Здесь описана смерть Высоцкого. С событиями последнего дня жизни, указаны причина, дата, время и место смерти. Приведены посмертные фото, фото похорон и могилы. Поэтому всем людям с неустойчивой психикой, а так же лицам, не достигшим 21 года данная информация категорически не рекомендуется к просмотру.

Владимир Семенович Высоцкий
25.01.1938-25.07.1980

Причина смерти

Официально озвученная причина: «острая сердечная недостаточность». Подлинная причина неизвестна, так как вскрытие не проводилось по настоянию родственников. Существует несколько версий, в числе которых асфиксия, острый инфаркт миокарда. Помимо этого в августе - октябре 1980 года проводилось предварительное расследование «О неумышленном убийстве Высоцкого». Показания сотрудника внутренних дел, проводившего расследование приведены на .

В официальной МСС (медицинское свидетельство о смерти), выданное врачом Ильиных, поликлиники №174 г. Москвы, в качестве причины смерти указано: ХИБС и ОСН. (Хроническая ишемическая болезнь сердца и острая сердечная недостаточность). В те года, кстати, довольно непросто было получить МСС без вскрытия для здорового, 42-х летнего мужика (да еще и олимпиада ведь шла!) Потребовалось вмешательство академика Пермякова, чтобы отменить вскрытие и получить МСС в поликлинике.

Дата и место смерти

Владимир Семенович умер на 43 году жизни, 25 июля 1980 года, дома, в своей квартире на Малой Грузинской улице в Москве. Время смерти по разным источникам оценивается как ~ 3:30 ночи.

Возле тела В. Высоцкого слева направо: В. Янклович, В. Туманов, В. Абдулов, сын Туманова — Вадим.

Прощание

28 июля 1980 года в здании Театра на Таганке прошла гражданская панихида и церемония прощания.

Похороны Высоцкого. Видео

Место захоронения

Владимир Семенович Высоцкий похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище . Сейчас рядом с могилой Владимира Высоцкого похоронена его мама — Нина Максимовна Высоцкая.

Могила В. С. Высоцкого. Москва, Ваганьковское кладбище

Подробности

• Ниже на этой странице вы можете прочесть отрывок из книги Валерия Перевозчикова «Тайна смертного часа» Там практически поминутно расписаны события, предшествовавшие смерти Владимира Семеновича. Указаны имена близкого круга, окружавшего Высоцкого, причины и следствия той ужасной болезни, которая привела его к смерти.
• Так же рекомендуем к прочтению скандально известную книгу последней жены Высоцкого «Владимир, или прерванный полет» . Это произведение представлять вообще не нужно, достаточно сказать, что на презентации этой книги в Москве сын Высоцкого публично пообещал засудить Марину Влади. Взгляд на события тех дней от непосредственного участника — всегда бесценно.

Смерть Высоцкого. Обстоятельства.

Отрывок из книги Валерия Перевозчикова «Тайна смертного часа»

В.Янклович: «Мы поехали в Склиф, я разговаривал с Сульповаром и со Стасом Щербаковым… С этого дня, я думаю, в квартире была Нина Максимовна, Володя был уже совсем плох. Он стонал, кричал все время… Все время накачивал себя шампанским…»

А. Федотов: «Бутылки две-три в день выпивал… Шампанское на наркоманов лучше действует…»

Б. А. Медведев: «Это бытовое представление о действии алкоголя на организм наркомана. На самом деле, все - индивидуально…»

Из Рима звонит в последний раз Барбара Немчик - на следующий день она улетает домой, в США:

«23-го днем мы разговаривали по телефону:

Как там у вас дела?

Валера ответил:

Сама не слышишь?

А было слышно - даже в телефон, - как Володя стонал: «А-а! А-а!»

И так - все время?

Все время».

Оксана: «Эти последние дни… В принципе, можно сказать, что Володя находился в состоянии агонии. Последние два дня он вообще не выходил из квартиры. По-моему, он знал, что умрет».

А. Штурмин: «Я приехал на следующий день… Володя был в ужасном состоянии. Ходил, стонал… Вначале меня не узнал. Потом узнал. Обнял.

Никогда в жизни не забуду его напряженное - твердое, как камень, тело. Они все время хотели вывести Володю из этого состояния - шампанским… А Володя все время показывал пальцем - шприц! шприц! А они говорят:

Ничего, ничего… Еще один день, и он выскочит!»

Оксана: «На следующий день я приехала днем…

А Володя стал падать… А все сидели за столом и говорили:

Это при тебе он так выкаблучивается… О-о… Смотри, опять упал… А тебя не было - нормально…

А вечером приехали эти врачи… Федотов все время делал уколы… Седуксен и что-то такое, что делают перед операцией. Но что конкретно, не знаю, - это же можно выяснить…

28 июля 1980 года. Таганская площадь. Время - 13.40. Очередь из желающих проститься растянулась на 9 километров


Забыть этот день невозможно, - вспоминает Никита Высоцкий (ему было тогда 16 лет - Ред.). - Никто не призывал людей приходить, но народа собралось очень много. При этом ни одного скандала, никакой давки.
Дежурила милиция. Но родственников и знаменитых людей никто не охранял от толпы. Даже мысли такой не возникало. Не любопытства ради люди собрались, а пришли прощаться в соответствующем настроении. Когда пришло время выезжать на кладбище, мы со страшим братом не поместились в катафалк. Иосиф Давыдович Кобзон забрал нас в свою машину. Мы медленно двигались за автобусом и наблюдали, как люди, прорываясь через оцепление, бросают букеты под колеса. Вся траурная колонна ехала по цветам. Я такого не видел ни до, ни после. Словно кто-то срежиссировал эту массовую сцену, как в кино. В тот день я слышал, что цветочные магазины Москвы опустели…
Меня часто спрашивают, почему отца похоронили в обычной одежде. Некоторые считают, что в последний путь он ушел в костюме Гамлета (он играл эту роль в похожей одежде). Не помню, кто решил, что надо именно так. Как-то все понимали, что костюм и галстук - это для отца было несколько неестественно.
Худрук Театра на Таганке Юрий Любимов, первая жена Высоцкого, мать Аркадия и Никиты Людмила Абрамова (вторая справа), Марина Влади.


Пять фактов о похоронах певца
Официальной причиной смерти Высоцкого значится «острая сердечно-сосудистая недостаточность». Родные не допустили вскрытия тела, поэтому до сих пор ведутся споры, от чего скончался Владимир Семенович. Многие склоняются к версии, высказанной его женой Мариной Влади - передозировка наркотиков.
ФОТО: В руке Владимир Высоцкий держал сухую красную розу. Фото: Валерий НИСАНОВ


Не было официальных сообщений о смерти актера, лишь вывеска над кассой театра на Таганке, где не было указано ни даты прощания, ни времени похорон. В Москве шли Олимпийские игры, поэтому руководству страны не нужны были шумные прощания с неудобным актером и певцом. Но известие о трагедии облетело столицу моментально. Все три дня у здания театра, на соседних улицах стояли люди - ждали возможности проститься с любимым актером. В день похорон очередь к гробу растянулась на 9 километров. За порядком наблюдала конная милиция. По оценкам ГУВД Москвы, проводить Владимира Семеновича в последний пусть пришли 108 тысяч человек. Юрий Любимов просил разрешения нести гроб с телом Высоцкого на руках от Таганки до Ваганьковского кладбища. Но не получил разрешения.


Владимир Высоцкого хотели похоронить на Новодевичьем кладбище, но власти не дали разрешения. Даже на Ваганьковском кладбище были вырыты две могилы - одна в самом конце участка, другая там, где сейчас покоится певец - до конца не было ясно, в какой разрешат похоронить певца.
Все операторы российского телевидения в этот день были заняты на Олимпиаде, поэтому видеосъемку похорон барда смогли сделать только любители и аккредитованные в Москве корреспонденты зарубежных телеканалов.
ФОТО:
Близкие друзья простились с Высоцким первыми в его квартире на Малой Грузинской. Слева направо: администратор Валерий Янклович, золотоискатель Вадим Туманов, актер Всеволод Абдулов и врач Игорь Годяев. Фото: Валерий НИСАНОВ


Некрологи о смерти Высоцкого появились всего в двух газетах - «Советской России» и «Вечерней Москве». Через несколько дней главного редактора «Вечерки» сняли с руководящего поста за эту публикацию.
ФОТО:
Марина Влади прощается с Высоцким у его гроба.
Фото: Валерий НИСАНОВ

Все, кому дорогая память о Владимире Высоцком, кроме черной даты 25 июля, помнят и другой день – 28 июля.

День прощания, день похорон.
Ставший не только днем великой скорби, но и великого единения великого множества людей. И этот день они никогда не забудут. Мы вспомним сегодня день 28 июля 1980 года.

В день похорон ушедшие молчат.

«Гамлет». Варшава, 28 мая 1980 года

Поэтому сегодня будет первая Глава в нашем цикле, в которой не прозвучит голос Владимира Высоцкого.

В день похорон говорят другие. И вы услышите слова, сказанные на панихиде в Театре на Таганке. До сих пор эта запись в таком объеме не звучала нигде.

Владимир Высоцкий умер в ночь на пятницу 25 июля.
Это произошло примерно между тремя часами и половиной пятого утра – точного времени не знает никто. Поэтому фактически последним днем жизни Владимира Высоцкого стало 24 июля.

В квартире на Малой Грузинской в эту минуту были подруга Высоцкого Оксана Афанасьева и врач Анатолий Федотов.
Тяжелейшие последние дни, когда фактически началась агония, совершенно измотали их. Оба уснули. Федотов до конца жизни так и не простит себе, что проспал ту роковую минуту.

Уже ранним утром о кончине Володи будут знать практически все его друзья и товарищи по театру.

Валерий Янклович, Вадим Туманов, Всеволод Абдулов, Игорь Годяев.
Малая Грузинская, д. 28. Квартира Высоцкого. 25 июля 1980 года. Фото Валерия Нисанова

Всеволод Абдулов позвонит в Париж Марине Влади.
Международную связь тогда осуществляли телефонистки. В том числе и поэтому через несколько часов после звонка в Париж о кончине Высоцкого узнает практически вся Москва. А к вечеру – и почти вся страна.

В первые же сутки люди услышат передачи, посвященные памяти Высоцкого, по западным радиоголосам:

Советское телевидение и радио так и не скажут о смерти Высоцкого ни слова.
Появятся только два сухих некролога в «Вечерней Москве» 26 июля и «Советской культуре». «Вечерка» напечатала еще и коротенькую заметку под названием «В последний путь» за подписью редактора Семена Индурского.

Потом укоренилась версия, что за такое вольнодумство Индурского немедленно уволили.
Это неправда. Индурский еще несколько лет руководил «Вечерней Москвой».

Три дня между смертью и похоронами полны непрерывным движением.
В квартире Высоцкого постоянно множество людей. Решаются самые разные и самые важные вопросы.

Артур Макаров, Игорь Годяев, Вадим Туманов, Александр Подболотов, Станислав Говорухин, Валерий Янклович, Анатолий Федотов. Фото Валерия Нисанова

И все три дня тело Владимира Семеновича будет в доме.
Ни в больницу, ни в морг его не отдадут. Вскрытия не будет. Таково было единодушное решение семьи и близких. Медицинские подробности, с учетом известных пристрастий покойного, могли привести к никому не нужному скандалу. Знаменитый врач-реаниматолог Леонид Сульповар присылает бригаду, и медики прямо здесь бальзамируют тело до похорон.

При этом необходимо утрясти самые обыкновенные формальности – например, получить свидетельство о смерти.
Нужно организовать место на кладбище. Эту миссию берет на себе Иосиф Кобзон. Вместе со Всеволодом Абдуловым они едут на Ваганьковское кладбище. Директор предложит самый лучший участок недалеко от входа и наотрез откажется от денег, когда Кобзон протянет ему пачку купюр.

Ваганьково, 28 июля 1980 года. Фото Анатолия Савина

В квартире Высоцкого начнут собирать его архив, который потом перевезут к Давиду Боровскому.
Два чемодана рукописей.

У соседей возьмут пишущую машинку и перепечатают с листка бумаги то самое стихотворение, которое считалось последним стихотворением Высоцкого – «И снизу лёд, и сверху…».

Автограф стихотворения «И снизу лед, и сверху…»

Юрий Любимов тем временем воюет с начальством.
Начальство хочет, чтобы похороны прошли максимально тихо, в семейном кругу, но при этом быстро и «по-деловому». Любимов наотрез отказывается и заявляет, что хоронить Владимира будут его друзья, и гроб будет стоять на подмостках театра. В противном случае начальству придется убрать самого Любимова:

Юрий Любимов, Михаил Ульянов, Николай Дупак, Игорь Петров, Григорий Чухрай. Фото Александра Стернина

Днем 25 июля перед зданием театра появится некролог, на который поначалу мало кто обратит внимание.

Но как только его заметят, у дверей Таганки начнут собираться люди.
Многие из них так и простоят у входа в театр все три дня. Фактически это будет уже стихийный митинг скорби. Люди несут цветы, зажигают свечи, читают стихи Высоцкого и те, что написаны уже в память о нем.

При этом Таганка, несмотря на траур, продолжает работать.
Вечером 25-го идет спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». По просьбе Любимова зрительный зал встает для минуты молчания. Валерий Золотухин не сдерживает слез на первом же зонге после слов «Не скулите обо мне, ради Бога…».

Фото Анатолия Савина

Актёры не понимают, что и зачем они играют, а зрители практически не реагируют на происходящее на сцене.
Но отменить спектакль государственный театр не имел права.

Удивительно, что и в день похорон вечером тоже будет спектакль!
И только в полночь в старом здании Театра труппа устроит поминки.

В эти дни отменят только «Гамлета» 27 июля.
Ни один зритель не сдаст свой билет в кассу.

26 июля по просьбе Марины Влади приезжает скульптор и художник Юрий Васильев.
В 14 часов 10 минут он снимет посмертную маску и слепок левой руки. Всего будет изготовлено три маски из сплава бронзы с серебром. Для Марины, для семьи и для Театра на Таганке.

Администратору Таганки Дмитрию Гельфонду предстояло выполнить другую миссию – заказать гроб.
Потом по Москве ходили слухи, что Высоцкого хоронили в хрустальном гробу. На самом деле, гроб действительно был необычный – «изделие №6». В плановом советском хозяйстве так обозначали гробы для членов Политбюро. «Высоцкий – наш мужик, любое Политбюро позавидует», – сказали мастера и сделали красивый гроб из сосны, обитый белым крепдешином.

Выступление на панихиде Григория Чухрая:

Григорий Чухрай, Олег Казанчеев, Михаил Ульянов, Никита Михалков, Пётр Леонов, Николай Дупак. Фото Александра Стернина

27 июля – последний день перед прощанием.
Но на самом деле прощание идет непрерывно. В квартиру Высоцкого приходят десятки людей, знавших его. Всех встречает Марина Влади. Здесь же родители.

Друг Высоцкого со времен Большого Каретного Артур Макаров превращается в своеобразного диспетчера, пытающегося как-то организовать все происходящее.

Малая Грузинская, д. 28
Борис Хмельницкий, Артур Макаров, Анатолий Федотов и др.

К тому же надо было, увы, решать и чисто бытовые вопросы.
С немалыми долгами покойного, с дачей, с квартирой. Вопрос с квартирой был самым деликатным. По наследству ее передать в Советском Союзе не могли. Но друзья составят письмо от Марины Влади на имя Брежнева, и это разрешит ситуацию. Сам Брежнев письма так и не получит, но среди его помощников были люди, ценившие Высоцкого. В квартире впоследствии будет жить мама, Нина Максимовна.

27 июля на Малую Грузинскую приезжает и Людмила Абрамова, вторая жена Владимира Семеновича.
Именно 27 июля они впервые встретятся с Мариной Влади и потом будут стоять рядом на панихиде.

Юрий Любимов, Людмила Абрамова, Марина Влади. 28 июля 1980 года. Фото Александра Стернина

И вот наступает 28 июля.
Понедельник. В три часа ночи прямо в доме проходит панихида. Родители, двое сыновей, обе супруги, самые близкие друзья и соседи по дому. В четыре утра тело Владимира Высоцкого привозят на Таганку.

На рассвете прокричит живой петух, который жил в театре и вот так же по-настоящему кричал в «Гамлете».
Милиции в театре нет. Любимов просит помочь Алексея Штурмина, и ребята из его школы каратэ будут поддерживать порядок в здании весь день.

А снаружи будут тысячи милиционеров.

В разгар Олимпиады начальству пришлось отовсюду снимать людей в погонах.
Таганскую площадь и прилегающие улицы перегородили металлическими заграждениями, переулки перекрыли грузовиками с песком, станцию метро около Театра в конце концов вообще закрыли. Там же был штаб похорон в главе с генералом Борисовым.

С одной стороны, эти меры выглядели устрашающе.
С другой стороны, практический смысл в них тоже был. То, что происходило в этот день, не имело аналогов ни до, ни после – если, конечно, не считать похорон Сталина. Несмотря на отсутствие официальных сообщений и практически полное замалчивание факта смерти Владимира Высоцкого, в этот день проститься ним пришли тысячи, тысячи и тысячи.

Фото Игоря Гаврилова

Причем не только москвичей.
Люди ехали со всей страны! Из Владивостока, из Калининграда, где прошли его последние гастроли, с Кавказа, с Крайнего Севера.

Высоцкого хоронила не просто Москва, а весь Союз.
Очередь растянулась на девять километров и заканчивалась за гостиницей «Россия», то есть уже почти у Кремля. Точных цифр, разумеется, не существует. По данным милиции проститься с Владимиром Семеновичем пришли 108 тысяч человек, но эти цифры были явно занижены: некоторые уверены, что народу было втрое-вчетверо больше!

Фото Игоря Гаврилова

Фото Александра Стернина

Еще до открытия метро около театра соберется множество людей, а через пару часов этот людской поток превратится в океан.
День будет очень жаркий и душный. Многие простоят на этой жаре без воды, почти без движения, в плотных рядах, где трудно даже пошевелиться, по восемь часов!

Фото Игоря Гаврилова

Но десятки тысяч людей проявят в этот день невероятное достоинство и дисциплину.
В толпе всегда найдутся пьяные, сумасшедшие, хулиганы. Всегда возникают какие-то конфликты. Ничего подобного 28 июля не было, если не считать некоторых эпизодов, когда поведение милиции казалось людям возмутительным.

Фото Павла Сухарева

Но даже милиция все-таки ведет себя в эти дни иначе.
Днем 25 июля одного из друзей Высоцкого остановил гаишник на улице Горького, и от него милиционер узнал страшную новость. Он тут же передал ее по рации, и было видно, как все постовые теперешней Тверской по очереди сняли фуражки. «Что же мы, не люди», – скажет с возмущением милиционер, которому Валерий Янклович в день похорон подарит фотографию с автографом Высоцкого, а народ вокруг недовольно зашумит.

В театр на Таганке придут на прощание делегации всех московских театров.
Юрий Любимов наотрез отказывается предоставлять слово чиновникам и не позволяет им никак вмешиваться в ход траурной церемонии. Но народ, терпеливо ждущий у дверей, начнут пускать только в четверть первого. Потом уже станет ясно, что пройти мимо гроба смогут лишь те, кто пришли не позже девяти утра.

Фото Павла Сухарева

У многих в этот день с собою магнитофоны – и голос Высоцкого звучит из сотен динамиков.
У многих в руках зонты. Но люди закрывают от жары не себя, а букеты цветов.

Фото Александра Забрина

В какой-то момент, простояв несколько часов и почти не продвинувшись, граждане начнут просто передавать по рукам цветы вперед.
Их будут отдавать и проходящим мимо артистам, которых пускали с отдельного входа.

Яков Безродный, Андрей Миронов. 28 июля 1980 года.
Фото Александра Стернина

Но многие известные люди просто стояли в бесконечной очереди наравне со всеми.
Артур Макаров, проехав на машине все эти девять километров, вдруг где-то в середине людского потока увидел космонавта Георгия Гречко.

В самом театре занято каждое место в зале, на балконах, в проходах.
Черный стены, черная драпировка, на подмостках стоит выхваченный ярким светом гроб…
Занавес из «Гамлета», большой портрет, с которого Владимир Семенович смотрит на всех одновременно и пронзительно, и строго, но в то же время с какой-то грозной усмешкой.

Тбилиси, 21 сентября 1979 года. Фото Александра Саакова

Звучит траурная классика, музыкальная тема из «Гамлета» и финальный монолог из спектакля: «Что значит человек, когда его заветные желанья – еда да сон? Животное, и всё…».

Никита Михалков, Михаил Ульянов, Николай Дупак, Пётр Леонов. Фото Александра Стернина

Солнце в зените, пришедшие быстро проходят через зал, чтобы дать возможность проститься остальным, но народ прибывает гораздо быстрее.
Люди взбираются на крыши домов, универмага, залезают на киоски, смотрят изо всех окон окрестных домов.

Фото Игоря Гаврилова

Но вместе с чувством огромного горя и личной невосполнимой потери они ощущают какой-то невероятный гражданский подъем.
Кто-то метко потом назовет это «праздником прощания». Сотни тысяч пришли к Высоцкому не по разнарядке, на никем не согласованную, не объявленную акцию. Они чувствовали свое единство, и с ними был их Высоцкий.

Тем временем чиновники все настойчивее требуют завершить церемонию.
Но пока уступают просьбам Нины Максимовны продлить прощание. Однако начальство боится, что ситуация выйдет из-под контроля. В конце концов, Юрий Любимов просит, чтобы гроб с телом Высоцкого просто провезли вдоль всей очереди, и люди смогли хотя бы так отдать дань и поклониться Владимиру Семеновичу.

Доступ в зал закрывают, и начинается гражданская панихида, выступления на которой вы сегодня слышали.
С последним словом к микрофону снова подошел Юрий Петрович Любимов:

Гроб вынесут под аплодисменты – и десятки букетов тут же полетят под ноги несущим тело товарищам Высоцкого.

Его погрузят в обычный ритуальный автобус.
И колонна двинется на Ваганьковское кладбище. И тут станет ясно, что начальство обмануло Любимова.

Колонну направят не мимо все еще надеющихся проститься с Высоцким граждан, а совсем по другому маршруту.
Но движутся автобусы поначалу медленно.

Фото Павла Сухарева

Люди, прорывая оцепление, устремляются вперед и забрасывают цветами колонну.
Которая едет словно по цветочному полю. Говорят, что в этот день в Москве скупили вообще все цветы. Люди бросают цветы под колеса, а потом начинают бежать за автобусами. Некоторые не отстают почти километр!

Фото Павла Сухарева

«Я видела, как хоронили принцев и королей – я ничего подобного представить не могла», – скажет Марина Влади в эту минуту.
А Юрий Трифонов, еще глядя на все происходящее из кабинета Любимова, произнесет другую фразу: «Как умирать после Высоцкого?..».

Колонна уже давно была на Ваганьково, а люди все стояли у театра, где уже едва не началась давка, пока к ним не вышел милицейский чин и не сказал, что «прощание отменено по просьбе родственников».
Здесь тоже с самого утра толпа. Часть народа все-таки пробивается на закрытое кладбище.

Фото Александра Забрина

Пятый час, но все еще очень жарко.
Вокруг могилы только семья и самые близкие друзья, но это все равно десятки людей.

Нина Максимовна Высоцкая, Людмила Абрамова, Семен Владимирович Высоцкий, Евгения Степановна Лихолатова.
Фото Александра Забрина

Григорий Горин, Игорь Кваша. Ваганьково, 28 июля 1980 года

Теперь никаких речей уже не будет.
Несколько слов скажет только директор Театра на Таганке Николай Лукьянович Дупак. Родные по очереди прощаются. Марина Влади бросает в могилу белую розу. Могилу выкопали очень глубоко. Могильщики сказали: пусть получше сохранится.

Потом полторы сотни человек соберутся в доме Высоцкого на поминки.
Таганка сыграет вечерней спектакль, а в полночь товарищи по сцене помянут друга и будут сидеть до тех пор, пока по распоряжению милиции не обесточат театр, но перестаравшись, оставят без света весь район.

Я благодарю за помощь в подготовке этой программы Александра Ковановского, Игоря Рахманова, Олега Васина, Александра Петракова, Владимира Кара-Мурзу, Валерия и Владимира Басиных, Сергея Алексеева, Алексея Денисова, Наталью Вишневскую, Николая Исаева, Владимира Четыркина и вообще всё Творческое объединение «Ракурс».

Именно усилиями «Ракурса» и прежде всего Ковановского и Рахманова, в 2010 году в России был создан фильм – первая документальная лента, целиком посвященная Дню прощания с Высоцким.
В этом фильме зрителям впервые представилась возможность увидеть фактически всю сохранившуюся документальную хронику, запечатлевшую события того дня – 28 июля 1980 года.

Документальный фильм «Владимир Высоцкий. «Уйду я в это лето…» (полная версия)

Большая часть киносъемок была осуществлена зарубежными кинокомпаниями.
Уникальные кадры на Таганке и Ваганьково удалось сделать режиссеру Петру Солдатенкову. Буквально несколько секунд съемки были сделаны на Ваганьковском кладбище операторами Центральной студии документальных фильмов. Ни одной съемочной группы Центрального телевидения СССР на прощании с Владимиром Высоцким не было. Все бригады были заняты съемками Олимпиады.

При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Игоря Данилова, Алексея Денисова, Олега Васина и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова и Валерия Басина;
– Виталий Титаренко, «Прощай, Высоцкий»;
– Валерий Перевозчиков, «Правда смертного часа»;
– Михаил Казаков, «Пришли все»;
– Очерк из газеты «Сельская молодежь», 1988 год. Автор пожелала остаться неизвестной.

Дорогие наши спонсоры, друзья и все, кто следит за проектом «Один Высоцкий»!
Мы давненько с вами не виделись и решили обязательно дать о себе знать, чтобы вы не чувствовали себя «обманутыми дольщиками».

И прежде всего, хотели бы извиниться за то, что пока еще не можем с восторгом поздравить и вас и себя с тем, что всё готово и проект успешно состоялся.
Просим прощения, и просим еще немного запастись терпением.

Практически каждый из нас однажды занимался ремонтом.
Вы знаете, как это бывает: определяется цель, намечается фронт работ, прикидывается, какие понадобятся материалы, ищутся рабочие. Потом мы определяем две главные вещи: срок и бюджет. Кажется, что все продумано и сюрпризов быть не должно. А потом… Кто из нас, делая ремонт, уложился в эти сроки и этот бюджет? Почти никто. Потому что ремонт – это не то, чем мы занимаемся постоянно и сюрпризов на этом пути – миллион.

Наш проект – как ремонт.
Только мы затеяли такую штуку, какую до сих пор не делал вообще никто! И реальность скорректировала наша планы – в каких-то моментах очень существенно!

«Один Высоцкий». Верстка Главы 3

Проект оказался дороже, чем мы рассчитывали.
Существенно дороже. Плюс в какой-то момент упал рубль. А почти все типографские «комплектующие» – сплошь импортные. Плюс из-за большого интереса к проекту нам с удовольствием пришлось увеличить тираж в полтора раза! А попутно проявилась масса нюансов, о которых мы даже и не подозревали, начиная все это – например, что количество страниц в книге тоже придется увеличивать.

Но теперь мы можем точно сказать, что денег на осуществление издания нам стопроцентно хватило.
Здесь вы можете быть спокойны, как спокойны сейчас мы.

«Один Высоцкий». Верстка Главы 12

А вот со временем и сроками мы здорово обсчитались.
За что и приносим свои главные извинения. Мы были слишком оптимистичны. К тому же по старой советской традиции пытались приурочить выход издания к определённой дате – Дню памяти Владимира Высоцкого.

Но приоритетом проекта является все-таки не скорость, а качество!
Лучше мы сделаем все чуть позже, зато ни вам, ни нам придраться будет не к чему. «Мы пишем не на магнитофоны, а на века», простите за пафос.

Поверьте, сейчас, в разгар летних отпусков, никто из нашей команды не отдыхает.
А некоторые теперь трудятся в режиме 7x24.

«Один Высоцкий». Верстка Главы 22

И мы трижды стучим по дереву, обозначая новые примерные сроки реализации всего этого замысла.
Нам очень хотелось бы – и мы «рвемся из сил, из всех сухожилий» – полностью закончить всю подготовку к печати к началу августа. Ляжем костьми, как сборная России по футболу. Если всё получится, то из печати «Один Высоцкий» выйдет к началу осени.

Но мы до того момента еще обязательно выйдем на связь и вообще постараемся делать это почаще!

Так что еще раз примите наши извинения и потерпите еще немного!

Антон Орехъ и Творческое объединение «Ракурс»

«Один Высоцкий». Верстка Главы 72

ПРОЩАНИЕ

В четыре часа утра Высоцкого положили в гроб и снесли вниз в холл. Играет квартет студентов консерватории... Проходит крат­кая панихида. Были мать, отец, Марина Влади, сыновья, Людмила Абрамова, Оксана, другие родственники, друзья, соседи, никому не известные люди, пришедшие с улицы... Гроб с телом перевозили в театр в реанимобиле.

В пять часов белый гроб установили на высокий постамент в середине сцены, ногами к залу, изголовье приподнято. Сцена у гроба почти до рампы завалена букетами цветов. Над изголовьем - зна­менитый темно-коричневый вязаный ажурный занавес из «Гамле­та», собранный наподобие паруса, подобранного к рею, напоминал раскрытые крылья ворона. Прямо над гробом - большая фотогра­фия Высоцкого. Он смотрел с нее спокойно, чуть вопросительно, как будто на себя теперешнего, на гроб и одновременно на каж­дого сидящего или проходящего через зал. Фотография была сде­лана недавно - в сентябре 1979 года во время тбилисских гастро­лей театра...

Первый венок у гроба был от Камерного театра. Его поставил Александр Подболотов.

Задолго до начала панихиды пришли Николай Губенко и Жан­на Болотова. Они просидели около двух часов, не вставая...

С шести часов утра (а некоторые стояли с ночи) на Таганской площади, на Большой Радищевской улице, от самого театра начала выстраиваться очередь. К десяти часам утра она уже была в конце соседней, параллельной улицы - Володарского, через Яузу и даль­ше по набережной Москвы-реки, и дошла до высотного дома на Ко­тельнической набережной. К одиннадцати часам очередь была уже у Зарядья - все пространство было запружено людьми. Очередь, очередь, очередь - бесконечная, немыслимая...

А.Макаров: «Я проехал вместе с товарищем на машине вдоль очереди в театр: очередь была длиной в девять километров!»

По оперативным сводкам ГУВД Москвы в тот день на Таган­ской площади и прилегающих улицах собралось около 108-ми ты­сяч москвичей и гостей столицы. И это в городе, закрытом на время Олимпиады! Лишь малая часть из них сможет пройти возле гроба.

Режим работы Олимпиады был каждодневно строг и однообра­зен. За исключением этого дня - 28 июля. Очевидцы утверждали, что такое столпотворение было только тогда, когда хоронили Ста­лина. 28 июля не принадлежало Олимпиаде. И мало кто вспомнит, какие медали разыгрывались в тот день.

Это было трагическое зрелище, и это было зрелище торжест­венное. Каждый второй - с цветами. Было множество пожилых лю­дей, даже старых. Это подчеркивало величину потери...

По словам одной московской журналистки, редкостное брат­ство сцементировало в тот день тысячи прежде незнакомых лю­дей: «Никогда до сих пор я не видела вокруг себя такого количест­ва прекрасных, светлых лиц. Стояли все как-то удивительно крот­ко, терпеливо снося и тесноту, и жару. Почти у всех были цветы, и несмотря на то что сияло какое-то мучительное солнце, люди ста­рались держать немногие зонтики так, чтобы в первую очередь ук­рыть букеты...»

Это было горе, которое объединяло и возвышало, делая чело­века человеком, а толпу - народом.

Ближе к театру - кордоны милиции, металлические пере­носные заграждения. По случаю Олимпиады милиция - в белом. Она - милиция - в этот день была безукоризненна: вежлива, ус­лужлива, предупредительна. Благодаря ей все обошлось благопо­лучно - никому в огромной толпе даже ноги не отдавили. Навер­ное, правда, что по случаю Олимпиады в Москву были собраны лучшие ее представители... У большинства милиционеров тоже хра­нились дома катушки с ЕГО записями. И они, как могли, старались отдать поэту последний долг. Не допустить смертоубийства на его похоронах. Они хоронили Высоцкого, как хоронили бы капитана Жеглова...

Руководил ими генерал Николай Мыриков. Он изначально был «главным по Олимпиаде». Все москвичи помнят наведенный тогда в столице порядок: пьяниц и проституток выслали за сто первый километр, иногородние машины заворачивали по кольцевой. Все это было его заботой. И когда случилось несчастье, Мыриков тоже взял командование на себя.

Заботились не только о людях в очереди к гробу, но и ждали провокаций. Москва набита иностранцами - такой удобный слу­чай... Из этих соображений у Театра на Таганке дежурили двести милиционеров, на всем пути к Ваганькову катафалк сопровождала ГАИ, а возле кладбища процессию ожидали пятьсот стражей поряд­ка и два экипажа «скорой помощи».

Бабек Серуш: «Уже все оцеплено и никого не пускают. Как я ни пытался - ничего не получается... Ну ни в какую! А очередь про­тянулась вниз - почти до гостиницы «Россия». Я чуть не заплакал.

Черт возьми! Неужели я не попрощаюсь с Володей?! Там стояли ав­тобусы... И я взял и просто прополз под автобусом... Я поднимаюсь, а милиционер не может понять - откуда я взялся? В строгом чер­ном костюме - из-под автобуса?! «Ну есть у тебя хоть какое-нибудь удостоверение?» - «Есть фотография с Володей... Вот видишь, я его друг!» И меня выручила эта фотография... Милиционер меня про­пустил, и я попрощался с Володей».

Поскольку все советские кино- и телеоператоры были заняты на Олимпиаде и снимали тех, кто выше прыгнет, кто быстрее про­бежит, кто дальше метнет копье, то ни один из них не был послан, для того чтобы снять похороны. Снимали иностранцы...

Бабек Серуш: «У меня есть видеозапись похорон Володи. Во время съемок к моему сотруднику Джорджу Диматосу подошел ге­нерал МВД и сказал, что снимать запрещено. Нас выручил Иосиф Кобзон. Он сказал тогда генералу: "И вам не стыдно, что я - еврей Кобзон - должен просить вас, чтобы эти люди могли снять похо­роны русского поэта!"»

Снимал хронику похорон корреспондент Датского телевидения Сэмюэль Рахлин. Он был потрясен всенародным горем. Через год С.Рахлин выпустит один из первых в мире документальных филь­мов о Высоцком - «Владимир Высоцкий - народный певец, народ­ный герой» («Vladimir Vysotsky: Folksinger, Folkher»).

BIO часов в зале тихо зазвучала музыка - «Всенощная» Рахма­нинова, Бетховен, Шопен, Прокофьев, «Реквием» Моцарта, «Стра­сти по Матфею» Баха... Следом - Шостакович, музыка к «Гамле­ту»... И церковный хор.

Медленно-медленно, по двое в ряд, толпу начали процеживать в театр... Ни на одном лице не было любопытства, не было фаль­ши. Скорбь была правдивой и целомудренной. Открыто плакали и мужчины, и женщины...

На сцене сидели у гроба отец, мать, Марина, дети и другие близ­кие люди, труппа театра, остальные - в партере и на балконе. Сце­ну от зала отгородила шеренга молодых ребят в голубых рубашках. Это ученики школы каратэ, которых привел А.Штурмин по просьбе Любимова: «Володе, наверное, было бы неприятно, если бы в театре была милиция...» У гроба менялся караул из актеров театра...

Идут и идут люди... Час, второй, третий... Как-то ухитряются укладывать свои цветы - кажется, что на сцене уже нет места.

Ю.Медведев: «Я хотел попрощаться и уйти. В этот день не хо­телось видеть людей, ищущих глазами Марину Влади или сыновей от первого брака... Я ошибся. Я стоял у изголовья, и в мою неволь­ную обязанность входило просить людей не задерживаться у гро­ба... Ведь могла бы остановиться вся многотысячная очередь людей, которые пришли проститься с Володей...

Будьте добры, пройдите, пожалуйста... Прошу вас, не задер­живайтесь...

Я стоял у гроба, пока Володю не вынесли из театра. И я не ви­дел ни одного любопытствующего! Только ощущение большой лич­ной потери...

И слезы... Казалось, что я уже давно забыл, что это такое... А тут слезы лились непрерывно все эти часы... Что-то не совсем понятное происходило со мной. Да и не только со мной...»

Л.Филатов: «...всех невозможно было пропустить. И всех торо­пили: «Товарищи, побыстрее, побыстрее, - тихонечко говорили. - Побыстрее, товарищи, потому что очень много людей». И вдруг остановился какой-то старик на костылях. Весь в орденах. Седой совершенно человек, белый как лунь, с одной ногой. Застыл над гробом. И никто ему, конечно, не посмел сказать: «Проходите, то­варищ, проходите!»

Или, скажем, совершенно ортодоксальная старушка в платоч­ке. Ну трудно предположить, глядя на старушку, что она увлекалась песнями Владимира Высоцкого. Но она попросила, чтоб ее чуть-чуть приподняли - она очень хотела попрощаться и поцеловать Владимира.

Это то, что мы называем действительно национальной утратой».

Пришли проститься с артистом московские театры: «Совре­менник» и МХАТ, Театр на Малой Бронной и Ермоловой, Малый, Сатиры, Вахтангова, Моссовета... Лица, примелькавшиеся на экра­не, мгновенно узнаваемые: М.Ульянов, Г.Бортников, М.Боярский, И.Саввина, Л.Дуров, М.Козаков, В.Дашкевич, М.Захаров, А.Миро­нов, М.Вертинская, Ю.Ким, Р.Быков и многие, многие другие... На­кануне в культурном центре Олимпиады был концерт, и они, слов­но с той сцены, всем составом перенеслись сюда.

Пришли космонавты. Проходят в общей очереди, потом стано­вятся в почетный караул... Приходящие сходили со сцены и сидели в зале. Но темнота и тишина создавали впечатление, что зал пуст...

Р.Быков: «...Это был очень погожий день, теплый с голубым не­бом, очаровательными облаками. Толпа была уже у театра, как со­общили, около тридцати тысяч. Люди сидели, стояли на крышах до­мов, универмага, киосков. И первое, что поразило, причем об этом стоит подумать: когда собирается много народу, человек сто, две­сти, триста (а уж в тысяче уже наверняка), найдется один пьяный и один хулиган. И пьяный, и хулиган, чтобы ни происходило во­круг, попытается, как это говорится в быту, «потащить одеяло на себя», стать в центре внимания. Не нашлось среди тридцати ты­сяч человек ни одного пьяного, ни одного хулигана. Быть может, и были выпившие люди, и даже наверняка. Но только они не тащи­ли одеяло на себя. Повестка дня была ясна и волновала всех - по­хороны Высоцкого...

Это были народные похороны. Я сидел на полу. Гроб стоял на сцене. Я сел впереди. Так получилось - пришел и сел... И волей-неволей смотрел, смотрел на лица проходящих мимо гроба людей в течение нескольких часов. И эти лица привлекли к себе внима­ние, несмотря на то что отвлечься от самого факта смерти Влади­мира Семеновича было трудно. И, тем не менее, факт был значи­тельный. Кто шел прощаться? Шла новая Москва, лицо которой до этого момента я знал не очень близко. Москва, которая мне глубо­ко понравилась. Я даже не знал, что она может так четко себя вы­разить... Это была молодая Москва. Не в возрасте восемнадцати - девятнадцати лет, а в возрасте двадцати пяти - тридцати пяти лет. Это были молодые пары - муж с женой, семья - это было видно. Лица были достаточно интеллигентны, достаточно просты. Не было никакого показного горя: кто плакал, тот плакал, кто был притих­ший, тот - притихший. Это были естественные люди с естествен­ным выражением лиц...»

По приблизительным подсчетам прошло около 7000. Другие ты­сячи так и не смогли пройти, хотя Любимов говорил, что простят­ся все, даже если это будет ночью. Он наивно надеялся, что Мини­стерство культуры разрешит перенести спектакль, который должен состояться на той же сцене вечером в понедельник, но не тут-то было...

В начале третьего стало ясно, что прощание, если его не оста­новить, будет продолжаться бесконечно...

Люди, которые поняли, что все-таки не увидят его, передава­ли свои цветы стоящим впереди, и цветы поплыли по остановив­шейся реке.

А в зале звучало: «С миром отпущаеши раба твоего...»

За несколько минут до начала панихиды зазвучал чистый и спо­койный голос Гамлета-Высоцкого:

Каким бесславьем покроюсь я в потомстве,

Пока не знает истины никто!

Нет, если ты мне друг, то ты на время

Поступишься блаженством. Подыши

Еще трудами мира и поведай

Про жизнь мою...

И вот доступ прекращен. Несколько минут покоя, никто нику­да не движется, фоторепортеры не щелкают камерами.

Любимов открыл гражданскую панихиду.

А.Эфрос: «И был страшный момент, когда Любимов подошел и произнес - он хотел сказать: «Разрешите начать митинг», но про­изнес только «Разрешите...» - и не закончил. Этот сбой «железно­го» Любимова был для меня сильной неожиданностью. И все вокруг встали, и воцарилась тишина, невероятная тишина воцарилась...»

Любимов говорит так, будто кто-то с ним спорит или собирает­ся спорить: «Есть древнее слово - бард... У древних народов - гал­лов и кельтов - так называли певцов и поэтов. Они хранили риту­ал своих народов, они пользовались доверием народа. Их творче­ство отличалось оригинальностью, самобытностью. Они хранили традиции народа, народ им верил, доверял и чтил их.

К этому чудесному племени принадлежит ушедший, который лежит перед вами и который играл перед вами на этих подмостках долгое время творческой жизни. Над ним видите занавес из «Гамле­та». Вы слышали его голос, когда он кончал пьесу прекрасного по­эта, гения перевода Бориса Пастернака.

Владимир был человеком, он рвал свое сердце, и оно не выдер­жало - остановилось. Народ отплатил ему большой любовью: тре­тьи сутки люди идут день и ночь проститься с ним, постоять у порт­рета, положить цветы, раскрыть зонты и охранять цветы от солнца, чтобы они не завяли. Мы мало его хранили при жизни - по-видимому, такова горькая традиция всех русских поэтов. Но все, что вы видите здесь, само за себя говорит...»

Вторым выступил В.Золотухин, затем - М.Ульянов, Г.Чухрай, В.Ануров - начальник Главного управления культуры исполкома Моссовета...

Люди поднимаются на сцену, с двух сторон обтекают гроб. Про­ходя, многие кладут ладонь на скрещенные руки. В основном, это были актеры разных театров, близкие и родные. Когда все попро­щались, Любимов сказал: «А сейчас я прошу покинуть зал, това­рищи».

Стали прощаться самые близкие люди. Первой подошла Татья­на Иваненко. Она его долго целовала, причем не было ни капли ак­терства, это была любовь и боль любящей женщины...

Подошла Марина. Она очень эффектна - овал лица и повто­ряющий его овал выреза на черном платье так и просятся в овал старинного медальона. Она не целовала, красиво положила руку на его руки - и все...

И вот снова музыка из «Гамлета» - на самой трагической ноте. И под нее над толпой плывет гроб. К выходу из дверей театра. На­всегда. Вышедшие из театра были поражены количеством людей, собравшихся здесь, - вся Таганская площадь с обеих сторон эста­кады была забита людьми. Люди заполнили крыши и окна домов, метро, ресторана «Кама», киосков, универмага...

Любимов обратился к властям, чтобы разрешили нести гроб от театра до кладбища на руках. Но для этого надо было перекрыть движение по всему центру - чего, естественно, из-за Олимпиады не разрешили.

В суматохе и нервозности забыли о сыновьях Высоцкого.

Вспоминает Никита: «Я много часов провел в театре, потом вы­шел со служебного входа на Садовое кольцо и увидел площадь - она была «живая». Народ заполнил все пространство, стоял на кры­шах на ларьках. Ужас... А потом нас с Аркадием чуть не оставили в театре. Взрослые садились в автобус, а я, уж так был воспитан, про­пускал старших вперед. Мест свободных не осталось, дверь закры­лась, и автобус уехал... Я стою, рядом Аркадий, а вокруг толпа чу­жих людей. И вдруг Кобзон хватает нас и заталкивает в свою маши­ну. Если бы не он, мы просто бы не похоронили отца».

Когда процессия выехала на Таганскую площадь, под колеса ка­тафалка полетели цветы. И еще несколько сотен метров люди бро­сали и бросали цветы под колеса сопровождающих автобусов. То­гда еще не было моды аплодировать ушедшему артисту или поэту. Машины уходят на Садовое кольцо в сторону Ваганьковского клад­бища...

В.Туманов: «Как комья земли, били цветы в окна катафалка. Они летели со всех сторон. Их бросали тысячи рук. Машина не мог­ла тронуться с места. Не только из-за тесноты и давки на площади. Водитель не видел дороги. Цветы закрыли лобовое стекло. Внутри стало темно. Сидя рядом с гробом Володи, я ощущал себя заживо погребенным вместе с ним. Глухие удары по стеклу и крыше ката­фалка нескончаемы. Людская стена не пропускает траурный кортеж. Рука Марины судорожно сжимает мой локоть: "Я видела, как хоро­нили принцев, королей... Но такого представить не могла"».

Именно в день прощания стало очевидным - кого потеряла эпоха. Может быть, самого значительного поэта и самый честный пронзительный голос своего времени, который долго еще не утра­тит ни своей мощи, ни обостренного чувства жизни...

В.Золотухин: «Самая большая неожиданность для нас была не смерть Высоцкого, а его похороны. Мы не представляли все-таки, кем он был для страны».

Л.Филатов: «Это тот случай, когда человека начинаешь ощущать по-настоящему только ввиду его отсутствия. Масштаб его истинный обнаружила только смерть... Вот такой обрыв - бах! Думаю, этого не предполагал никто. Ни папа, ни мама, ни даже, рискну предпо­ложить, Марина. Потому что какая она ни русская, но все-таки «не наша». Поэтому понятие «слава» для нее в чем-то другом. Но когда она увидела это сумасшествие - как ахнула вся страна!..»

Прощались с Высоцким не только москвичи - прощалась вся страна. В день похорон в фойе театра были сложены многие сотни телеграмм со всех концов страны от людей всех возрастов и всех профессий. Институты, школы, предприятия, воинские части... Бес­численные свидетельства личной потери... Знаменитые имена. Име­на никому не известные... Вот некоторые из этих телеграмм:

«Страшно поверить в смерть Владимира Высоцкого. Верим в бессмертие большого поэта. Скорбим вместе с Вами. Жители Се­веродвинска».

«Глубоко потрясены случившимся горем. Трудно выразить сло­вами, чем был для нас Владимир Высоцкий. Умер один из самых че­стных и чистых голосов России».

«Наше время убило. Будущее воскресит. Латыши».

«Знаю. Помню. Не забуду. Мир праху певца правды и совести Владимира Высоцкого. Ленинград. Глазунов».

«Потрясены смертью Владимира Высоцкого - любимого арти­ста Вашего театра, великого барда, доблестного человека. Разделя­ем ваше горе. Федоровы, Рошали».

Кто может подсчитать, сколько добрых поминок по Высоцкому прошло в Москве, в России в ту ночь, 28 июля, прошло под его пес­ни, с его песнями? Его гибель была пережита как трагедия - лич­ная для каждого и общенародная. Все, что говорилось тогда на полу­официальных собраниях, стихийных поминках, в домах и поездах, видится теперь как сплошной, без границ, несанкционированный митинг вокруг могилы поэта, на который вышел народ.

По рукам в списках ходило прощальное письмо от русских пи­сателей, живущих на Западе, и опубликованное, как некролог, в жур­нале «Континент».

На традиционные «девять дней» в Москве Марина не осталась, улетела в Париж. На Ваганьковском было то же самое, что и в день похорон, - те же толпы, те же милицейские шеренги, даже генера­лы те же самые. И опять из открытых окон гремел его голос...