В Репортаж с бывших советских объектов радиоразведки в Грузии

В шестом номере журнала "АвтоРевю " в статье Константина Сорокина "Уши Советов " приводятся интересные подробности, связанные с объектами радиоразведки ГРУ МО и КГБ СССР, расположенные в грузинском местечке Гардабани.

В 30 километрах на юго-восток от Тбилиси есть городок Гардбани. Туристы заезжают сюда нечасто: считается, что ничего исконно грузинского в этих местах не увидишь. Но услышать можно многое. Не случайно во времена СССР именно в Гардабани выросли южные «уши» советской военной разведки.

Специальный радиоцентр, который располагается неподалеку от Гардабани, относился к частям особого назначения (ОСНАЗ) и входил в состав 6-го управления ГРУ Генштаба. На ведомственном жаргоне объект назывался «Равный», в миру существовал как в/ч51868 и занимался тем, чем занимались аналогичные подразделения ГРУ, разбросанные по территории СССР и дружественных стран: радиоперехватом и стратегической радиоразведкой. Всего военные располагали более чем 20 станциями радиоконтроля (закордонные «уши» ГРУ были на Кубе, во Вьетнаме, Монголии и Бирме) и несколькими кораблями-радиоразведчиками (давно не секрет, что научно-исследовательское судно «Юрий Гагарин » работало не только на космос). Операторы станций круглосуточно мониторили эфир, следили на активностью в радиосетях НАТО (особое внимание уделялось каналам связи стратегической авиации), и перехватывало все, что излучалось на коротких волнах. Электронная фонотека аккумулировалась в подмосковном Климовске, а затем передавалась в аналитические подразделения, которые готовили справки для руководства Минобороны и первых лиц государства - по ним оценивался уровень военной угрозы.

КПП и городок гарнизона "Победа" (в/ч 61615) по состоянию на 2007 г. (с) radioscanner.ru

На каких именно фронтах прославилась радиоразведка ГРУ остается тайной - истинных задач подразделений ОСНАЗ зачастую не знали даже те, кто в них служил. Документальной исторической информации - кот наплакал. А вот в художественной форме работу радиоразведки описал бывший сотрудник ГРУ Владимир Резун.

Остатков объекта «Равный» в окрестностях Гардабани я не нашел. Местные жители рассказали, что часть территории, которую занимали советские военные, застроили, часть распахали, так что боевой путь в/ч 51868 сохранили лишь дембельские альбомы и архивы ГРУ.

А вот «соседи» ГРУ оставили на грузинской земле куда больше следов! Дело в том, что на одной тактической площадке с подразделением ОСНАЗ, в шести километрах от «Равного», «грело уши» и 16-е управление КГБ СССР: гарнизон «Победа» (в/ч61615) тоже занимался радиоразведкой, но уже в интересах своего ведомства.

Военный городок, где жили «чекисты в наушниках», почти полностью разрушен, но сам радиоцентр выглядит целым. Мачты на антенном поле не срезаны, ограждение без дыр, спутниковая «тарелка» на месте. Правда окон нет, двери заколочены… Сейчас возьму камеру, проберусь внутрь, нащелкаю «трофеев». Но двое чабанов, неведомым образом материализовавшихся у забора, посоветовали отказаться от этой затеи. Причем посоветовали на хорошем русском языке и пристально глядя в глаза.

Судя по антенному хозяйству, радиоразведчики КГБ выполняли в Гардабани более широкий спектр задач. Возможно, отсюда следили за активностью южных «номерных» радиостанций (по непроверенным данным, они используются для односторонней связи с нелегальными резидентурами и занимались мониторингом УКВ и ДЦВ-диапазонов в интересах внутренней контрразведки). Кстати, в подразделения, которые контролировали голосовые каналы связи, в советское время охотно призывали выпускников английских спецшкол и тех, кто владел языками, полезными на том или ином стратегическом направлении.
Рассказывают, что службы была ответственная, нелегкая, но интересная. А вот офицерский состав молчит как рыба: о специфике работ, особенно в контексте эпизодов холодной войны, из профессиональных разведчиков мне не удалось вытащить ни слова.

Армейская быль.

Посвящается моим армейским друзьям.

Все началось в середине 1990 года. Я, как бездарно проваливший вступительные экзамены в Воронежский строительный институт, был призван в ряды доблестной Советской Армии. Не скажу, что для меня это было большой трагедией; я с радостью закончил школу и мне было безразлично, как коротать ближайшие два-три года: писать бестолковые лекции или маршировать в сапожищах по какому-нибудь неведомому плацу. Все было воспринято мной как должное и неминуемое, и я был готов ко всему.
И вот 20 июня меня с толпой оголтелых призывников привезли на сборный пункт областного военкомата, где определили в команду, отправлявшуюся в некий город Климовск, что находился под Москвой. По началу мне мечталось испытать себя в тяжких страданиях и загреметь в места куда-нибудь «по-экзотичней»: на Север или Дальний Восток, но после первой же ночи, проведенной в гулком и мрачном спальном помещении сборного пункта, на деревянном топчане с такой же деревянной подушкой, я был уже рад, что судьба кидает меня не так далеко от дома. К тому же, с первого дня сразу захотелось назад, к друзьям и романтическим загулам, но успокаивало лишь то, что не один я такой разнесчастный, но и четверо моих добрых корешей также, как и я были забриты на ближайшие пару лет во солдаты.
Короче говоря, 22-го июня 1990 года я покинул гостеприимный призывной, и 23-го утром вступил на изможденный жарой и истоптанный кирзачами плац войсковой части 34***. По дороге мы всё пытались выяснить у «купца»-капитана: а куда едем, что за войска,а как там вообще, но купец много не разъяснял - связь, Подмосковье, дальше сами узнаете, и при этом мило, по доброму улыбался. На деле, та маленькая и уютная часть, которая приютила меня на два года оказалась 309 Центральным Радиопеленгаторным Узлом Особого Назначения и была в подчинении ГРУ. Часть занималась радиоразведкой и не было на земном шаре уголка, который не доставали бы ее антенны-ловушки. Часть стояла на краю леса за окраиной города. Первое впечатление было неожиданным: мне там понравилось. В мыслях я представлял нечто пустынное и безликое с массой серых устрашающих казарм и всяких военных объектов, лишенных каких бы то ни было напоминаний о городской уютной жизни, где я в тоске и лишениях угроблю свои невозвратные молодые годы. Оказалось, что все совсем не так уж и тоскливо. Засаженная внутри густыми деревьями и травой, часть оказалась маленькой и уютной.
Как я уже писал, с одной стороны часть граничила с лесом, по фронту располагались дома офицерских семей - ДОС, ну и с боку дачные участки этих самых семей офицеров. А дальше раскидывались прекрасные поля... Летом покрытые густой травой, зимой - непроходимыми снегами, поля эти были сплошь засеяны разносортными... антеннами. Это были невиданные мной ранее, причудливые антенные поля. И далеко в этих полях стояли разведцентры, называемые у нас площадками: 1-я, 2-я, 5-я. Судьба и командиры готовили меня ко 2-й.
Как прекрасны летние подмосковные вечера... Особенно когда из лесных озер поднимаются полчища дичайших подмосковных комаров и, так как в округе нет ни одного пастбища, где можно всласть насосаться кровушки от безмолвных коров и баранов, вся эта стая налетает на ближайшего поставщика крови - 309 ЦРПУ ОсНаз. И не было спасения летом от этих мерзких тварей. Они, казалось, могли проткнуть своими калеными жалами даже голенища кирзачей, что уж тут говорить о солдатском х/б! И только к осени... Но это отступление. Я продолжаю.
После отбора, который производился комиссией, состоящей из офицеров старшего ком. состава я был определен в 6-ю учебную роту. Отбор проходил следующим образом. Нас по очереди вызывали в ленинскую комнату, где расположилась комиссия. Подошел мой черед, я вошел, представился. На вопрос, где хочу продолжать службу - ответил, что в разведке. Тогда майор спросил, что я имел в школе по английскому языку? Я соврал, что пять. Затем он показал на стол и спросил, как это звучит по-английски? Я ответил. Тот же вопрос он задал, ткнув ручкой на окно, я ответил опять. Последним вопросом было - посчитать от десяти до одного. Я посчитал. На таком уровне английский я знал - в школе у меня был твердый трояк. Так меня определили в учебную роту разведки. Кроме нее, в те времена, в части была еще одна учебка - 7 рота. В ней готовили связистов.
И началось... Подъемы, отбои, уставы, физуха, плац, уставы, плац, подъемы.... Первые дни было невыносимо тоскливо... На одном из построений, вглядываясь в далекие пространства бескрайних небес и переводя взгляд на лица измотанных жарой и сержантами товарищей, мне вдруг явилась мысль: вот раньше, дома, там, в той жизни, я был таким веселым парнем, и все вокруг было таким же веселым и беспечным. А теперь меня окружают совершенно незнакомые люди, имен которых я даже еще и не успел запомнить, и все они хмурые и неразговорчивые, как, должно быть, и я сам, и наверное теперь я за два года ни разу и не улыбнусь, и теперь... Так было... Но шли дни и их сменяли ночи, и с каждым новым днем приходило в мое сердце что-то новое. Исчезала лютая тоска и ее место занимала надежда. Первым и лучшим лекарством от такой хандры стали друзья!
Где вы теперь, ребята! Как вы помогли мне в те первые месяцы тяжелых испытаний, поддержать силу духа, не скатиться в тоску уныния, не погибнуть от щемящего сердце одиночества... Жизнь раскидала нас по просторам и городам, но я вас помню и наверное уже никогда не сумею забыть...
Присяга. 21 июля 1990года. Я принял присягу на верность Родине - Союзу Советских Социалистических Республик! Мог ли я тогда представить, что всего через полтора года мою Родину темные силы введут в глубочайший штопор из которого она, хоть и сумеет выйти, но, с неимоверными потерями, и так уже и не сможет оправиться по сей день...
А тогда, после присяги жить стало несколько интересней. Кроме незабвенных - плаца и уставов, а также беспощадной уборки территории, появилась свежая отдушина: нас стали учить специальности. Нам объяснили, что наша работа будет заключаться в несении боевого дежурства, что в наши обязанности будет входить прослушивание радиопереговоров авиации вероятного противника, т. е. авиации блока НАТО. И теперь солдатская муштра разбавлялась ежедневными занятиями, где мы учились принимать на слух в режиме атмосферных помех английскую речь, отличать по звуку передатчика тип самолета, изучать структуру и дислоцирование войск противника, тактико-специальную подготовку, ну и много чего доселе неведанного. И чем глубже я погружался в этот мир, мир звенящего и далекого эфира, мир невидимых мной, летящих в ночи вражеских самолетов, тем больше понимал, что нас учат настоящему делу, что мы не будем все два года тупо топтать плац и собирать в кучи мусор, что за всем тем, что нам вбивают в головы кроется что-то загадочное и безумно интересное. Как противовес всему этому, добавилась еще и обязанность ходить в караул и наряды. Караулы я любил, наряды люто ненавидел. Самым гадким считал я наряд на кухню. И как раз после первого же увольнения во время доклада дежурному по части я был бездарно «почикан» этим самым дежурным, который пронюхал разлетающийся от меня запах водочного перегара. Я был препровожден в санчасть для, так называемого, освидетельствования (просто дыхнул в стакан, а санитар понюхал), а после доставлен в расположение роты, которая уже стояла на вечерней поверке и недосчитывалась ровно одного солдата, т. е. меня. Это был весомый залет, за что, после отбоя надо мной, посредством превосходящей сержантской силы, была произведена экзекуция. В итоге я был лишен всех последних оставшихся благ, получил от ротного четыре наряда на службу, и, плюс ко всем бедам, наша рота заступала в большой наряд по части, и я был зачислен на самую гнилую работу в этом наряде - помощником повара в столовую. Как я там летал, описывать не буду, но когда это все закончилось, через сутки роту вновь поставили в большой наряд, и все повторилось заново- опять столовая и опять помощник повара... Справедливости ради надо дополнить, что из четырех нарядов по роте, назначенных командиром, я отлетал лишь один. От этого меня освободило начало стажировки!
На стажировку в первый этап были отобраны самые лучшие в учебе бойцы. Все хотели попасть на стажировку и я боялся, что после глобального «залета» мне не видать ее, как своих ушей, но, слава советским командирам и их мудрости - я в то число вошел. Боевое дежурство проходило по определенной временной схеме: шесть через двенадцать. Шесть часов смена, шесть - отдых, двенадцать часов смена, шесть - отдых, и так по кругу. Двенадцатичасовая смена протекала ночью с 20-00 до 08-00. И это было самое интересное и увлекательное время. Но нас, по началу, водили на стажировки лишь днем и только спустя какое-то время вывели в ночную.
Чего хочется солдату, а особенно первогодку, больше всего, знает любой, кто когда-то служил в армии. Это два неотъемлемых компонента: еда и сон. Всё. Всё остальное вторично и ни одно человеческое желание не сможет доминировать над этими монстрами солдатского блаженства. Возможно это, отчасти, низводит солдата, как представителя homo sapiens, к отряду каких-то низших и примитивных животных, но таковы законы армейского бытия. Есть хотелось всегда, а спать всегда и везде. И, если с голодом еще можно было как-то бороться (кроме столовой было еще и солдатское кафе «Орбита» и в ДОСе гастроном(в который, правда, надо было еще умудриться попасть)), то самым непобедимым врагом оставался сон. Я сам не раз засыпал как лошадь - стоя, на посту у Знамени части, я засыпал в движении в строю по дороге на дежурство; если была возможность «поплющить харю» в любом самом неподходящем для этого месте, я делал это машинально, не задумываясь. Самым сонным царством в нашей части был клуб. Туда нас периодически водили для прослушивания каких-то непонятных лекций, докладов, политинформаций и еще просмотра кино. Непонятными лекции были от того, что я не помню ровным счетом ничего, о чем там когда-либо говорилось, и все потому, что, как только я садился в деревянное откидное кресло, тут же глаза наполнялись туманом и мозг начинал выдавать абстрактные картины из подсознания. Сон наступал моментально. Как правило, сержанты рассаживались сзади за нашими спинами и отслеживали тех у кого голова опускается ниже определенного градуса. Для вывода солдата из неги Морфея ими использовалось простое и эффективное средство - бельевая резинка. Заснувший в неположенном месте солдат тут же получал сзади острый и обжигающий щелчок по уху, что на время заставляло взбодриться и сделать умное и внимательное лицо. Но спустя минуту мозг опять включал свои мультики и сержанты с радостью и упоением щелкали по ушам засыпающим защитникам Родины. Порой мне казалось, что я научился спать с открытыми глазами.
Почему я заговорил о сне? Потому что ночная смена длилась двенадцать часов. На смене (боевом дежурстве) много чего делать было нельзя. Покидать пост можно было только с разрешения начальника смены, передав прослушиваемую частоту товарищу и взяв специальный жетон. Запрещалось есть (кроме ночной смены в определенное время), читать, а так как на головах у всех были наушники, и на каждом посту минимум по два мощнейших приемника «Катран», завязанных с бескрайними антенными полями, то запрещалось и прослушивание всяческих гражданских радиостанций, в плане музона и т. п.(да их и было-то в то время SNC, да Европа плюс Москва). Запрещалось, также, заполнять бланки чернильной ручкой. (об этом чуть позже). Но самым страшным проступком был сон. В военное время за сон на БД грозил трибунал, в наши мирные дни - это дикая порка командирами всех инстанций вплоть до командира части, лишение увольнений, наряды, снятие со смен... Солдат был обязан сидеть за своим постом, уставленным аппаратурой и слушать. Кого услышал -запеленговать, занести радиообмен в бланк, доложить начальнику смены, бланк сдать. В общем-то, все просто, необходим лишь определенный багаж знаний (для каждого поста - свой), да опыт, который приходит со временем. Для получения этого опыта была необходима стажировка.
Однажды, будучи уже стариком, спящим, меня зафиксировал начальник 4-го отдела. Утром из роты меня вызвали на 2-ю площадку лично к заместителю командира части по оперативной работе подполковнику А. Это был матерый профессиональный разведчик, суровый и жесткий, с громовым низким басом. Вызов к нему попахивал серьезными неприятностями. С подполковником А. я тесно сталкивался второй раз (первый - когда меня хотели отправить в командировку, в Грузию, в город Гардабани, но я отказался). Я зашел в его кабинет и представился. А. сидел в кресле и из под бровей убийственно смотрел на меня сатанинским взглядом. Я почувствовал себя насекомым. Докладывайте, что случилось? - пробасил он. Я, видя, что отмазываться - себе же дороже, сказал все, как есть: мол, хотел жутко спать и не удержался, больше такого не повторится. А. молча смотрел на меня с минуту. Минута казалась мне вечностью. Вы свободны, - сказал А. и уткнулся в бумаги. Я вылетел из кабинета, как пуля. И все. Никаких неприятных последствий я не поимел, но и желания снова сталкиваться с А. было отбито напрочь. А после этого случая, ко мне приехал отец и мы сидели с ним на КПП. Мимо проходил подполковник А. Увидев нас, он неожиданно свернул к нам. Я встал «смирно». А. поздоровался с отцом за руку и сказал одну лишь фразу: «Хороший у вас сын. По крайней мере, честный». И, развернувшись, пошел дальше. Отец был горд сыном, а я рад, что порадовал отца.
Теперь давайте с вами посчитаем. Возьмем смену с 08 до 14 и время на отдых, обед и прочее с 14 до 20. Вот наступает 14-00. Тебя должны сменить. Как правило на это уходило около получаса, потом дорога с площадки до части - еще минут 20, потом обед - около 30 минут, потом какое-нибудь построение, потом просто надо сбегать на очко, покурить, умыться, подшиться - еще минут 40. Итого, от твоего времени в среднем отнимаем два часа. Иногда больше, иногда меньше. И вот ты резко отключаешься на койке, зная что следующая смена с 20-00 до 08-00, а это значит, что гадкий дневальный подаст команду «Смена подъем!» где-то около 18-30, т. к. надо, опять же умыться, оправить надобности, отмаршировать в столовую и там поужинать, потом построиться, дойти до 2-й площадки, опять построиться, выслушать от начальника смены сводку по текущей обстановке, получить приказ о заступлении на боевое дежурство и тогда только идти менять своего товарища. В сухом остатке на сон солдата остается 2,5-3 часа. Это с условием, что ты солдат из учебной роты, т. е. курсант. В батальоне молодые солдаты - духи - вообще не знали, что такое дневной сон.

И вот стажировка. Была осень, сентябрь. По мне - самая замечательная пора. Нас водили на дежурство вместе со сменой из солдатов батальона. А это: измученные бессонницей и черепами духи, сами черепа, оголтелые и беспощадные, ну и деды, почивающие на лаврах заслуженной старости и взирающие на нас, молодых курсантов, высокомерными и брезгливыми взглядами. Нас не трогали. Считалось, что рано, ибо наше время придет чуть позже - все в батальоне будем. Дорога от части до 2-й площадки вела через ДОС, потом выходила на открытое пространство вдоль леса, а после и вовсе сворачивала в тишь и простор антенных полей. Все это расстояние, около километра, смена, как правило, шла строевым шагом, с целью хоть как-нибудь еще поиздеваться над молодыми солдатами, ведь строевым шли лишь духи, а черепа под одобрительные взгляды дедушек лупили сзади кирзачами по ногам и злобно шипели в ухо: «Выше ногу, душара! Выше ногу! Вешайся...» Но пока к нам относились лояльно и мы просто шли строевым изо всей силы лупя сапогами по бетонке в мыслях о том, что будет ждать нас дальше, в батальоне.
Стажировали нас старые операторы, срок службы которых был на излете. Они готовили себе замену, зная, что чем быстрее мы начнем самостоятельно работать, тем их шансы дембельнуться пораньше, возрастают. Периодами их заменяли черепа - с ними обходиться было труднее. Череп по природе своей ненавидит духа и, конечно, в зависимости от воспитания и характера, эту ненависть проявляет. Я знал хороших парней с напускной череповской бравадой, но не переходящих определенные рамки дозволенного, но знал и таких подонков, которым эта маленькая власть давала шансы раскрыть всю мерзость своей гадкой душонки, и пользовались они этой властью самозабвенно.
В нашем зале, 4-го (верхнего) отдела, находилось 16 постов. Они располагались в две линейки по восемь, друг за другом. За каждым постом сидел оператор и бдительно «бодал» (от БД). За спинами «бодавших» находился «аквариум». Застекленная комната в которой сидел младший офицер - начальник смены (НС) и два солдата, вводящие поступающую информацию в допотопный (по тем временам продвинутый) компьютер. Каждый пост включал в себя сгусток разнообразной аппаратуры, основу которой составлял коротковолновый приемник Р399А «Катран». В зависимости от назначения и задания поста вместе с «Катраном» работала дополнительная аппаратура, плюс звукозаписывающие эфир магнитофоны. За всю службу я отработал на нескольких постах, но основным и самым любимым был тот, с которого я начал стажировку- пост №62. Его звали =Alpha=.
Целыми днями мы просиживали на сменах, а вечерами возвращались в казарму, где радостно встречались с друзьями, и в безумии солдатского веселья добивали очередной прожитый день.
Середина сентября была ознаменована старым классическим советским приколом - нас сняли со смен и отправили на картошку. Картошка валялась в поле в топкой разваленной жиже. Ее надо было собирать. С морковкой дело иметь было приятней, она в грязи не валялась, по этому и выдергивать ее было веселее. К октябрю ударили холода и чтобы не замерзнуть и не отупеть от монотонности работы мы дико ржали. Нашу небольшую бригаду мы назвали бригадой Павлика Морозова. Погода располагала к этому.
В октябре погода испортилась окончательно. Нас забросили в какой-то совхоз на безлюдное подмосковное поле. Оно было изрыто до самого горизонта и испещрено яркими оспинами безразличной ко всему картошки. Кроме этого лужи в междурядье подернулись коркой льда, а небо занавесила унылая хмарь. Из него бездушно выпадали, то мелкий осенний дождь, то тяжелые, набухшие серостью снежинки. И мы пошли. По два ведра, ко дну которого тут же налипает грязь; знай таскай к трактору. Время подходило к полудню, жизнь казалась прожитой зря, минуты тянулись как вечность. Пространство было подернуто унылой кисеей, свисавшей с неба. Я тащил свои два ведра к трактору и, наступив в одну из луж, понял, что увяз. Я сделал несколько рывков и, не удержав равновесия, плашмя завалился на спину. Шлепок, и я лежу, созерцая понурые небеса и с замиранием сердца ощущаю, как за шиворот бушлата, в рукава, в сапоги медленно и обжигающе затекает ад. Холод объял меня до судорог, но что было делать! Кое-как я поднялся и бросив ненужные никому ведра, словно на ходулях, поплелся назад к дороге. Машины, привезшие нас, давно уехали, а на краю поля дымил слабенький тщедушный костерок. Я побрел к нему. Я шел и проклинал все. Весь белый свет казался мне таким противным, что хотелось закрыть глаза и не видеть ничего вокруг. Единственной отрадой моей было - вот прямо сейчас здесь упасть и помереть. Вся тоска, отчаянье и все мои беды, объединились вдруг и навалились на мои юношеские плечи невыносимым грузом безысходности. Так я шел через все поле под промозглым дождем, не чувствуя ног, при каждом движении вздрагивая от отвращения облипающего меня холода. У костра сидели три-четыре бедолаги, таких же как я, испытавших стужу осенних полей, и пытались развести костер. Ни деревьев, ни веток вокруг было не найти, и они жгли не пойми что. Я присоединился. Потом мы нашли шину. Потом вышли на дорогу и, остановив «камаз», попросили солярки. Водила нацедил нам в какую-то емкость этой прекрасной жидкости и, облив ей шину, мы добыли настоящий огонь. Шина коптила нещадно. Наши лица из мертвецки бледных превратились в черные, но мы лезли ближе к огню, пытаясь хоть как-то согреться. Я не заметил, как наша компания становилась все больше и больше. Со всех концов поля к черному костру тянулись страждущие. И вот нас уже много и мы смотрим на закопчённые лица друг друга и нас пробивает неистовый смех. Похоже, что это истерика, но жизнь начинает возвращаться в наши тела, и, похоже, зря я так уж проклинал её. Мы смеемся, жизнь продолжается. Все будет хорошо, мы вместе!
Дни незаметно летели. Наконец пришло время хлебнуть романтики ночной смены.
Ночь. На площадке утихла обычная дневная суета. Наш 4-й отдел живет в привычном ему ритме. В зале тишина, лишь тонко звенит эфир, изливающийся из наушников, и монотонно жужжит на постах аппаратура. За окнами тьма и, если вглядеться, лишь виден неподалеку одинокий фонарь на КПП, и дальше - чернота. Где-то там, за этой чернотой, в казарме спят мои товарищи, и бесцеремонные окрики дневальных не в силах разорвать их сон; где-то в лесу по своим маршрутам идут часовые. Они не спят, как и я, и думают, думают, вспоминают... А где-то там, совсем далеко, в другой жизни, спят твои самые родные люди: мать, отец, брат... Они спят и не знают, наверное, что я сейчас стою у чужого окна и, вглядываясь в непроглядную тьму, вижу их... Вижу свой двор, березу под моим балконом, свой дом, девчонку с первого этажа... Там сейчас тоже ночь. Тихая милая ночь. Но не такая, как здесь. Не такая...
Смена заранее позаботилась о несении дежурства. На ужине у наряда по столовой было собрано все необходимое: картошка, масло, хлеб, чай, сахар. В «чайнике» был взят «завоз» (это когда в чайную завозят продукты и надо «прошарить», умудриться, чтобы на твою долю хватило): коржики, сочники, рогалики, слойки с повидлом, молоко в треугольных пакетиках. Картошка чуть позже будет сварена в электрическом самоваре и когда привезут ночной завтрак, будет с наслаждением съедена со всем вышеперечисленным великолепием. Картошку варить на дежурстве нельзя. Нельзя и проносить на дежурство ничего из съестного. Но мы с разнообразными ухищрениями делаем это, и часто начальники смен отбирают пронесенное и безжалостно выбрасывают в мусорку. Отобрать еду могут на разных этапах: на построении смены в части- дежурный по части, по дороге на площадку - помощник дежурного по части, при построении на получении боевого задания - оперативный дежурный, и уже непосредственно в зале - НС, начальник смены. И мы придумываем сотни изощренных способов, чтобы «заныкать» драгоценные мешки и сумки с «жором». И если ничего пронести не удается, виновные (духи) получают заслуженное наказание и смена обречена питаться лишь тем, что около полуночи привезет из каких-то неведомых складов дневальный. А это, как правило: несколько буханок черного хлеба (на каждый отдел определенное количество), пряники, по штуке на брата, сахар и бумажный кулек чая. Хлеб - часто свежий. Пряник, если не размочить его в чае, есть невозможно. Ну а чай... Когда его заливаешь в кружке кипятком, вверх сразу всплывают солома и опилки, вода медленно окрашивается в светло-бежевый цвет и отсутствие запаха продукта говорит о том, что чая там вовсе нет. Надо, опять-таки, заметить, что картошку и прочие пронесенные на дежурство радости принимают в пищу лишь старики и черепа. Духи довольствуются только тем, что разрешено официально, хотя, под страхом наказания со стороны стариков и НС, именно они проносят в зал «жор», варят втихаря в самоваре картошку, взваливая на себя полную ответственность за ночной завтрак. Однажды ночью мы варили в самоваре пельмени.
И вдруг кто-то полетел. Эфир наполняется характерным гулом и звуками. Оператор быстро накидывает на голову висевшие на шее наушники, резко бьет ладонью по выступающей из пульта на столе кнопке, подавая пеленгаторам на 1-й площадке команду на пеленгование и произносит в микрофон, встроенный в наушники, работающую частоту: «Алфа, работает!». Я сижу рядом на табуретке, моя пара наушников тоже подключена к посту. Я все слышу. Сердце замирает. Я вслушиваюсь в пробивающуюся сквозь шум помех английскую речь. Вот он! Летит! Я вслушиваюсь и не отрываясь смотрю на своего оператора. Он сосредоточен и внимателен. Вот он потянулся и выбрал на антенной панели необходимую, для лучшей слышимости, антенну. Эфир затих. Мы ждем. Вот снова усиленный фон - заработал передатчик и тот, в самолете, опять заговорил. Он вызывает землю, его не слышат. Вот его услышали, ему отвечает земля. Оператор манипулируя специальным встроенным в пост джойстиком, двумя словами обозначает пеленгаторам - кого из говорящих в эфире им нужно пеленговать: «Работает!» - невидимый нами пеленгатор на другом конце антенного поля на 1-й площадке, уже установив заданную частоту, своими приборами принимая схваченную антеннами волну, определяет направление идущего излучения. «Молчит!» - в динамиках пеленгатора английская речь, но это говорит земля, ее пеленговать не нужно, нам нужен тот, в небе. «Работает....Молчит.....» Оператор карандашом на пластиковой поверхности стола быстро пишет. «Работает... Молчит...» Два магнитофона по краям стола наматывают эфир на пленку. Они пригодятся, если мы что-то упустили, не расслышали. «Работает.... Молчит...» Все. Контакт закончен. Мы связываемся с пеленгатором. Он даёт направление по азимуту. Теперь - «планшет». «Планшет» называет нам район полета объекта. Теперь вся информация собрана. Оператор докладывает НС о контакте, переносит информацию на бланк и передает НС. В работе мы используем только карандаши. На пластике стола чернильной ручкой делать заметки не получится. По этому чернильными ручками при работе не пользуются, лишь заполняют ей журнал дежурства. Контакт заносится в этот специальный журнал, находящийся на каждом посту. В конце смены журнал подписывается у НС (БД, бланки, аппаратуру сдал - БД принял).
«Планшет» - это замечательный и уникальный пост. Как-то, будучи уже младшим сержантом, меня пригласил туда мой товарищ, тащивший там службу. Ему из дома пришла посылка. Служил он в 3-й роте - в связи, не земляк - с Нижнего, друзьями не были, но часто общались по «переговорке» в плане работы. «Планшет» располагался в самой гуще оперативной работы - на КП.
КП - это большой зал, заполненный постами, за которыми дежурили только офицеры. Мне очень нравился КП. По утрам туда относили данные и сводки, наработанные за сутки. Обычно это делал дух. Но иногда я сам, будучи уже старослужащим, брал в «аквариуме» бланки и отправлялся туда, чтобы еще раз посмотреть, как работают офицеры из ГРУ. Я заходил в зал и молча передавал информацию дежурному офицеру, потом расписывался. Первое, что бросалось в глаза - огромная карта мира. Карта была сделана из черного стекла, и белым цветом на ней были выделены очертания континентов. Она занимала собой всю стену от потолка до пола. Везде по всей карте мигали какие-то цифры, были проложены маршруты, она вся переливалась и мерцала. Офицеры, не обращая на меня внимания, были заняты чем-то своим, очень важным. Там стоял шум буквопечатающих машин, гул и скрежет каких-то невиданных мной приборов. Там шла серьезнейшая оперативная работа. В углу стоял огромных (по тем временам) телевизор по которому обычно шел канал CNN на английском. Характерной особенностью КП были окна. Они имели двойные рамы между которыми, внутри, висели закрытые горизонтальные жалюзи. Окна были всегда закрыты и жалюзи никогда не поднимались. Как рассказал мне один из офицеров: однажды в близлежащем лесу грибник из соседней деревни Сертякино наткнулся на пень из которого торчал замаскированный замысловатый прибор. Грибник, честь ему и хвала, обратился в нашу войсковую часть, дескать, мало ли что. Прибор оказался прослушивателем помещения способом считывания колебаний оконного стекла и был направлен излучателем на окна КП. Сразу после этого там появились жалюзи.
Так вот, пошел я ночью в гости на «Планшет». НС был не придирчивым офицером и ненадолго меня отпустил. Зайдя на КП я сразу же юркнул в маленькую, без двери комнату, слева от входа, наполненную мраком. Посреди комнаты находился пост. За столом, освещенным настольной лампой сидел мой товарищ, а на против него, на стене, красовалась такая же, черного стекла, карта, как и на КП, только в уменьшенном размере, примерно 2 на 1,5 метра. Карта не светилась и внимания особого не привлекала. Везде по углам стоял мрак и комнату наполняла мистическая атмосфера из рассказов Эдгара По. Мы с товарищем, спрятавшись подальше в угол принялись за трапезу. Это был настоящий индийский чай, шоколадные конфеты, медовые пряники и сало. Сало и пряник. Сейчас это выглядит смешно, но в ту ночь это было настоящее богатство. Мы сидели и болтали, рассказывали друг другу про гражданскую жизнь, о чем-то мечтали и как могли коротали ночь. Тут он вдруг сказал мне: «А хочешь, я покажу тебе, что происходит, когда ты со своего поста даешь "команду" на пеленг?» Мне было, конечно, интересно. Мы спрятали кружки и сели за его пост. Я по внутренней связи связался со своим 62-м и попросил подменяющего меня, дать команду на пеленг любой наземной станции, которая первой выйдет в эфир, но мой товарищ сказал, что это будет не интересно, дождемся, когда кто-нибудь полетит. Стали ждать. Вдруг небольшой экран на его посту засветился цифрами: 11244. Это была контролируемая моим постом частота. Основная частота системы связи Gint Talk. На ней работала авиация Стратегического Авиационного Командования США: разведка, бомбардировочная авиация и заправщики. Сразу же на стене напротив ожила волшебная карта. На ней появился длинный луч, берущий основу в западной части СССР. Я присмотрелся и понял, что луч исходит из района Москвы. «Это наш»,- сказал товарищ показывая на луч. Этот луч указывал направление поиска нашего пеленгатора, находящегося на 1-й площадке. Моментально следом за ним по всему периметру нашей Советской границы вспыхнули еще несколько таких же лучей и все они начали плавно двигаться в разные стороны, каждый относительно своего начала. Они то замирали, то начинали двигаться снова. Затем направление их становилось более направленным и вот уже два, три луча пересеклись примерно в одной точке, подошел четвертый, пятый, остальные ползали по карте пытаясь что-то нащупать. Зона, где пересеклись большее количество лучей пришлась в район Баренцева моря. «Вот там он и летит»,- сказал мой товарищ, а я сидел раскрыв рот и соображал: какие же масштабы охватывает эта могучая система, в которую мне выпала честь окунуться, да еще принимать в ней самое непосредственное участие!
Так работала система разведки «Круг». По периметру Советского Союза находилось восемь таких же войсковых частей, как и наша. Все они несли боевое дежурство. Кроме того, еще четыре части дислоцировались за пределами СССР: Куба, Вьетнам, Монголия и Бирма. При выходе в эфир вражеского самолета сначала срабатывали мы - «микрофонщики», следом пеленгаторы. По позывным, характеру работы передатчика, зоне полета, характеру переданной информации, связи с наземной станцией и прочих специфических нюансов, самолет был идентифицирован, установлена его боевая принадлежность, цель и зона полета. По определенным переданным им данным мы могли определить маршрут полета, задачу, и прочую необходимую для обороны страны информацию. Вся информация, собранная частями «круга», спешно обрабатывалась и стекалась на КП 2-й площадки - центральный узел системы.

Осень подходила к концу. Стажировка сменялась картошкой, караулами, нарядами. 22 ноября я самостоятельно заступил на БД на 52-пост, а 9-го декабря мы последний раз ночевали в учебке. Пришла пора переходить в батальон...
Он состоял из 5 рот. 1-я и 2-я - разведка, 3-я и 4-я - связь и 5-я - хоз рота. 1-я, 2-я и 5-я располагались в новой трехэтажной казарме, а 3-я и 4-я в старом гулком здании с высоченными потолками. Самое печальное, что нас, сдружившихся за пол года учебки, разделили пополам. Половина ушла в 1-ю, половина во 2-ю роты и мы прощались, чуть ли не навсегда, хотя знали, что будем жить в одном здании, но на разных этажах. По рассказам мы знали, что в первой роте царят уставные порядки, во второй же наоборот неуставщина. Куда попасть лучше - никто не знал, но мы догадывались, что полгода в любой из рот придется «полетать». Меня направили во 2-ю. Встретили нас там радостно и недружелюбно знакомым приветствием: «Духи, вешайтесь!» 1-е отделение 2-го взвода - это моя первая привязка в батальоне. Первое впечатление - полная растерянность и угнетение. Если в учебке мы были все равны и нами командовали только сержанты, а жизнь протекала строго по уставу и без рукоприкладства, то батальон сразу дал понять, что здесь все будет совсем иначе. Черепа смотрели на нас с нескрываемой ненавистью, сознавая, что их «духовская» жизнь заканчивается, старики надменно выказывали свое превосходство над нами своим дерзким и расслабленным поведением, а дембеля (через неделю им оставалось 100 дней до приказа) снисходительно улыбались, отрешенно от всего занимаясь своими делами. Здесь царили свои порядки и оставалось только, скрепя сердце, ждать, что же будет дальше. А дальше было так, что два дня нас ни кто не трогал, мы выполняли свою духовскую работу: мыли, мели, натирали мастичные полы... На третью ночь после отбоя черепам от стариков была дана команда - показать нам что-почем. Это было первое серьезное испытание для нашего характера, ибо били нас черепа немилосердно. Били в основном в грудь, по почкам, по ногам, чтобы не оставлять синяков на открытых частях тела. Били остервенело по нескольку человек сразу и защититься не было ни какой возможности. Старики весело подбадривали черепов, а дембеля безразлично с улыбками поглядывали на все это и, наверное, вспоминая себя духами, отрешенно прохаживались по казарме. Так началась наша настоящая армейская жизнь.
Вот последняя запись тех времен в моем блокноте, которая характеризуют мою жизнь в батальоне:
«19.12.90г. Жить можно. Почти привык, но... Сегодня совсем не спал. Устал я сильно. Плохо, знаешь...»
И все же, были замечательные минуты, когда мы уходили из роты на смены, где хоть и лютовали черепа, но атмосфера не была такой напряженной, и где мы занимались делом, которое все больше и больше нас затягивало. Так заканчивался 1990-й год. Что таил в себе 91-й я вам сейчас расскажу.
=1991=

Наступил новый, долгожданный, 1992год. В деревне, близ части, мы своей компанией купили 3-х литровую банку мутного, вонючего самогона и новогодней ночью в казарме дико им ужрались. Захотелось приключений и мы пошли на 3-й этаж поздравлять 1-ю роту. Там нас угостили техническим спиртом красивого розового цвета. Мы разбавляли его Пепси-колой. Потом все в угаре вернулись назад, вскрыли опечатанную каптерку и выгребли из дипломатов весь одеколон. Его мы пили в умывальнике из алюминиевой кружки, разбавляя водой из под крана, при этом он становился белым, как молоко. В конце я уже ничего не помнил. Утром меня еле подняли - надо было идти на смену. На смену меня вели под руки, пряча от пом. ДПЧ. Все дежурство я блевал польским одеколоном «Консул». Так весело и задорно мы встретили наш дембельский Новый год.
Пришло время и из черепа я превратился в старика, ну и, наконец-то, в деда. Мне вручили 1-й класс, но в звании не повысили. Так я и остался мл. сержантом. Под конец службы ротный погнал меня по нарядам. Занятие это было скучным и ничего существенного из этих нарядов мне не запомнилось. Дембельский альбом мне было делать лень, уродовать парадку тоже не хотелось, тем более, что домой я собирался ехать в гражданке. (С собой я забрал лишь свою афганку, которая до сих пор мне служит верой и правдой на даче).
Пришел час и вот мой последний день в части. Всех, кто из моих друзей были в роте, я сводил в «чайник», где выставился коржиками и молоком. Потом переоделся в заготовленную гражданку и пошел прощаться на 2-ю площадку с ребятами со смены. Это прощание было трогательным до слез. Еще бы! Я прожил с этими парнями бок о бок два года! Что нам приходилось пережить знали только мы. Мы как братья делились всем, что у нас было, просиживали вместе бессонные ночи на сменах, в караулах, в нарядах, бывало, курили одну сигарету на восьмерых... Тосковали и радовались, грустили и хохотали до одури. Все это с нами было! И вот сейчас, по прошествии уже двадцати лет, возвращаясь мыслями в те далекие годы, я хочу сказать вам, ребята: спасибо вам за то, что вы были со мной рядом! Я вас никогда не забуду!

«… Иван, ты нас……, тебе недолго осталось, прекрати нажимать свои кнопки.»

Войска радиоразведки «слухачи» редко бывают на слуху, обычно они остаются в тени. Именно благодаря оперативности их информации удается вовремя…

и очень четко спланировать специальные операции, оперативно обмениваться развединформацией, своевременно нанести артиллерийский или авиаудар по позициям, устроить засаду на мерзавцев и тд. Вашему вниманию представляется очень интересный рассказ о работе, методах ведения радиоразведки и повседневной боевой деятельности написанный офицером. Часть 1.

Аудио-бортжурнал оператора мобильного поста радиоразведки в Чечне. Пример надиктовки информации для последующей обработки.

О цифровых позывных – они очень часто передавались по-русски. Даже «безъязычный» оператор, приняв 612, понимал о ком идет речь. Но строго цифровые позывные почти не прижились. Даже словарно-цифровые позывные (Ангел-5, Шерхан-4 и т.п.) использовались не очень часто. «Цифра» в составе позывного была хорошим, но косвенным признаком характеризующим структуру НВФ и состояние связи.
Если в сети НВФ полный бардак в структуре позывных – имена, клички, прозвища, и т.п. – это нормальное положение. Если же начала проявляться какая-то система в построении позывных (однотипное слово плюс цифра) – стоило насторожиться. Значит кто-то пытается упорядочить структуру, ввести в ней определенный порядок, деления на подразделения службы и т.п. Считалась, что подразделение, с более упорядоченной системой позывных, представляет большую опасность.
О передаче позывных.
«Советский» подход (типа Берукт-15 я Сокол-24! Прием!) в НВФ обычно не использовался.
Практиковался т.н. «хулиганский» вызов — многократное повторение вызываемого корреспондента и в конце позывной вызывающего.
Максуд, Максуд, Максуд, Ибрагим.
Нередко использовался «анонимный» вызов – в конце свой позывной не передавался.
Максуд, Максуд, Максуд.
Хулиганский вызов сильно облегчал работу, наш оператор мог разобрать и записать практически любой позывной. Но часто не опытный оператор путал вызываемого и вызывающего. Т.е. делая запись в бланке перехвата присваивал вызов Максуду (хотя работал Ибрагим).
И толи в силу особенностей языка или по другим причинам позывной вызываемого произносился протяжно, разборчиво и отчетливо, а свой «сглатывался» (Ибргм)
О выборе позывного.
В нашей армии позывные (как правило) назначаются «сверху», хочешь или нет, но быть тебе «Закатом-24», если так решил начальник.
В структурах типа НВФ (вольные стрелки) ситуация иная.
Командир любой мало-мальски значимой группы мог присвоить себе любой позывной, какой ему больше по душе.
И возможность этого «самовыбора» была дополнительным разведпризнаком, в какой-то степени психологически характеризующей носителя позывного.
Если в качестве позывного использовалось географическое название (Кавказ, Терек, Сунжа, Бамут, Гюмси) вполне обоснованно можно было предполагать, что носитель позывного как-то связан с этим населенным пунктом – родом оттуда, действует в этом районе, долго там проживал и т.п.
(Гюмси = Гудермес)
О само-выборе позывного.
Первый период чеченской войны (в плане само-выбора позывных) можно условно считать «романтическим». Романтическим, потому что очень часто встречались «громкие», «странные», «красивые», «экзотические» позывные, позывные состоящие из нескольких слов. «Капитан Клос», «Черная чайка», «Брат эфира», «Серебряный Лист», «Фантомас».
Понятно, что «Капитан Клос» скорее всего когда-то смотрел советское ТВ и видел польский многосерийник (кажется «Ставка больше чем жизнь», могу ошибаться). Отсюда можно прикинуть – узнать когда сериал шел по ТВ, прикинуть возраст носителя позывного, скорее всего горожанин или житель райцентра и т.п. Человек старше 30-ти такой позывной выберет врядли и т.п. психологическая оценка.
Понятно, что это «гадание на кофейной гуще», но и она время от времени приносила результат (в совокупности с другими данными).
К концу первой войны «романтизм» пошел на спад и позывные в основной массе стали более «утилитарными». Война перестала быть романтикой и стала работой. А позывной стал нести меньше информации о личности носителя.
Достаточно часто позывной командира отряда и название самого отряда совпадали — «Скорпион», «Пантера» или «Черная пантера», «Борз» или «Волк», «Чеченский волк», «Волки ислама», «Серебряный лист». Т.е. сначала формировалась бандгруппа, выбирала себе звучное (или не очень) название и уже это название использовалось как позывной в том числе для командира.
Это очень хороший случай для разведчика – здесь этот позывной, значит здесь и эта бандгруппа. Со временем некоторые группы становились знаменитыми, успешными, известными. И ее имя (и ее позывной) становились фирменным лейблом, товарным знаком, которым гордились, и от которого не отказывались ни при каких обстоятельствах (как имя боевого корабля). И даже при попытках «сверху» навязать какой-то другой позывной продолжали пользоваться «фирменным». Наличие «фирменных» позывных, закрепленных за элитными, особо отличившимися подразделениями – хороший разведпризнак, устойчивый и достаточно достоверный.
Причем «сложно-красивые» позывные (Капитан Клос, Черная чайка и т.п.) тоже как правило передавались по русски
Еще одним косвенным признаком, характеризующим корреспондента считалась «агрессивность» позывного. Если это Самурай, Аллигатор, Пантера, Скорпион и т.п.
можно было предполагать это позывной командира именно боевого подразделения.
Если нечто более скромное Банкир, Архитектор, Директор, Кристалл то это (как ни странно) может быть более важный для разведки объект – кто-то, кому нет необходимости доказывать свою значимость громким позывным. Или кто-то более разумный и осторожный в выборе позывного. Человек из штаба, координатор. Или человек, к которому позывной перешел по роду его предыдущей деятельности («Танкист»).
Множество полевых командиров использовали для своей идентификации в эфире и в обыденной жизни, быту клички, которые они называют позывными. Например «Шторм» Абубакаров Тимур, «Бастион», «Кобра» Осмаев Ризван, «Американец» Читигов, «Гитлер» Бизаев Артур, «Снайпер» Гакаев Хусейн, «Гангстер» Исраилов Умар, «Патруль» Исмаилов Хусейн и еще множество других не менее напыщенных. Вместе с тем, широко используется лексика арабского языка и цифровые позывные без образования какой-либо системы. Т.е. одним и тем же цифровым позывным могли пользоваться несколько корреспондентов. С развитием сотовой мобильной связи радиосвязь потеряла былую актуальность и чаще используется при проведении к-либо акций, где иногда позывные не произносятся совсем (опознание по голосу), применяются клички или условные имена.
Позывные врага
Абдулмалик, Абумалик, Абдельмалик и т.п.
Причина этого разночтения внутренняя – наши операторы. Но были и причины «внешние».
Например позывной (условный) Терек-1.
В эфире он мог звучать и как ТЕРЕК-ОДИН, ТЕРЕК-НОЛЬ-ОДИН, просто ТЕРЕК, ПЕРВЫЙ, НОЛЬ-ПЕРВЫЙ и т.д. а иногда могло употребляться имя корреспондента.
Но это все был ОДИН объект.
Это надо было отслеживать, т.к. бывали ситуации, когда приходило донесение из которого следовало, что в сети №**** за период наблюдения работало более 25 корреспондентов. А «обработчик» знал, что в этой сети больше 5-7 корреспондентов никогда не работало. Утроение количества корреспондентов – существенное изменение обстановки. Очень существенное и требующее немедленного доклада и соответствующего реагирования. В таких (сомнительных) случаях есть смысл запрашивать не обобщенную, обработанную сводку, а саму «первичку» с поста (бланки радиоперехвата). И если там идет что-то типа ТЕРЕК-ОДИН, ТЕРЕК-НОЛЬ-ОДИН, просто ТЕРЕК, ПЕРВЫЙ, НОЛЬ-ПЕРВЫЙ – то делить количество «объектов» до нормального уровня. Но это риск потерять время на уточнение и перепроверку информации и не отреагировать вовремя на ее действительное изменение.

PS
Вообще-то это два основных профессиональных риска любого разведчика
1 не доложить вовремя (т.к. информация сомнительная и требует уточнения)
2 доложить сомнительную информацию, которая затем не подтвердится
(Условно) Терек, Терек-1, Терек-2 -3 и т.д.

Необходимо было стараться четко разграничить ситуацию (идентифицировать)

Терек, Терек-1, Терек-2 -3 и т.д. могло означать
Терек – бригада
Терек-1 – 1-й батальон
Терек-2 – 2-й батальон
И т.д.

Или же ситуация могла быть иной
Терек-1 – командир
Терек-2 – начальник штаба
Терек-3 – начальник разведки и т.д.
Терек-4 – начальник связи

И это могло комбинироваться в самых разных сочетаниях. Отсюда проблема обработки —
одно дело если в новом районе появилось некое должностное лицо, другое если там обозначилось подразделение. И ответственность на правильной идентификации обстановки лежала не на операторе поста, а на «обработчике» этой информации.
Один из самых распространенный и самый «тяжелый» случай
Позывной выбран по имени корреспондента.
Что положительно – имя обычно бралось свое собственное, реальное.
Таких «носителей» было идентифицировать труднее всего.
Было несколько исключений, для наиболее авторитетных полевых командиров:
Позывной «Апти» почти всегда подразумевал Апти Бараева
Руслан – Руслан Гелаев
Шамиль – Шамиль Басаев
Аслан – Аслан Масхадов
и еще может быть несколько человек такого же уровня.
Но в целом с массой чеченских имен (иногда русских) использовавшихся произвольно, разными корреспондентами, в разных сетях работать было тяжело.
Их идентификация делалась по описательному признаку – позывной (условно) «Мусса», — где, когда, как часто использовался, в каком контексте упоминался и т.п.
Но использование НВФ потока одноименных позывных иногда бывало нам полезным. Радисты НВФ часто сами не могли определить с каким именно Мусой или Ибрагимом они работают, и начинались вопросы и уточнения.
— Ты какого Муссу вызываешь? Который из Горагорска или из Гойты?
— Мне нужен Мусса который у «Князя»
Такие «проговорки» нами очень ценились. Из одной только фразы можно было «прописать» двух радистов по территориальному признаку (Горагорск, Гойты) и одного по принадлежности НВФ (группа «Князя»).
Но для того, чтобы из всего «мусора», которым заполнен эфир можно было выбрать хоть какую-то мало-мальски значимую информацию глубина и полнота перехвата должна была быть близкой к 100%.
Т.е. любой выход в эфир, даже простое нажатие тангеты радиостанции, должны были выявляться, фиксироваться и обрабатываться.
При острейшем дефиците сил и средств это достигалось «работой на износ» и добывающих и обрабатывающих органов.
Выпадающие или явно отличающиеся позывные – к ним всегда следовало присматриваться повнимательнее. Если в сети заполненной позывным «чеченскими именами» вдруг появляется Игорь, Саша, Иван, то по поводу «ванюши» стоит задуматься. Часто это не означало ничего, но могло означать присутствие славянского наемника, перебежчика и т.п.
Перед началом второй войны многие радиосети НВФ «арабизировались» — за основу были взяты чисто арабские или «арабизированные» чеченские имена. В вдруг среди этого «засилья шариата» появляется и начинает активно работать корреспондент с позывным МАЙКЛ.
Позывной «Робин Гуд» имел Абдулатипов Абдурахман, «Алик» Батаев Хамзат из Ногайского батальона, «Соломон» Бачаев Салман, «Бухарик» Бунхоев Лечи — вроде бы характерно для русских? «Паша» Исхабов Арсен, «Эрик» Лабазанов Абдул — сам он казах, «Шериф» Наузов Магомед, «Сергей» Сайдулаев Ислам и т.д. Как я уже говорил выше, часто применяют имена и клички. Надо учесть, что в чеченской семье часто принято называть детей т.н. домашним именем, а имя по паспорту известно далеко не всем, даже жёны зачастую его не знают. Вот и возникают трудности с идентификацией. К тому же иногда особо продвинутые исламисты принимают арабские имена, носящие русские имена тоже себя переименовывают — например «Разведчик» Исмаилов Сергей известен по имени Саид-Эми.

«Исламская революция»
Примерно за 6-8 месяцев до похода Шамиля на Дагестан в сетях НВФ произошла «исламская революция» в отношении позывных. Честный Саид становился Абу-Саидом, Абдул-Саидом, Малик – Абдулмаликом и т.д. Плюс существенно прибавилось количество и чисто арабских и псевдо-арабских позывных. Наши составленные ранее «словари» начали стремительно устаревать. В отношении каждого вновь появившегося Абу- Абдул- Абдель- Эль- и т.п вставал вопрос – это кто-то из новых «игроков» или перекрасившийся старый знакомый? Плюс техническая проблема – наши посты находились вне пределов республики. Т.е многие маломощные источники (нижнего звена, а значит менее дисциплинированные и более «разговорчивые» и интересные для нас) были недоступны.
Но в нашу пользу срабатывал опять таки человеческий фактор, зачастую радист НВФ услышав в эфире нечто Абу-Абдель-Эль-Бюль-Бюль и т.п. мог задать вопрос – Брат, а как тебя раньше по нормальному называли?
«Исламская революция» в позывных четко и устойчиво отразила ситуацию в самой республике. Активизация «арабского» фактора (уже вне сомнений), шариатизация силовых и государственных структур.
Министерство госбезопасности (кажется «Кристалл») становилось министерством шариатской госбезопасности, РОВД (теже что в нашем понимании), стали шариатскими ОВД и т.д. И здесь выявился еще один очень существенный фактор. Часть силовых и госструктур приняла шариатизацию легко, некоторые со скрипом, а некоторые ее не восприняли вообще. И это в том числе отражалось на позывных – некоторые радиосети до последнего придерживались старых («светских») позывных.
Шариатизацию (ваххабизацию) в первую очередь насаждал Шамиль и его окружение. Состав позывных давал косвенную информацию о том, насколько та или иная структура воспринимает или не воспринимает эту политику.
Смена позывных
Попытки управлять своей радиосвязью в НВФ предпринимались периодически. Одной из сторон управления была периодическая смена радиоданных (позывных и (или) частот).
В регулярной армии все понятно – таблица старых радиоданных – таблица новых радиоданных. С 12-00 такого-то числа переход — все работают по новой таблице (которую заблаговременно доводят до радистов).
У «вольных стрелков» (НВФ) были свои особенности (особенно в ходе боевых действий). Люди, способные разработать радиоданные в НВФ были. Проблема была в том, чтобы их довести до исполнителей, радистов. Почти никогда смена радиоданных не проходила мгновенно, одно моментно. Всегда была временная инерция – от нескольких суток до недели а иногда и больше.
Т.е. в одно и тоже время один и тот же радист мог работать «по новому» с тем, кто тоже работает по «новому» и работать «по старому» с тем кто еще не перестроился, не получил информацию о смене данных. Этот период (одновременной работы по старому и по новому) был нам очень полезен.
Отсюда тоже прослеживался неплохой признак – кто и как быстро «перестраивался».
Быстро перестроился? Значит (скорее всего) близок географически, организационно и т.п. к тому органу (штабу) который принял решение об изменении радиоданных. И соответственно наоборот. В некоторых случаях (очень редко) новые радиоданные или их часть доводились по эфиру. Это для нас было большой удачей, но при таком раскладе всегда было опасение радиодезинформации. Обычно опасение напрасное. У НВФ до таких тонких радиоигр дело не доходило.
И опять таки (при смене позывных) могучий, ничем непобедимый человеческий фактор – радисты (уже после смены радиоданных) нередко спрашивали – как тебя вызывали РАНЬШЕ? (За что мы им были очень благодарны).
О «браконьерском» использовании позывных
Иногда бывали случаи когда радист НВФ по не знанию (или из хулиганства или по другой причине) пытался работать под чужим «фирменным», «крутым» позывным. Появление таких «клонов», там где мы их не ожидали, заставляло нас «напрягаться», но ситуация обычно быстро разрешалась.
Такие случаи быстро выявлялись и пресекались «смотрящими» радистами НВФ. Форма внушения была краткой но доходчивой – Брат, если ты не понимаешь по хорошему, настоящий Скальпель отрежет тебе уши. (Работал псевдо-Скальпель, «Скальпель» Магомед Хамбиев).
Иногда внушения подкреплялись описанием места, дома или улицы с которой работал псевдо-крутой позывной.

PS
Отношение к «фирменным», «крутым» позывным очень напоминало отношение к рангам различия и кличкам в блатном мире. Там ведь тоже попытки мелкой шестерки выдать себя за вора в законе пресекаются и караются.
Была одна малоприятная особенность – все наши документы – от бланков перехвата до всей цепочки последующих – создавались под ручную фиксацию и обработку данных и почти не менялись со времен Отечественной войны. По содержанию они вполне нормальными но их форма вообще не предполагала обработки на компьютере. Частота-время-уровень фиксировалась оператором в разделе бланка перехвата одной группой – дробью где числитель ЧАСТОТА, знаменатель ВРЕМЯ дополнительный числитель УРОВЕНЬ и т.п. Все было сделано для простоты РУЧНОЙ записи и обработки. Но для компьютера такие комбинации была невоспринимаемы. Даже если материал с поста поступал в электронном виде (сначала был формат ТХТ) для последующей обработки это мало что давало. Обработчику приходилось вручную выкусывать нужные фрагменты и расставлять их по электронной таблице. Потом с опытом мы начали умнеть и «покусились на святое» начали менять формы боевых документов так как это было удобнее. Это поначалу воспринималось как кощунство – формы боевых документов это нечто железобетонное, почти как текст военной присяги. Сверхустоящие проверяющие периодически докапывались до того, что на постах и в группах обработки не соблюдаются правила ведения разведывательной документации.
О циркулярном или коллективном вызове.
В сетях НВФ индивидуальный вызов как уже говорил выше осуществлялся по «хулигански».
Циркулярный вызов проводился примерно также. Практически не использовались обще принятое типа CQ, всем-всем-всем и т.п. Вызывающий корреспондент просто перечислял всех радистов своей сети
Максуд, Руслан, Сунжа, Байконур, Терек, и т.п в конце называя (или иногда не называя) свой позывной
Эти моменты тоже ценились – перехват одного такого вызова обеспечивал раскрытие состава всей сети (или значительной ее части).
В регулярных сетях ответ на коллективный вызов производится в определенном порядке (и этот порядок ответа тоже признак отражающий структуру) у «вольных стрелков» этого признака обычно не было – кто успеет тот и первый.
Обработка
В официально продаваемом Аксессе есть целые пачки прилагаемых, рекомендованных приложений для бизнеса, для обучения, для домашнего хозяйства и т.п. Как вариант – базы данных заказчиков и поставщиков оборудования, клиентов, товаров, складские приложения и т.п. В т.ч. с взаимными связями, ссылками и системой корреляции одной базы с другой. Кому интересно – ознакомится сам.

Многие из этих баз, приложений при самой минимальной адаптации оказались более чем приемлемыми для наших задач.

О том как нам удалось «сломать» устаревшую структуру (форму) отчетных документов и добиться их читаемости ЭВМ особо расписывать не буду, это была больше техническая проблема. Но на выходе была почти «революция» в скорости и качестве обработки данных.
Но появилась и проблема (как и для любой базы данных) – качество обработки зависит от качества «исходного» материала вводимого в базу. Хочешь получить качество на выходе – добивайся качества на «входе». Отсюда потребовалось ввести некоторые более жесткие требования к входящей информации (добываемой на постах), формализировать входящую информацию и фильтровать, отсекать некоторые вещи.
В тот период в системе радиоразведки ПРОСТО НЕ БЫЛО реально применимых средств автоматизации обработки данных в нижнем и среднем звене. Отсюда выход на бытовой Аксесс и его адаптация под свои задачи. Спасибо Биллу Гейтсу.
PS
Аксесс предусматривает несколько очень полезных для разведки видов корреляции (связи) между блоками данных один к одному, один ко многим, много ко многим, и т.п. Т.е. фактически эта реализации индивидуальных и общих разведпризнаков в связи с объектом.
Запрос Аксесс позволил за считанные секунды получать ответ на «детские» но тем не менее интересные вопросы например
Количество позывных в сети – в какой, сколько, какие, как часто применяется, в какое время используется наиболее активно, периоды максимальной интенсивности работы сети и конкретного позывного с привязкой по местности и на десятки т.п. вопросов, до которых в бумажной обработке просто могли не доходить руки. Кто с кем как часто связывается. Статистка за длительный период – как меняются те или иные признаки за период, как эти изменения коррелируются с оперативной обстановкой. Можно было оценить как всю сеть так и отдельный объект (позывной).
Наиболее интересно было вести именно объект (позывной). Где и когда отмечался, «круг общения», темы, пользовательские привычки и т.п.
И вся эта обработанная статистика начала позволять вытягивать из информационного мусора оперативно значимую информацию.
В том числе отвечать например на такие вопросы если НВФ предположительно планируют НЕЧТО, то как себя ведет объект наблюдения в эфире накануне –
— ничего не изменяется?
— полная смена радиоданных?
— рост интенсивности использования радиосвязи?
— снижение интенсивности использования радиосвязи? Вплоть до нуля?
— комбинации вышеперечисленного?
И т.д.
Т.е. выражаясь современным языком обработанная статистика позволяла выявить некий «тренд» поведения объекта. Правда тренд мог подтвердиться или не подтвердиться, но статистика (плюс традиционные методы) дала возможность нащупать хоть какую-то почву не только для оценки текущей информации но и для прогноза на будущее.
«Бухгалтерская» обработка статистики (больших массивов малозначимой информации) стала не просто «учетной» функцией, а работой способной принести реальный значимый результат.
То что я называю «бухгалтерской» на самом деле официально именуется информационно — аналитической работой.
Сотрудников этих (информационно-аналитических) подразделений кстати иногда считали «трутнями».

Как их добывали (позывные)
Добывали их методами «традиционной ориентации» не совсем «традиционной» и методами совсем не традиционной ориентации, можно сказать даже извращенными.
Традиционные методы – просты – это и есть собственно радиоперехват с привязкой, позывного к конкретному носителю. Это то, что делает сам разведорган, своими силами.
Списки позывных (с привязкой к носителю, сети и т.п. описаниями) очень ценились, они являлись своеобразной «валютой» в отношениях между взаимодействующими ведомствами и органами. Я тебе список по Надтеречному району – ты мне по Шелковскому. Поэтому такой взаимный «бартер», обмен данными тоже являлся источником информации. Но ценился равноценный бартер.
Если я даю список на нескольких листах с обновлением за предпоследний день, а в ответ получаю пол-странички устаревшей «банальщины» (типа 612- это Масхадов а Спартак это – Басаев и т.п. барахло), то в следующий раз «бартера» не будет. Такому «смежнику» будет предложено действовать по официальному каналу, в соответствии со всеми правилами предоставления такого рода информации. А после прохождения через официальный канал взаимодействия информация зачастую усыхала до почти полного отсутствия смысла в ее получении. Поэтому наиболее оперативным и качественным видом обмена информацией являлись не официальные каналы, а личные связи (в т.ч. с соответствующей закуской). Если между офицерами-разведчиками разных ведомств было понимание – то был и эффективный обмен информацией, в т.ч и в части позывных.

Иногда нашей войсковой разведке, спецназу, агентуре и т.п. удавалось добывать блокноты и т.п. документацию с радиоданными. Они считались «эталонной» планкой по которой сравнивалось и уточнялось, то что добыто радиоразведкой. К сожалению это было не часто но эти данные, полученные «из рук врага» имели статус наибольшей достоверности.
«Военный туризм» – как способ ведения радиоразведки
Одним из «нетрадиционных» методов добывания разведсведений (по радиообстановке) стал «военный туризм» — выезды («экскурсии») на блок-посты и заставы.
Там где не было возможности держать постоянный пост, радиоразведка работала наездами – дневными, ночными, суточными. Останавливались на блок-постах или заставах. Работали со сканером и диктофоном. Результаты были разные, но чаще всего минимальные. Снять с новой точки значительный материал всего за несколько часов работы – это почти утопия (или везение).
Но на этих постах мы (в общем-то неожиданно для себя) нашли отличный источник информации.
Суть проста – на «блоках» несли службу люди от радиоразведки более чем далекие. Но их средства связи (особенно у ментов, в меньшей степени у ВВшников, еще в меньшей степени у минобороны) были примерно ОДНОТИПНЫМИ со средствами радиосвязи НВФ.
Т.е. ситуация, при которой частоты МВДшной радиостанции на блоке совпадали (или были очень близки) с такой же радиостанцией «вольных стрелков», действовавших поблизости не были экзотикой.
Т.е. блок мог слушать НВФ, и что особенно важно – маломощные, местные источники до которых посты РР не всегда «дотягивались». Почти на каждом блоке или заставе можно было получить информацию о том что на такой-то дорожке (канале) треплются «чехи» и часто ребята запоминали их имена, позывные и т.п. Перевести номер «дорожки» (канала) в частоту МГц было делом запроса в отдел связи.
Плюс «человеческий фактор» — наш радист (как и любой радист мира) имея возможность послушать что-то «соседнее» сделает это. Запрещай –не запрещай – неизлечимо.
Проехавшись по блокам можно было получить ценнейший материал о малодоступных – низовых источниках, достаточно хорошо прописанных по местности.
Со временем это стало не попутным мероприятием (сопровождающим работу выездного поста) а отдельным, самостоятельным видом работы.
Иногда «вышестоящее» руководство получив данные о сетях, частотах, позывных собранных очередным «туристом» — таращило глаза – ОТКУДА ЭТО???? В этом районе нет и никогда не было ни одного поста радиоразведки! Ни у нас, ни у смежников! На что, скромно потупившись отвечали – стараемся, гражданин начальник…..
Но такой «туризм», на этапе своего зарождения, был чистейшей самодеятельностью не предусмотренной действовавшими инструкциями и наставлениями.
«Допрос» – как способ ведения радиоразведки
Поборники секретности – не вздрагивайте при слове «допрос».
То о чем пойдет речь (методы, тактика допроса) можно найти в книжном магазине, в разделе «юридическая литература» в учебных пособиях для следователей, дознавателей, прокуроров (в разделах допрос свидетеля, обвиняемого, потерпевшего). Я уже не говорю про ресурсы И-нета (сайты о безопасности и коммерческой разведке которые почти дословно цитирует «первоисточники» далекие от коммерции).
Я слегка адаптирую эту теорию под реальную ситуацию.
Но потребуется предисловие.
Предисловие
Между «первой и второй» (чеченскими войнами) в экономике ЧРИ сложилось два доходных направления предпринимательской деятельности – контрабанда нефти и торговля заложниками (пленными). В обоих «бизнесах» активно участвовали не только «частники» но и госструктуры ЧР.
Простой пленный (или заложник) если он не член семьи олигарха, за которого могут дать хороший выкуп, вроде бы существо с коммерческой точки зрения бесполезное. Но это не так. Есть способ конвертации в валюту даже бойца срочника, из неблагополучной семьи с доходом ниже прожиточного минимума.
Схема проста – большое количество выходцев с Северного Кавказа занято в бизнесе за пределами региона. Часть из них занята в бизнесе не совсем легальном или совсем нелегальном. Плюс эта категория граждан более чем склонна к преступлениям связанным с банальной «бытовухой». Естественно эти граждане периодически (а в масштабах России регулярно) оказываются в ситуации которая грозит им длительной отсидкой.
Реализация схемы – некий гр-н Ибрагимов, попадает в СИЗО в России. Его родня обращается к Посреднику (они были общеизвестны), мол надо помочь. Посредник оценив ситуацию (насколько крепко влип Ибрагимов и т.п.) назначает его «эквивалентную стоимость» — два бойца, или три бойца, или офицер и т.п.
После этого родня Ибрагимова через Посредника находит «хозяина» у которого в зиндане завалялась пара-тройка пленных или заложников. Начинается торг, в конце которого «хозяин» за некую сумму уступает пленных семье Ибрагимова (не обязательно физически, они могут оставаться в той же яме, но права на них уже у Ибрагимовых).
Если пленных не хватало, то как это бывает на рынке, отвечали – извини товар подвезут только на следующей неделе, сам понимаешь это будет дороже. Если надо товар «под заказ» — офицер, милиционер, пограничник и т.п. это тоже стоило дороже. Далее организовывалась «экспидиция» за «товаром» в ближайший регион. После того как партия «товара» была собрана, укомплектована и готова к отправке наступал следующий этап. Некто обращался в федеральную комиссию по розыску военнопленных с абсолютной гуманным, человечным предложением – посодействовать в освобождении военнопленных ФИО, в/ч. звание и т.п. Это все официально. Далее тоже практически официально МВД ЧР (формально субъект федерации) в полном соответствии с УПК РФ обращался в СИЗО где парился Ибрагимов с обоснованной просьбой передать его следственным органам МВД ЧР. Мол ранее по месту жительства, где-нибудь в Шалях, этот Ибрагимов уклонялся от уплаты алиментов, совершил ДТП или убил старушку-процентщицу (не суть важно), но имеется острейшая необходимость провести следственные действия с его непосредственным участием.
Формально-официально два события – освобождение пленных и передача Ибрагимова для следственных действий между собой не связаны.
Это официально, неофициально главным условием передачи Ибрагимова была встречная «поставка» наших пленных.
Что дало развитие этого бизнес-направления. Пленный перестал быть «смазкой для штыка» или макиварой для отработки ударов. Он приобрел материальную ценность. Появился смысл сохранять его «товарный вид». Это для пленных плюс. Но возникла проблема «дефицита» пленных. Их оказалось меньше чем требовалось – «для потребностей рынка («отмазок» очередного Ибрагимова). Дефицит товара внутри рынка надо покрывать импортной (внешней) продукцией. Раньше пленный был, в общем-то побочным результатом основной деятельности боевиков. Сейчас появился смысл в специальной деятельности – не теракт, убийство и т.п. – а целенаправленный «сбор» нужного товара.
Это бизнес-направление (торговля пленными) поперло стремительно, как лавина, в геометрической прогрессии. В него втягивалась масса народа – от крутых полевых командиров (занявших высокие госпосты) до мелких бандитсвующих шавок.
Доходило до полного мракобесия – солдат дембель (обычно призыва из Северного Кавказа) мог послать молодого русского «духа» за водкой, в конкретный дом, зная, что там его «прихватят» для переправки в Чечню. А дембель получал за это свой гонорар и был готов повторить сделку. Прапор, мог собрать команду молодых бойцов (тоже как правило из русских) и якобы чтобы подсобить хорошему, нужному человеку построить дом и т.п. направлял воинов по «тому же маршруту». Прапор -«стукачок» из штаба дагестанской в/ч мог слить информацию о том, что у офицеров будут стрельбы и автобус со «стрелками» прихватывался по пути на полигон.
Полная «запредельность» это действия минобороновской службы перевозок. И для отдельных военнослужащих и для целых команд выписывались проездные документы для следования в Махачкалу (Дагестан) – по КРАТЧАЙШЕМУ НАПРАВЛЕНИЮ. А кратчайшее это через Моздок и далее на Грозный. Переехав границу, в Знаменском таких путешественников уже ждали. И на эту «росянку» попадались даже офицеры. Наши спецпатрули шерстили моздокские электрички (далее уходящие в Чечню) и тех кто был в военной форме, успевали снять с поезда. Но многие ехали в штатском — этих ждала яма.
Эта неконтролируемая, лавинообразная заготовка «дров» (пленных) привела к тому что в «ямы» попало несколько человек, которые никогда и ни при каких обстоятельствах там не должны были оказаться. Скорее всего это произошло случайно. Если к «попадалову» в яму бойцов-сержантов-прапоров и даже некоторых офицеров «сверху» относились как досадной неприятности, этот случай стал причиной Очень Большого Шухера. На уши было поставлено все, способное добыть хоть какую-то информацию о судьбе этих людей. Тогда впервые пришлось заняться не совсем профильной деятельностью – допросами освобожденных заложников и пленных.
Заложник обычно давал ничтожно мало информации. Сидел в яме, место не знаю, того который нас кормил звали Руслан, который бил и допрашивал – не знаю. Сидел вместе с таким-то и таким-то. О тех, про кого Вы спрашиваете ничего не знаю и от других не слышал. И т.д. В общем «стандартная» процедура мало что давала.
Один раз, освобожденному пацану (где сидел не знает, у кого сидел не знает и т.п.) задаю вопрос – а рации у кого-нибудь видел? Да, когда у хозяина были гости, видел у них. При тебе по ней говорил? Да иногда мы возле дома работали и я слышал….. А кого вызывали слышал? …. Да там с разными говорил… Имена или позывные слышал? … Да….
И парнишка начинает припоминать реальные и понятные мне позывные и имена. Все! Точка! Неизвестный «хозяин» пробит и прописан к конкретной сети, к структуре, к месту нахождения. Это уже отправной пункт для того чтобы разматывать ситуацию дальше. После этого на «радиотему», как отдельный пункт опроса, начали беседовать с каждым из выкупленных пленных.
99-м году положение на Кавказе вернулось к естественному состоянию – началась 2-я чеченская война.
Положительный опыт опросов освобожденных заложников (на радиотемы), распространили на тех кто оказался уже в наших зинданах. Явно выраженных, упертых бойцов среди них было немного (или они до нас в виде пригодном для общения не доходили). Большинство были ни то ни се. Не то боевик, не то пособник, не то мимо проходил и попался под зачистку. Но даже из этой мутной публики удавалось вытягивать полезную информацию.
Психология беседы с нашим бывшим заложником проста – я на его стороне, я его спаситель- освободитель, он готов мне помочь.
С мутными типами ситуация иная. Мы по разные стороны баррикад. Но психология любого «арестанта» базируется на нескольких очень простых и естественных для его положения фундаментах.
Первое – следак всегда враг
Второе — нельзя говорить ничего такого, что может ухудшить положение
Отсюда выводы – допрашиваемый с большим трудом говорит о себе лично и о тех вещах, которые касаются непосредственно его самого, и которые он считает опасными лично для себя.
Допрашиваемый намного легче описывает вещи, которые касаются других людей или обстоятельств, к которым он мало причастен, или считает что раскрытие этих обстоятельства не может ему навредить. (Ну и сдавать другого всегда легче).
Исходя из этого и строилась тактика допроса. Например, были обстоятельства события №1 которые достаточно хорошо известны и мне и допрашиваемому (условно безвредные для него). Я долго и муторно кручусь вокруг этого события, уточняю, и т.п. У «объекта» создается мнение что я детально знаю событие №1 (это почти так) и он не видит смысла особо темнить. Есть событие №2 (моя информированность много меньше), но я начинаю топтаться вокруг темы №2 так же как вокруг темы №1. У «объекта» по инерции мышления впечатление, что я также осведомлен и ему нет смысла скрывать то что и так известно. И по событию №2 я узнаю действительно новые вещи. И т.д. №№3 4….. эту ниточку можно протянуть достаточно далеко. Т.е. надо создать МИФ о своей сверхосведомленности.
Но нельзя идти по прямому шаблону №1 №2 №3 и т.д. Нельзя показывать истинный вектор своего интереса. Свой реальный интерес (важные для меня вопросы) надо задавать вразнобой, в куче с вещами которые мне абсолютно не нужны и не важны. Отсюда возникает еще один миф о сверхпамяти следака. Я фиксирую в памяти ответы на только на не очень большое количество интересующих меня вопросов. И если через час полтора я задаю вопрос повторно, и получаю иной ответ – то могу спросить, что ж ты врешь? Ведь ты час назад сказал иное….. И у «объекта» впечатление что я помню ВСЕ (а оно мне на фиг не надо).
Как ни странно жегловское правило – скажу объекту что-нибудь приятное – срабатывало и здесь. Стандартный прием – О парень, да ты хорошо говоришь по-русски! (Это почти всегда было правдой). Где учился? (на деле мне плевать где он учился), А иностранный язык какой учил? (Он отвечает), И арабский знаешь? (Ответ не знаю) А арабов когда последний раз видел?
Вот тут внимание! Нежелательно задавать вопросы на которые может последовать простой ответ ДА или НЕТ.
Неправильный вопрос – в отряде были иностранные наемники? Правильно – когда арабов последний раз видел? Его мозги крутятся в направлении КОГДА ОН ВИДЕЛ АРАБОВ. Вопрос были они вообще или нет не задается, т.е. по умолчанию подразумевается АРАБЫ БЫЛИ.
Тоже о радиостанциях – НЕПРАВИЛЬНЫЙ ВОПРОС – В отряде радиостанции были? ПРАВИЛЬНО – сколько радиостанций было в отряде? Т.е. факт наличия р/ст подразумевается по умолчанию и он не обсуждается. И т.п.
И не «бросаться» сразу на разработку проклюнувшейся темы (ВОПРОС – ты говорил у вас электродвижок накрылся, а где же вы после этого батареи для раций заряжали? ОТВЕТ – да их какой-то врач из скорой помощи подвозил) СТОП! Скушать твикс, сделать паузу, пусть тема отлежится, уйди на что-то другое, чтобы потом вернуться и спросить но уже качественно)……
Все это конечно «детские приемы» о которых знает любой урка, но это РАБОТАЕТ.
PS
Я неправильно называл это ДОПРОСОМ. По научному это – разведывательный опрос по специальной теме. Дальше это развивать не буду, но поверьте – ОПРОС – одно из очень небесполезных мероприятий в плане добывания сведений полезных радиоразведке.

Корреспондент "Комсомольской правды" рассказал о плюсах и минусах службы в армии

Фото: Алексей ЛИТВИНЦЕВ

Изменить размер текста: A A

В октябре стартовал осенний призыв в ряды вооруженных сил РФ . Как сообщил военный комиссар Иркутской области Сергей Карамышев , на службу вызовут более 13 тысяч человек. Призывные комиссии уже распахнули свои двери во всех районах Приангарья .

Впечатления, полученные от пребывания в стройных рядах Вооруженных сил, до сих пор свежи, хоть и прошло почти 10 месяцев с моего дембеля. Возможно, потому что именно в армии я встретил 25-летие.

Почему решил служить, а не засухарился до 27? - очень интересовало многих.

Все просто: сейчас лучше с военным билетом, чем без него. К тому же военник много где нужен. К примеру, недавно пошел учиться в автошколу. Оказывается, без билета или официальной отсрочки сейчас не получить справку от психиатра. К тому же далеко не все, кто призывался со мной, были вчерашними школьниками - встречались и ровесники. Много ребят шло в армию после вузов.

А служить мне довелось в одной из немногих в стране отдельных радиотехнических бригад особого назначения, или Осназе. Занимались мы радиоэлектронной разведкой. Подобные части относятся к главному разведуправлению (сейчас эта структура называется просто Главное управление Генерального штаба, но суть не изменилась. - Прим. авт.). Часть непростая. О многом, естественно, рассказать не смогу, но о том, что касается жизни простых солдат, расскажу.

Рота, подъем!

Пятая учебная рота - именно с нее началось знакомство с частью. Первое, что нам объявили: у нас здесь дедовщины нет.

Командир бригады запретил, - ответил нам встретивший взводный. - Все на взаимоуважении и следовании букве закона - бить-убивать никого не будут. Поэтому я требую, чтобы вы общались вежливо, говорили друг другу ЗДРАВСТВУЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА.

На самом же деле причина в том, что среди всех военнослужащих бригады срочников было чуть больше 100 человек, а это где-то 10% от всего личного состава. Нас просто было крайне мало, чтобы развилось хоть какое-то проявление дедовщины. Тем более что старослужащие жили отдельно от молодых, на разных этажах. Призывы между собой почти не пересекались. Дедовщины не было, зато была муштра, знакомая всем, кому довелось пройти через учебку. Продолжалась она полгода. Все это время нас неустанно гоняли командиры.

Бить же вас нельзя, - объяснял один из сержантов-контрактников. - Раньше как было. Солдатик чего не понимает, берешь телефонный справочник потолще и по черепу ему разок-другой - и все, проблема решена. Сейчас же этого нет, солдатика беречь нужно. Ну а единственный способ до него что-нибудь довести - через руки и ноги, повышая, так сказать, его физическую выносливость. Так что упор лежа принять!

Несмотря на то что служил я не в десантуре, а в радиотехнических войсках, в физическом плане подтянуть себя смог. В армии это получается само собой. Совершенно не важно, качок ты или компьютерный хиляк, - нагрузки для всех одинаковые. Срочники только на утренней зарядке пробегают «трешку». Удивительно, как мало мы знаем о себе, не испытав себя при максимальных нагрузках. Я, как и многие мои сослуживцы, даже не подозревал, что могу пробежать и 5, и 10 км, и отжаться раз так 100, а если Родина попросит, то и сто 150!

Антитеррор, в ружье! - в любой момент мог закричать дневальный.

Да, борьба с условными террористами - почетная миссия учебной роты. Молодые по традиции отбивали от штаба или КПП нападение всяческих недругов. По большей части все это напоминало потешные войска. Тем не менее это хоть какая-то боевая подготовка. Уже после армии мне довелось общаться с человеком, который служил лет 5 назад в похожей части. Оказалось, они за год ни разу патронов не видели. Мы хотя бы ездили на стрельбище.

Не лопата, а учебник - главное оружие срочника

Хочешь не хочешь, а хозяйственные работы - неотъемлемая часть службы: периодически приходится что-то копать, мести, разгружать. Однако сугробы квадратными не делали, снег и траву не красили. Войска были из числа интеллектуальных: после зарядки, завтрака и развода солдат учебной роты, как ни странно, отправляли… учиться! Помимо уставов, тактической подготовки, занятий по РХБЗ (радиационной, химической, биологической защиты. - Прим. авт.) мы целыми днями изучали иностранные языки - это уже из разряда спецдисциплин. Нас поделили на группы: кто-то познавал английский, кто-то фарси (то есть персидский, в основном на нем говорят в Иране ), пушту-дари (два государственных языка Афганистана ), урду (в ходу в Пакистане , в том числе кризисном районе на границе с Индией – Кашмире . - Прим. авт.) и китайский.

А кто будет плохо учиться, тот врастет в тумбочку (то есть будет вечным дневальным. - Прим. авт.), - обещали нам наши «сэнсэи».

И зачеты сдавать будем? - интересовались еще вчерашние студенты и школьники.

Ясен день, дядя! - характерно отвечали «профессора». - А кто не сдаст выпускные экзамены, из нарядов не вылезет до самого дембеля.

Так все и вышло. Двоечников чаще других отправляли на хозработы, ставили дневальными, отправляли в патруль по части (наш аналог караула. - Прим. авт.).

Прежде всего ваша задача отучиться и заступить на боевое дежурство, - говорили командиры.

А это было и почетно, и полезно. Ездишь на командный пункт каждый день, в наряды не ходишь. На одном из постов остро не хватало людей со знанием английского, а я им, к слову, владею. Без особых проблем мне удалось сдать экзамены экстерном, а уже через 2 месяца после начала службы я заступил на БД и стал полноправным разведчиком.

Каждый день на протяжении 10 месяцев я был на посту, поэтому за всю службу всего два раза стоял на тумбочке (еще до присяги) и один раз был в патруле. Однако в свободное от дежурств время все так же ходил строем, писал конспекты, занимался физподготовкой, сдавал нормативы, как и все.

Это на гражданке семеро одного не ждут, - делились военной мудростью наставники. - А в армии не просто ждут, а ждут в упоре лежа. Вы одно подразделение, а значит, должны быть единым организмом.

Через полгода вместе со мной на дежурства ездили уже и мои сослуживцы. Нас перевели из учебки в батальон, а 5-я рота пополнилась новобранцами.

Подшива? Не, не слышал

Сейчас солдат одевают с иголочки. Выдают не одну одежку, а целый комплект - на все случаи жизни.

Эта форма выдерживает от -50 до +50, - говорил старшина. – Радуйтесь - до вас срочники о таком даже мечтать не могли.

Лично мне сравнивать было не с чем. Старой формы не носил, но новая действительно хороша. Есть комплект летний, есть зимний, есть демисезонный и даже ветро-влагозащитный - на случай дождя. Главный плюс: к новой форме ничего не надо пришивать - шевроны и петлицы цепляются на липучки. Удобно. О подворотничках мы ничего даже и не слышали.

В нагрузку к этому еще прилагались спортивный костюм для занятий спортом, кроссовки и несессер - это такая сумочка, доверху набитая всяким парфюмом: от геля для душа, одеколона до крема для лица и бальзама для губ. Зачем оно солдату? Не очень понятно. К концу службы большая часть осталась даже нетронутой и сейчас лежит у меня дома.

Две строчки о шведском столе

Солдаты сейчас не готовят. Все это отдано на аутсорсинг гражданскому персоналу. Можно ли армейский стол назвать шведским? Пусть об этом судят те, кто служил лет так надцать назад, а то и раньше.

Для нас гречка была роскошью, нам ее давали по праздникам, - рассказывал мне отец, который служил еще в Советской армии.

А у нас всегда был выбор минимум из двух блюд: взять на первое солянку с колбасой и оливками или предпочесть классику – борщ, съесть на второе гречку с сосиской или, скажем, рис с котлетой. Всегда были нашинкованные свежие овощи, кабачковая икра, горчица, сало, карамель, печенье, пряники, вареные яйца, по утрам молоко в коробочках, на обед - сок.

Казарма не пятизвездочный отель, а хостел

В нашем подразделении было не больше 50 человек. Возможно, именно, поэтому условия в казарме можно назвать вполне комфортными. В каждом расположении были плазменный телевизор (и показывал он не только черный квадрат), музыкальный центр, спортуголок. Бани в части не было, зато был душ - опять же во всех расположениях. Стоит ли уточнять, что мылись мы каждый день, а летом два раза в день и не в холодной воде? Вещи, к слову, стирали не в ручную, а в машинке.

Увал нам только снился

Все необходимые вещи покупали перед самым дембелем, потому что, к сожалению, увалов так просто было не добиться. Лично мне удалось сходить только раз, и то в сопровождении контрактников. И причин тому было несколько. Отпускать срочника одного было опасно. Случится что - отвечать будет командир: любой синяк на теле солдата мог обернуться для него выговором, а это лишение премии и снижение зарплаты. Отпустить солдата могли только в сопровождении близких родственников. Мы же, иркутяне, служили за 5 тыс. км от дома. Ограничивались только звонками и письмами - этого вполне хватало.

Эпилог

И главный вопрос: прошло ли время в армии зря? Однозначно, нет. Неважно, где ты служишь. Год срочки - время, которое можно посвятить саморазвитию: прочитай книги, которые давно мечтал прочитать; выучи иностранный язык; накачайся, как Шварценеггер , - на это всегда можно найти время. Главное - не ныть и не искать для самого себя оправданий, и тогда свернуть горы окажется не самой сложной задачей.