойного императора драконом, Навуходоносором, Иродом, чудовищем. Однако он был похоронен в церкви Святых Апостолов в пурпурном саркофаге.

Юлиан оставил после себя ряд сочинений, которые позволяют ближе познакомиться с этой интересной личностью. Центром религиозного мировоззрения Юлиана является культ Солнца, создавшийся под непосредственным влиянием культа персидского светлого бога Митры и идей выродившегося к тому времени платонизма. Уже с самых юных лет Юлиан любил природу, особенно же небо. В своем рассуждении «О Царе-Солнце», главном источнике религии Юлиана, он писал, что с юных лет был охвачен страстной любовью к лучам божественного светила; он не только днем желал устремлять на него свои взоры, но и в ясные ночи он оставлял все, чтобы идти восхищаться небесными красотами; погруженный в это созерцание, он не слышал тех, кто с ним говорил, и даже терял сознание. Довольно темно изложенная Юлианом его религиозная теория сводится к существованию трех миров в виде трех солнц. Первое солнце есть высшее Солнце, идея всего существующего, духовное, мыслимое (??????) целое; это – мир абсолютной истины, царство первичных принципов и первопричин. Видимый нами мир и видимое солнце, мир чувственный, является лишь отражением первого мира, но отражением не непосредственным. Между этими двумя мирами, мыслимым и чувственным, лежит мир мыслящий (??????) со своим солнцем. Получается, таким образом, троица (триада) солнц, мыслимого, или духовного, мыслящего и чувственного, или материального. Мыслящий мир является отражением мыслимого, или духовного мира, но сам, в свою очередь, служит образцом для мира чувственного, который является, таким образцом, отражением отражения, воспроизведением во второй ступени абсолютного образца. Высшее Солнце слишком недоступно для человека; солнце чувственного мира слишком материально для обоготворения. Поэтому Юлиан сосредоточивает все свое внимание на центральном мыслящем Солнце, его называет «Царем-Солнцем» и ему поклоняется.

Несмотря на все свое увлечение, Юлиан понимал, что восстановление язычества представляет громадные трудности. В одном письме он писал: «Мне нужно много помощников, чтобы восстановить то, что так жалко упало». Но Юлиан не понимал, что упавшее язычество уже не могло подняться, потому что оно умерло. Поэтому попытка Юлиана заранее была обречена на неудачу. «Его дело, – по словам Буасье, – могло потерпеть крушение: мир от этого ничего не должен был потерять». «Этот филэллин-энтузиаст, – писал Гефкен, – наполовину восточный человек, наполовину – ранневизантийский (Fruhbyzantiner)». Другой биограф сказал: «Император Юлиан представляется исчезающим и светлым явлением в нижней части горизонта, на котором уже исчезла звезда той Греции, которая была для него святой землей цивилизации, матерью всего прекрасного и красивого в мире, той Греции, которую он с сыновней и искренней признательностью называл своей истинной родиной».

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Новейшая книга фактов. Том 3 [Физика, химия и техника. История и археология. Разное] автора Кондрашов Анатолий Павлович

автора Норвич Джон Джулиус

Из книги История Византийской империи. Том 1 автора Успенский Федор Иванович

Глава IV Язычество и христианство в половине IV века. Юлиан Отступник. Характеристика его царствования В период от Никейского собора до вступления на престол племянника Константина Юлиана в 361 г. христианская Церковь имела все средства вполне окрепнуть и утвердиться в

Из книги История Византийской империи. Т.1 автора

Юлиан Отступник (361–363) С именем Юлиана тесно связана последняя попытка восстановить язычество в империи.Юлиан представляет собой в высшей степени интересную личность, которая давно уже останавливала на себе внимание ученых и литераторов и продолжает увлекать их до

Из книги 100 великих интриг автора Еремин Виктор Николаевич

Отступник 27 мая 337 г. в городе Никомедии умер святой равноапостольный Константин (272-337), первый в истории Римской империи император, провозгласивший христианство государственной религией. Останки императора были привезены в основанный им город Константинополь.

Из книги Никейское и посленикейское христианство. От Константина Великого до Григория Великого (311 - 590 г. по Р. Х.) автора Шафф Филип

Из книги История Византийской империи. Время до крестовых походов до 1081 г. автора Васильев Александр Александрович

Из книги Тайны египетских пирамид автора Попов Александр

Отступник Шепсескаф Последним фараоном Четвертой династии стал Шепсескаф (греческое имя – Асихис), правивший около 2503–2498 годов до н. э. (или 2471–2465 годы до н. э.).Он, видимо, был сыном Микерина от наложницы (или второстепенной жены), а сам женат был на своей сводной сестре –

Из книги История Византийской империи. Становление автора Успенский Федор Иванович

Глава IV Язычество и христианство в половине IV века. Юлиан Отступник. Характеристика его

Из книги История Византии автора Норвич Джон Джулиус

2 Юлиан Отступник (337–363) Молодой цезарь Констанций вел себя в Константинополе вполне пристойно, но только до того момента как императора Константина положили в огромную апостольскую гробницу, а сам Констанций и два его брата были провозглашены августами. Тут он

Из книги История Рима автора Ковалев Сергей Иванович

Юлиан У Констанция не было детей. Единственными уцелевшими родствен­никами императора являлись два его двоюродных брата - Галл и Юлиан, сыновья Юлия Констанция, одного из братьев Константина I. Когда Кон­станций оставил персидский фронт и направился против Магненция,

Из книги История магии и оккультизма автора Зелигманн Курт

Из книги Уроки истории автора Бегичев Павел Александрович

35. Святой отступник Два габровца поспорили, кто экономней в деле церковных пожертвований. И вот идет дьякон с кружкой. Первый опустил стотинку - самую мелкую монету - и победоносно посмотрел на соседа. - За двоих, - добавил второй. Из анекдотов про габровцев В

Из книги История Христианской Церкви автора Поснов Михаил Эммануилович

Бедствия Церкви. Реакция язычества. Император Юлиан Отступник. Насильственная религиозная политика сыновей Константина доставила, правда, христианству внешний успех, но раздражила язычников и вызвала на оппозицию все то, что оставалось еще живым в язычестве. На Западе

Из книги Психология день за днем. События и уроки автора Степанов Сергей Сергеевич

Из книги Всемирная история в изречениях и цитатах автора Душенко Константин Васильевич