Он призывал не противиться злу насилием

Непротивление злу насилием — победить зло можно только добром. Пытаться устранять зло злом — рождать новое зло. Это замкнутый круг. Принцип «непротивление злу насилием» имеет начало в евангельской заповеди: «…Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»

38 Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
39 А Я говорю вам:
40 и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду;
41 и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два.
42 Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.
43 Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.
44 А Я говорю вам: люби?те врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,
45 да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.
46 Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари***? (Евангелие от Матфея, гл. 5, ст. 33-46)

«Возвышение «духа» над телом, любовь к ближнему, непротивление злу насилием и самопожертвование ради торжества истины и ради общего блага — вот те нравственные принципы, которые выдвинуло христианство» (В. М. Бехтерев)

Теория непротивления злу насилием принадлежит писателю и философу Л. Н. Толстому (9 сентября 1828 — 20 ноября 1910). Её он изложил в статьях и художественных произведениях «Исповедь» (1879-1881), «В чем моя вера?»(1884); теоретический — «Что такое религия и в чем сущность ее?»(1884), «Царство божие внутри нас»(1890-1893), «Закон насилия и закон любви»(1908); публицистический — «Не убий»(1900), «Не могу молчать»(1908); художественный — «Смерть Ивана Ильича»(1886), «Крейцерова соната»(1887-1879), «Воскресение»(1889-1899), «Отец Сергий»(1898)

« Вопр . - Откуда взято слово «непротивление»?
Отв. - Из изречения: не противься злому. Мф. V, 39.
Вопр. - Что выражает это слово?
Отв. - Оно выражает высокую христианскую добродетель, предписываемую Христом.10
Вопр. - Следует ли слово непротивление принимать в самом его обширном смысле, т. е. что оно указывает на то, чтобы не делать никакого сопротивления злу.
Отв. - Нет, оно должно быть понимаемо в точном смысле наставления Спасителя, т. е. не платить злом за зло. Злу должно противиться всякими праведными средствами, но никак не злом.
Вопр. - Из чего видно, что Христос в таком смысле предписал непротивление?
Отв. - Из слов, которые он при этом сказал. Он говорил: Вы слышали, что сказано древним: око за око, зуб за зуб. А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую, и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду" ("Царство божие внутри нас")"

Использование фразы «непротивление злу насилием» в литературе

— «Неужели несколько минут назад она, забыв о нём, бросилась с пьяным бешенством в сторону эсэсовца… «Молодой еврейский дурень, подумала она, и его старый русский ученик проповедовали непротивление злу насилием » (Василий Гроссман «Жизнь и судьба»)
— «И Клава снова струсила, в покидающем ее сознании еще успело мелькнуть: чего хочу я это неважно… мужчины лучше меня знают, что нужно. (Вот оно, непротивление злу насилием… Не женское ли полушарие матерого человечища облачило в четкую, мужскую формулу эту человеческую покорность…)» (Ольга Новикова. «Мне страшно, или Третий роман»)
— «Как человек тонкий и совестливый, Ефремов в душе своей помечал тогда обиды, которые наносил, и ценил «непротивление злу насилием» (Михаил Козаков. «Актерская книга»)
— «Спор превратился в явление иного порядка, теперь Шервуд должен был доказать, что мы проповедуем непротивление злу насилием , что мы на фронте опасны, что от прощения народу до прощения фашизму один шаг, что от нас беды не оберешься» (Юрий Герман «Дорогой мой человек»)
— «Всего важнее собственное нравственное усовершенствование, отказ от пользования преимуществами нашего привилегированного положения, непротивление злу насилием , отказ участвовать во всем, где применяется насилие» (В. В. Вересаев. «Воспоминания»)

Слово и понятие, которое Л. Н. Толстой (1828-1910) ввел в русский язык в качестве одного из основных постулатов своего религиозно-философского, учения («толстовства»), к которому он пришел в 1880-е гг. Существо своего учения писатель изложил в работах «Исповедь» (1879- 1882) и «В чем моя вера?» (1884). Понятие «непротивление» исходит из известной евангельской заповеди (Евангелие от Матфея, гл. 5, ст. 39): «...Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». Отсюда «непротивленец» - последователь этого учения писателя. Употребляется, как правило, иронически, по отношению к излишне мягкому человеку («непротивленцу»), который не осмеливается отстаивать свои законные интересы, принципы и т. д.

Отличное определение

Неполное определение ↓

НЕПРОТИВЛЕНИЕ ЗЛУ НАСИЛИЕМ

принцип поведения и учение, основанные на истолковании насилия (в т. ч. и революц. насильств. борьбы) как безусловного зла. Это учение составляет соц.-нравств. ядро различных мелкобурж. идеологий, являясь отражением угнетения человека порождающими политич. и экономим, бесправие обществ, силами, отражением неорганизованности людей, их отчаяния и смирения. Идея Н. з. н. свойственна мн. религиям и религ.-филос. системам (джайнизму, буддизму, христианству, исламу и др.). Поскольку для последователей непротивленчества любое применение силы - антидуховная акция, разъединяющая людей, они в принципе отрицают возможность достижения справедливой цели с помощью насилия, даже если оно направлено против страшных форм изуверства. Всякая революц. теория и действие ими отвергаются. Будучи злом, насилие может породить якобы только зло. Заповедь Н. з. н. неизбежно ведет к пассивности, квиетизму, к принятию любых форм жизни. Поэтому деятельность таких гуманистов, как Л. Толстой, В. Гаррисон, М. Ганди и др., активно протестовавших против соц. гнета и жестокости, осуществлявших на практике «гражд. неповиновение», «ненасильств. сопротивление» властям, во многом выходит за рамки их этич. установок, ориентированных на непротивление. Марксизм-ленинизм отвергает учение о Н. з. н. не только потому, что оно антиисторично, ложно понимает насилие, добро и зло, но прежде всего потому, что это учение антигуманно, ибо обрекает человека на страдания, препятствует борьбе масс за свое освобождение.

• Воздавайте добром за зло, всем прощайте. Только тогда не будет зла на свете, когда все станут делать это. Может быть, у тебя недостанет силы делать так. Но знай, что только этого надо желать, этого одного добиваться, потому что это одно спасёт нас от того зла, от которого мы все страдаем.
• Мир движется вперёд благодаря тем, кто страдает.
• Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течёт…, и в нём есть все возможности: был глуп, стал мудр, был зол, стал добр и наоборот. В этом величие Человека. И от этого нельзя судить человека. Ты осудил, а он уже другой.
• Ответить добрым словом на злое, оказать услугу за обиду, подставить другую щеку, когда ударили по одной, есть верное и всегда для всех доступное средство укрощения злобы.
• Положение просвещённого истинным братолюбивым просвещением большинства людей, подавленных теперь обманом и хитростью насильников, заставляющих это большинство самим губить свою жизнь, положение это ужасно и кажется безвыходным. Представляются только два выхода, и оба закрыты: один в том, чтобы насилие разорвать насилием, террором, динамитными бомбами, кинжалами, как делали это наши нигилисты и анархисты, вне нас разбить этот заговор правительств против народов; или вступить в согласие с правительством, делая уступки ему, и, участвуя в нём, понемногу распутывать ту сеть, которая связывает народ и освобождает его. Оба выхода закрыты. Динамит и кинжал, как нам показывает опыт, вызывают только реакцию, нарушают самую драгоценную силу, единственную, находящуюся в нашей власти - общественное мнение; другой выход закрыт тем, что правительства уже изведали, насколько можно допускать участие людей, желающих преобразовывать его. Они допускают только то, что не нарушает существенного, и очень чутки насчёт того, что для них вредно, чутки потому, что дело касается их существования. Допускают же они людей, несогласных с ними и желающих преобразовывать правительства, не только для того, чтобы удовлетворить требованию этих людей, но для себя, для правительства. Правительствам опасны эти люди, если бы они оставались вне правительств и восставали бы против них, усиливали бы единственное сильнейшее правительств орудие - общественное мнение, - и потому им нужно обезопасить этих людей, привлечь их к себе посредством уступок, сделанных правительством, обезвредить их вроде культуры микробов - и потом их же употреблять на служение целям правительств, то есть угнетение и эксплуатирование народа. Оба выхода плотно и непробивно закрыты. Что же остаётся? Насилием разорвать нельзя - увеличиваешь реакцию; вступать в ряды правительств тоже нельзя, становишься орудием правительства. Остаётся одно: бороться с правительством орудием мысли, слова, поступков жизни, не делая ему уступок, не вступая в его ряды, не увеличивая собой его силу. Это одно нужно и, наверно, будет успешно. - 7 февраля 1895 г.
• То, что мы считаем для себя злом, есть большею частью не понятое ещё нами добро.
• Учение любви, не допускающее насилия, не потому только важно, что человеку хорошо для себя, для своей души, терпеть зло и делать добро за зло, но ещё и потому, что только одно добро прекращает зло, тушит его, не позволяет ему идти дальше. Истинное учение любви тем и сильно, что оно тушит зло, не давая ему разгораться.
• Учение о непротивлении злу насилием не есть какой-либо новый закон, а есть только указание на неправильно допускаемое людьми отступление от закона любви, есть только указание на то, что всякое допущение насилия против ближнего, во имя ли возмездия или предполагаемого избавления себя или ближнего от зла, несовместимо с любовью.
• Церковные учителя прямо не признают заповеди непротивления обязательною, учат тому, что она необязательна и что можно и есть случаи, когда должно отступать от неё, и вместе с тем не смеют сказать, что они не признают эту простую, ясную заповедь, неразрывно связанную со всем учением Христа, учением кротости, смирения, покорного несения креста, самоотвержения и любви к врагам, - заповедь, без которой всё учение становится пустыми словами. От этого и не от чего другого происходит то удивительное явление, что такие христианские учители проповедуют 1900 лет христианство, а мир продолжает жить языческой жизнью.

Сравни

• Толстой не раскрывает содержание самого понятия зла, которому не следует противиться. И поэтому идея непротивления носит абстрактный характер, существенно расходится с реальной жизнью. Толстой не хочет видеть разницы в прощении человеком своего врага ради спасения своей души и бездеятельностью государства, например по отношению к преступникам. Он игнорирует, что зло в своих разрушительных действиях ненасытно и что отсутствие противодействия только поощряет его. Заметив, что отпора нет и не будет, зло перестает прикрываться личиной добропорядочности, и проявляет себя открыто с грубым и нахальным цинизмом.

Все эти непоследовательности и противоречия вызывают определенное недоверие к позиции толстовского непротивления. Оно приемлет цель - преодоление зла, но делает своеобразный выбор о путях и средствах. Это учение не столько о зле, сколько о том, как не следует его преодолевать. Проблема не в отрицании противления злу, а в том, всегда ли насилие может быть признано злом. Эту проблему последовательно и четко Толстой решить не сумел. -

Непротивление злу - отказ от активной борьбы со злом, противопоставление ему покорности и смирения.

Непротивление злу базируется на убеждении, что борьба со злом ведет к его усилению. Словосочетание "этика ненасилия" воспринимается как тавтология и часто порождает недоуменный вопрос: "А разве возможна этика насилия?" В самом деле, этика, рассмотренная в значении морали, нормативного идеала, по определению совпадает с ненасилием. Более того, нет ни одной другой формы культуры, включая мировые религии, специфика которой в такой степени была бы связана с ненасильственной установкой; когда говорится об этике удовольствий, то она может противопоставляться этике созерцательного блаженства, когда речь идет об этике доброй воли, то обычно подразумевается ее отличие от этики результатов - в этих и других подобных случаях определение выделяет какой-то один признак морали, придавая ему существенное значение. Иной логический статус имеет этика ненасилия, поскольку ненасилие, являющееся содержательной определенностью добра, можно считать синонимом самой этики.

Однако помимо такого общего и в познавательном плане избыточного смысла понятие этики ненасилия имеет еще особое содержание, связанное с моральным опытом нашего времени.[ Гусейнов А. А. Вопросы философии. 1992. 3. С. 72-81.]

Идеал ненасилия, сформулированный в Нагорной проповеди Иисуса Христа в качестве средоточия духовных усилий человека, обозначил резкий поворот в истории европейской культуры. Заповеди непротивления злу насилием, любви к врагам были настолько же ясными, насколько и парадоксальными; они до такой степени противоречили здравому смыслу, природным инстинктам и социальным мотивам человека, что сохраняли с действительностью лишь отрицательную связь. "Если бы общество в его нынешнем состоянии буквально последовало моральным заветам Евангелий, это привело бы к его немедленной гибели", - пишет Уайтхед[ Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. М., 1990, с. 405.]. Сказанное, конечно, в еще большей мере можно отнести к самим евангельским временам. Нагорная проповедь предназначена для идеального мира и нужно быть святым, не от мира сего, чтобы суметь принять ее перевернутую логику. "Кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую" (Мт., 5, 38). По смыслу заповеди она обращена и к тем, кто ударяет по щеке, и не должно было бы быть тех, кто делает это. "Подставь другую щеку!" - безусловная заповедь не задается вопросом, каким же это образом другому приличествует бить"[ Вебер М. Избранные произведения. М., 1990, с. 695.]. Однако самое удивительное состоит в том, что способ поведения по заповеди ничуть не меняется (разве что становится еще более заповедальным) из-за того, что приходится действовать в чужеродной среде, где принято бить по щекам. Точно так же математик ничуть не смущается и не отступает от чарующей гармонии точек, линий и окружностей из-за того, что не находит их в эмпирическом мире. В случае первых христиан эта приверженность моральным абсолютам при полном равнодушии к неустроенности общественной жизни и нежелании что-то в ней улучшать имела то разумное и вполне практичное объяснение, что они ждали скорого конца света. Непротивление злу, будучи свидетельством нравственного совершенства, индивидуальной победы над грехом, не рассматривалось в качестве пути преодоления самого зла или, если выражаться мягче, эта очищающая роль ненасилия была слабо акцентирована.

Наше время внесло существенные изменения в традиционное понимание ненасилия; они связаны с именами и практической деятельностью Г. Торо, Л. Н. Толстого, в особенности М. Ганди и М.-Л. Кинга, их организованных в различные группы и движения последователей во всем мире. Для современной концепции ненасилия, которая существует не только и не столько как теоретическая конструкция, но прежде всего как сумма практических опытов, характерны, по крайней мере, два важных момента. Во-первых, ненасилие органически увязано с борьбой за справедливость, оно рассматривается как действенное, при том более действенное, чем другие, и адекватное средство в этой борьбе. Ненасильственная борьба есть единственно возможный и реальный путь к справедливости. Она вносит изменения в мир, является завязью нового - справедливого, отвечающего идеалам любви и правды - типа отношений между людьми. Ненасильственная позиция сегодня, как и две тысячи лет назад, требует героизма, но это не героизм ожидания конца ненавистного мира, а героизм ответственного поведения.

В свете такого понимания иначе воспринимается и евангельская заповедь непротивления злу, она, как пишет Жан Госс[ Госс Ж. Ключевые представления гуманистического и христианского ненасилия. Этика ненасилия. М., 1991, с. 13.], означает требования: а) не подчиняться несправедливости, сопротивляться; б) не прибегать к ответному насилию; в) подставляя левую щеку, обращаться к совести господина, принуждая его к изменению. Во-вторых, ненасилие, способное преобразовать отдельного человека и межличностные отношения, способно также преобразовать общественные институты, взаимоотношения больших масс людей, классов, государств. Характеризуя ненасильственную философию Ганди и свое собственное духовное развитие, М.-Л. Кинг в статье "Паломничество к ненасилию" пишет: "Ганди, наверное, был первым в истории человечества, кто поднял мораль любви Иисуса над межличностными взаимодействиями до уровня мощной и эффективной силы большого размаха. Для Ганди любовь была сильнодействующим орудием для социальных коллективных преобразований. Именно в том, что Ганди придавал особое значение любви и ненасилию, я нашел метод для социальных преобразований, который искал много месяцев. То интеллектуальное и моральное удовлетворение, которое мне не удалось получить от утилитаризма Бентама и Милля, от революционных методов Маркса и Ленина, от теории общественного договора Гоббса, от оптимистического призыва Руссо "назад к природе", от философии сверхчеловека Ницше, я нашел в философии ненасильственного сопротивления Ганди. Я начал чувствовать, что это был единственный моральный и практически справедливый метод, доступный угнетенным в их борьбе за свободу. Сторонники ненасилия дерзновенно убеждены, что даже политика - этот отчий дом организованного и легитимного насилия - может быть кардинально преобразована на принципиально ненасильственных основах и что от этого преобразования она только выиграет, выиграет именно как политика.

Таким образом, ненасилие в том виде, какой оно приобрело в теории и практике XX в., является эффективным средством решения общественных конфликтов, в первую очередь тех из них, которые обычно решаются с применением насилия, вполне конкретным способом ответственного существования в современном мире. Когда мы говорим об этике ненасилия, то имеется в виду ненасилие как особая форма общественной практики человека.

Замечательный писатель, Лев Толстой был еще и глубоким, прони­цательным мыслителем. Он развивал основные идеи греческих филосо­фов, нравственные идеи христианства и моральную философию Канта. Основной вопрос Толстого: как разорвать замкнутый круг насилия - вечный принцип человеческого существования. Все вокруг построено на насилии: государство осуществляет насилие над своими подданными и ведет войны против других государств, родители подавляют своих детей, учителя - учеников и т.д. и т.п.

На насилие люди отвечают также насилием - угнетенные подни­маются на восстание и опять творят насилие. Если насилие иногда и защищало жизнь и спокойствие людей, то много чаще, напротив, стано­вилось причиной величайших бедствий. И Толстой пришел к мысли, что надо возродить основной принцип христианской религии - непро­тивление злу насилием.

Если не отвечать насилием на насилие, прощать и даже полюбить врагов своих (подняться над обидами и оскорблениями), что может сде­лать только очень сильный человек, то прервется порочный замкнутый круг непрерывного насилия, творимого в истории. Вообще христиан­ская религия - это религия сильных людей.

Есть два источника насилия в мире - государственная власть и ре­волюционеры, которые с ней борются. Власть - это всегда насилие. Существуют суд, прокуратура, тюрьмы, лагеря, но от этого не становит­ся меньше преступников или недовольных. Человек, совершивший пре­ступление, уже наказан тем, что нарушил человеческий закон. А если он не испытывает мук совести, не наказывает сам себя, то сажать его в тюрьму бесполезно, она только еще больше его озлобит. Вообще, счи­тал Толстой, люди живут в относительном спокойствии, не бросаются друг на друга, не убивают и не режут не потому, что есть суды и тюрь­мы, а потому что люди еще любят и жалеют друг друга.

Второй источник насилия - революционеры. Эти люди знают, как нужно устроить общество, в котором все будут счастливы, и потому готовы положить собственные жизни и заодно миллионы чужих для осуществления своих идей. Обычный человек не знает, что с ним будет завтра, как сложится его жизнь через год, а революционеры знают, как устроится жизнь целого народа через десятилетия. И в ответ на государ­ственное насилие устраивают новое насилие, и снова текут реки крови, и снова страдают люди, а счастливое будущее не наступает и не наступит.

«Дошло до того, - писал Л. Толстой в статье «Не убий никого», - что если бы теперь дать в России всем людям возможность убивать всех тех, кого они считают для себя вредными, то почти все русские люди поубивали бы друг друга: революционеры всех правителей и капитали­стов, правители и капиталисты - всех революционеров, крестьяне - всех землевладельцев, землевладельцы - всех крестьян и т.д.».

Государство и не боится революционеров, оно знает, как с ними бороться. Оно боится других людей - тех, кто не хочет участвовать в насилии, тех, которым ничего не нужно: ни богатства, ни славы, ни положения. Эти люди не хотят делать карьеру в государстве, потому что она развращает человека, не хотят делать революции, потому что революции не уничтожают насилия, а порождают его в еще большем объеме.

Толстой призывал: не отвечайте насилием на насилие, не служите государству, не служите в армии, полиции, на таможне, не принимайте и участия в вооруженной борьбе против государства. Насилие порожда­ет только насилие и ничего больше. Единственный выход - моральное самоусовершенствование. Начните с себя. Не поддавайтесь соблазнам мира: карьере, деньгам, власти, ибо опять окажетесь во власти насилия и будете его проводниками. Приучите себя любить ближних, какими бы плохими они вам ни казались, изгоняйте из своего сердца ожесточение. Другого пути преобразовать мир нет и не будет.

До тех пор, пока люди будут неспособны устоять против соблазнов страха, одурения, корысти, честолюбия, тщеславия, порабощающих одних и развращающих других, они всегда будут складываться в обще­ство насилующих и обманывающих и насилуемых и обманываемых. Чтобы этого не было, каждому человеку нужно сделать нравственное усилие над самим собой.

Многие критиковали Толстого за утопизм и романтические мечта­ния, но последователь Толстого Махатма Ганди, проникнувшись идея­ми своего учителя, призвал индийцев не бороться с английскими коло­низаторами, а просто не участвовать во власти: не служить англичанам, не платить подати, не работать в администрации. И власть англичан, не один век правивших Индией, рухнула в несколько лет. Это удивитель­ный образец жизненности толстовского учения.

Другой пример - толстовские коммуны , которые в 1910- 1920-х годах приобрели большое распространение и в России, и во всем мире. Коммунары вместе работали , одинаково получали за свой труд, в ком­мунах было полное равенство членов, дети воспитывались в собствен­ных школах, ибо в государственных школах, по мнению толстовцев, с детства прививается вкус к насилию. Землю обрабатывали в основном ручным трудом, чтобы избегать насилия и над природой. Это был очень интересный опыт поиска новых путей человеческого общежития, где регулирующим принципом были любовь, уважение всех членов группы друг к другу. Когда началась коллективизация, толстовское движение в России было уничтожено, поскольку коммунары отказывались участво­вать в насаждаемых силой колхозах.

Сколько было насмешек, иронии, даже издевательств над учением Толстого, но вряд ли человечество может предложить что-нибудь дру­гое, кроме морального самосовершенствования, воспитания взаимного уважения и терпимости. Недаром в политике все больший вес приобре­тают идеи ненасильственного мира.

Пока идеи Толстого остаются только романтическим идеалом, а не средством практического изменения жизни, насилие будет оставаться основным фактором, определяющим нашу жизнь. Статья «Не убий ни­кого» написана под влиянием событий 1907-х годов, но ее идеи акту­альны и сегодня, словно Толстой обращается не к своим современни­кам, а к нам: «В русском народе происходит теперь напряженная борьба двух самых противоположных свойств человека: человека-зверя и человека-христианина. Русскому народу предстоят теперь два пути: один тот, по которому шли и идут европейские народы: насилием бороться с насилием, побороть его и насилием же установить и стараться поддер­живать, такой же, как и отвергнутый, насильственный порядок вещей.

Другой же - тот, чтобы, поняв то, что соединение людей насилием может быть только временным, но что истинно соединить людей может только одно и то же понимание жизни и вытекающий из него закон, - исключающий, во всяком случае, разрешение убийства человеком чело­века, уяснить себе это понимание жизни и на нем, только на нем, а не на насилии, основать свою жизнь и свое единение».

1. Почему высшими ценностями являются добро, совесть, справедливость, честь, долг, счастье человека.

2. Почему нравственный принцип непременно должен воплощаться в общественной деятельности?

3. Чем мораль отличается от других форм общественного сознания?

4. Чем этика ученых отличается от этики обычного человека?

5. В чем проявляется мечтательность моральных законов Канта?

6. В чем по Достоевскому заключается природа зла?

7. Что понимает Л. Толстой под непротивлением злу?

Похожая информация.