Представители "Вольного исторического общества" обратились к министру образования Ольге Васильевой с критикой выставок "Моя история", находящихся в парке "Моя история" на ВДНХ и активно путешествующих по всей огромной России.

Эти выставки стали настоящим историческим событием последних лет, феноменом массового сознания, существенно повлиявшим на формирование у огромного числа граждан нашей страны цельного положительного образа нашей истории. Особенно большое значение они, благодаря своей интерактивности и понятной наглядной форме представления информации, имеют для детей. Для моих собственных детей посещение этих выставок в Манеже было огромной радостью и, сравнивая свой взгляд с их впечатлениями, я могу судить о том, какое огромное дело сделал для популяризации нашей родной истории инициатор этих выставок епископ Тихон (Шевкунов).

И вдруг — обвинения в неисторичности, требования не допускать использования этих выставок и их материалов в среднем и высшем историческом образовании, требования назначить некую "экспертизу". По сути, политический донос. Для начала рассмотрим "лицо обвинителя".

"Вольное историческое общество" — это отнюдь не сообщество вольных каменщиков, а организация российских историков, приравненных к ним журналистов, публицистов, блогеров и представителей смешанных профессий, которая взяла на себя миссию объединить представителей "прогрессивного" (в смысле западнического, либерального и не считающего для себя русофобию чем-то априори зазорным) направления в нашей исторической науке и околоисторической публицистике. В общество входят такие широко известные и всеми уважаемые специалисты-историки, как Евгений Анисимов, Павел Гнилорыбов, Игорь Данилевский, Никита Соколов, Александр Эткинд, Сергей Бунтман, Юрий Пивоваров, Виктор Шнирельман, Тамара Эйдельман и многие другие.

Объединение должно в известном смысле уравновесить официозные Российское историческое общество и РВИО. И внесённое в название слово "вольное" звучит определённой политической программой.

Такого рода организации отнюдь не безобидны. Начинаясь как сообщества экспертов, они незаметно присваивают себе внутрикорпоративную и внутриотраслевую власть "вязать и решить", от которой потом так просто не отбрешешься. Например, "Диссернет", стартовавший как "вольное сетевое сообщество" по борьбе с плагиатом, то есть кражей текста одной диссертации для текста другой, в конечном счёте организовал ожесточённую травлю министра Мединского с его докторской диссертацией. И это несмотря на то, что никакого плагиата в данной работе обнаружено не было.

"Антиплагиатчики" выдвинули против диссертанта обвинения в "антинаучности", оказавшиеся очень субъективными, и тем до смерти перепугали значительную часть исторического сообщества России, так как едва не открыли "ящик Пандоры", из которого вылетел бы шторм взаимных обвинений и контробвинений, после которых никаких исторических диссертаций в России бы и вовсе не осталось. Как бы ни относились к Мединскому и его диссертационному опусу, очевидно, что если некое "вольное сообщество" присваивает себе право определять критерии научности, то добра не жди.

Очевидно, что и "Вольное историческое общество" пытается через взвинченное обращение в министерство присвоить себе аналогичную экспертную власть, которую будет использовать так же, как любое другое организованное сообщество против неорганизованной или не сопротивляющейся массы: травить чужих, продвигать и поддерживать своих, аттестовать себя и только себя как единственных истинных представителей исторической науки.

Атака на "Мою историю" — это попытка опробовать свою корпоративную власть "на кошках". Вопрос лишь в том, не оказался ли в данном случае перед атакующими скимен?

Что ж, давайте для начала проверим, какие именно обвинения выдвигают представители ВИО против выставок "Моя история".

Разумеется, к ним, как и ко всякому большому проекту к этой серии выставок, могут быть сделаны определённые упреки, и мой личный список этих упрёков, пожалуй, длиннее, чем тот, который получился у ВИО. Но это не мешает мне считать, что данный проект чрезвычайно полезен с образовательной, воспитательной и идейной точки зрения, а все его недочёты просто тонут в море полезной информации и могут быть легко устранены в техническом порядке.

Но всё-таки вот те конкретные обвинения, которые адресуются "Моей истории" со стороны ВИО, насколько согласуются с научной добросовестностью или хотя бы обычной человеческой честностью?

"Для обеления Ивана Грозного авторы выставки берут на вооружение совершенно фантастическую и абсолютно маргинальную концепцию «информационной войны» со стороны злонамеренных иноземцев, жертвой которой якобы сделался образ московского государя?"

Проверим, насколько соответствует действительности утверждение, что концепция "«информационной войны» со стороны злонамеренных иноземцев" является "совершенно фантастической и абсолютно маргинальной". В труде А. И. Филюшкина "Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI века глазами современников и потомков" (СПб.: "Дмитрий Буланин", 2013) мы находим капитальное обозрение и серьёзное концептуальное осмысление формирования пропагандой Польско-Литовского государства целостного антирусского нарратива, представлявшего тем самым Речь Посполитую и других противников России в Ливонской войне как защитников цивилизации против русского варварства, предводительствуемого кровавым тираном.

"Идентичностью, которая сформировалась именно в годы Ливонской войны и под её влиянием, была идентичность России в глазах Запада как "антиевропы", средоточия всего политического и культурного негатива, изобретённого европейской культурой. Этот имидж, обретённый в XVI в., оказывает влияние на дискурсы восприятия России и сегодня. И это, возможно, и есть главное поражение русских в Ливонской войне. Её последствия в военной и политической сферах были не так уж катастрофичны. А вот приобретённую репутацию не удается обелить до сих пор. Такую силу убеждения и культурную инерцию имеют европейские нарративы XVI в." (с. 628).

Именно информационная война, ведшаяся в отношении России параллельно с обычной, вооружённой, и нанесла России, по мнению А. И. Филюшкина, наибольший ущерб. И в центре этой войны было именно представление Ивана IV как чудовищного тирана.

"Именно польско-германская пропаганда в виде летучих листков и других разоблачительных антирусских сочинений сыграла основополагающую роль в формировании негативного образа России в европейском сознании" (с. 414)

"За 1561 г. известно несколько пропагандистских сочинений, посвящённых ливонской войне. Прежде всего, это четыре "летучих листка". Наиболее знаменит листок "Весьма отвратительное, ужасающее, неслыханное правдивое новое известие о тирании Московита". Он вышел несколькими изданиями, наиболее известна публикация нюренбергского издателя Георга Крейдлайна. На титуле изображена гравюра: лучники-московиты в характерных шапках расстреливают из луков повешенных за шеи на дереве голых ливонских женщин. При этом стрелы попадают в живот (беременных женщин?) и грудь. Под деревом валяются трупы ливонских детей с распоротыми грудью и животом. У них вырваны сердца и укреплены на той же самой ветке, на которой повесили женщин (их матерей? Число детей и казнённых женщин совпадает).

В другом издании этого же текста летучего листка изображены русские воины (в одеждах, смахивающих на турецкие), которые рубят кривыми турецкими саблями беззащитных и невинных ливонских младенцев.

Повествование в нюренбергском листке идёт от первого лица, что создаёт атмосферу доверительности и ощущение свидетельства очевидца. Нападение на Ливонию — проявление ужасной тирании Московита» (сс. 416-417).

"Место в иерархии правителей мира для Ивана Грозного было определено чётко и однозначно: тиран… Как отмечено А. Капеллером, очень показательно устойчивое использование термина тиран применительно к Ивану IV: так в европейской публицистике до того называли преимущественно турецкого султана, а также Лютера. Присвоив это имя русскому правителю, западные гуманисты синхронно перенесли на него всю семантическую нагрузку понятия тиран, сформировавшуюся ещё на античной экзегетической традиции. Поэтому им не надо было углубляться в изучение качеств и поступков московитов: заранее было известно, как держат себя тираны и каковы модели поведения их несчастных подданых…

Ивана Грозного сравнивали с античными деспотами… Один из самых обширных списков содержится у Гваньини: «Ныне тот, кто владеет Московитской державой, превосходит своей жестокостью Нерона, Калигулу, Гелиогабала, Максимина, Фаларида Агригентского или даже Бусирида или Мезенция и, наконец, всех тиранов, которые описаны и ославлены историками, а также поэтами».

Принцип рассуждений европейских авторов о политическом устройстве Московии был основан на контрасте, противопоставлении позитивного политического опыта в своей стране и негативного в России. Таково сочинение Дж. Флетчера. Таково и произведение шведа Эрика Фалька «Панегирик», в котором совершенному шведскому строю противопоставляется московская тирания" (с. 463).

"Масштабы террора Ивана IV против своих подданных иностранные авторы раздували необычайно. Так, Шлихтинг пишет, что русские "мрут сильно в 28 городах, где ежедневно гибнет 600 человек, а то и тысяча". Таубе и Крузе говорят, что в Твери было 90 000 задушено и 270 000 умерло после опричного погрома от голода, а в Новгороде от рук опричников погибло 27 000 человек. Джерио свидетельствует, что, пока он в составе польского посольства 1570 г. был в Москве, "величайший тиран" казнил 18 000 человек. Данные цифры многократно превышают реальную численность населения и совершенно нереалистичны" (с. 471).

"Высшей точкой развития дискурсов данного направления было появление планов военной интервенции в Московию, причём их авторы были уверены, что вся проблема в свержении Ивана IV и нейтрализации его ближайшего окружения, а русский народ в целом поддержит оккупационные войска…" (с. 479).

Как мы видим, концепция информационной войны против России и лично её царя является не только не "маргинальной и фантастической", напротив, исследование этой войны — актуальный "мейнстрим" исторической науки. Никто из членов совета ВИО не имеет научных работ по эпохе Ивана Грозного, сопоставимых с фундаментальными исследованиями А. И. Филюшкина или Андреаса Каппелера (Ivan Groznyj im Spiegel der ausländischen Druckschriften seiner Zeit. Ein Beitrag zur Geschichte des westlichen Rußlandbildes. Lang, Bern/Frankfurt am Main 1972), в которых антироссийская и антиивановская пропаганда в Европе изучена со всей возможной тщательностью. Из членов общества близкие темы разрабатываются М. М. Кромом и Иеронимом Гралей, однако в их работах никаких построений, свидетельствующих против концепции пропагандистской войны мне найти не удалось, напротив, в работе Иеронима Грали "Иван Михайлов Висковатый" (М.: "Радикс", 1994), нетрудно найти замечания касательно полной недостоверности одного из ведущих мистификаторов западной традиции об Иване IV — Гваньини (с. 363).

Соответственно, утверждение в обращении ВИО о мнимом "обелении" Ивана Грозного авторами выставки "Моя история" при помощи "маргинальной концепции «информационной войны»" являются антинаучными как по форме, так и по существу.

То же относится и ко второй части пассажа посвященного Ивану. "Злодейства Грозного и колоссальный ущерб, нанесённый им стране в результате установления террористического опричного режима, не только надёжно засвидетельствованы отечественными источниками, но и досконально исследованы отечественными историками".

Автор меньше чем кто-либо готов спорить с тем, что Иван IV своей террористической политикой нанёс России колоссальный ущерб, и его конкретные деяния невозможно оценить иначе чем злодейства. Того же мнения придерживается и Русская Православная Церковь, канонизировавшая жертв Ивана: святителя митрополита Филиппа Московского и преп. Корнилия Псково Печерского (напомним и о местном почитании окарикатуренной в фильме Эйзенштейна Ефросинии Старицкой). Аналогичную позицию занял и епископ Тихон : "У нас целый стенд посвящён опричнине. Малюта Скуратов, «новгородский поход», «убийство святителей Филиппа и преподобного Корнилия» — как это можно не заметить?"

В самом деле, не заметить на щите, посвящённом Ивану Грозному, картины Неврева "Опричники" об убийстве боярина Челяднина Фёдорова и надписи крупными буквами "Карательный поход на Новгород и Псков", а ниже кроваво-красным "Убийство святителя Филиппа и Корнилия Псково-Печёрского" можно было, только очень уж вольно трактуя исторические источники.

Однако утверждения, что ущерб, нанесённый опричной политикой Ивана, "надёжно засвидетельствованы отечественными источниками и досконально исследованы отечественными историками" банально методологически некорректны. Ущерб не может быть засвидетельствован источниками. Он может быть установлен на их основании, когда мы фиксируем по этим источникам убыль населения, разорение городов, падение торгового оборота, и можем обоснованно связать это именно с опричной политикой, а не, к примеру, с переселением северорусских крестьян в новозавоёванное Поволжье.

Суждения же отечественных историков об Иване IV далеки от той однозначности, которой требуют многие из его безнравственных деяний. Скорее, для российской историографической традиции характерна тенденция к оправданию царя Ивана.

"Век задавал важные вопросы, а во главе государства стоял человек, по характеру своему способный приступать немедленно к их решению" (С. М. Соловьев). "Гнусными проявлениями жестокости и цинизма не исчерпывалась духовная жизнь и деятельность Грозного в эти мрачные годы. До самой смерти он хранил в себе добрые уроки времён избранной рады, её метод широкой постановки очередных тем управления и способность систематического выполнения их на деле. Как ни судить о личном поведении Грозного, он останется как государственный деятель и политик крупной величиной» (С. Ф. Платонов). "Страстный, увлекающийся, Иван Грозный упорно шёл к намеченной цели: ломая на своём пути все преграды, беспощадно расправляясь со всеми противодействовавшими ему, он создавал политическую силу, которая позволила русскому народу преодолеть грозившую ему извне опасность и выйти на широкое историческое поприще" (С. В. Бахрушин).

Даже для оценки историков, склоняющихся к отрицательной оценке Ивана Грозного и его политики, характерна нюансировка этой оценки, противопоставление благих намерений яркой личности и катастрофических результатов жестокого своеволия. "Это был проницательный политик, по-своему понимавший сложные внешне- и внутриполитические задачи России... Его, пожалуй, можно сравнить с неумелым лоцманом, знающим место назначения корабля, но упорно сажающим его то на мель, то на незаметный риф... Иван IV был сыном блистательного, но жестокого века, когда бурное развитие гуманистических теорий совпало с истреблением тысяч инакомыслящих во время религиозных войн и с деспотическим правлением взбалмошных монархов... Полубезумный шведский король Эрик XIV запятнал себя не меньшим количеством убийств, чем Грозный. Французский король Карл IX участвовал в беспощадной резне протестантов в Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 г. Европейские монархи XVI столетия, эпохи формирующегося абсолютизма, не уступали друг другу в жестокости. Грозный отличался от них лишь тем, что стал вдобавок ко всему сыноубийцей" (А. А. Зимин).

Несомненно, позиция таких однозначно отрицательно оценивших личность и плоды деятельности Ивана Грозного историков, как В. О. Ключевский, М. К. Любавский, С. Б. Веселовский, Д. М. Володихин должна быть учтена, и во многом с нею трудно не согласиться. Но и эта оценка, как правило, не имеет ничего общего с русофобским мифом европейской историографии об Ivan Terrible, а во-вторых, не содержит в себе переноса оценки личности царя Ивана на его эпоху, одну из величайших в русской истории, эпоху ратного, трудового, умственного и нравственного подвига русского народа, выражавшегося, в том числе, и в противостоянии и в перенесении жестокостей этого государя. Между тем задача выставки, в чём убедился каждый, кто на ней был, состояла в том, чтобы дать посетителям портрет эпохи , а не отдельного царя.

Однако авторы обращения ОВИ продолжают свои обвинения. "Демонстрация Аркаима как памятника «протоцивилизации» и фактически единственного памятника дославянского времени на территории России — согласятся ли с этим профессионалы-археологи?"

Здесь сформулировано нарочито неясно, так что не поймёшь, относится ли претензия к тому, что Аркаим демонстрируется как памятник "протоцивилизации", или же к тому, что он представлен как единственный памятник дославянского времени? Второе опровергается оговоркой самих же авторов обращения — "фактически". То есть на самом деле не один.

Что же касается определения Аркаима, одного из городищ синташтинской археологической культуры, входящих в знаменитую страну городов на Урале как памятника "протоцивилизации", то оно имеет основательную историографическую традицию. Прежде чем злоупотреблять кавычками, авторы обращения могли бы ознакомиться с исследованием Л. Р. Кызласова "Городская цивилизация срединной и северной Азии. Исторические и археологические исследования" (М.: изд. фирм. "Восточная литература" РАН, 2006), где дана всесторонняя характеристика синташтинских поселений как "первогородов".

Как бы далеки мы ни были от оккультных и ариософских спекуляций вокруг Аркаима (можно подумать, дэнбрауновщина не сопровождает всякий сколько-нибудь знаменитый памятник истории и археологии), нет никаких оснований отрицать два факта.

Во-первых, памятники Синташтинской культуры, в частности Аркаим, демонстрируют столь высокий уровень культурного развития — производящее хозяйство, металлургия, планировка поселений, — что в споре о "протоцивилизации" уместен лишь вопрос о необоснованности приставки "прото". Перед нами просто цивилизация. Археолог Е. Н. Черных отмечает следующие черты евразийских культур эпохи раннего металла: "формирование комплексной производящей экономики… многотысячекилометровых торгово-обменных связей… формируются металлургические провинции… инновации в сферах механики (колесо и колёсный транспорт); в освоении новых видов энергии (приручение лошадей и волов под упряжь, коня под верховую езду…)" ("Триада эпох" и евразийское ядро культур // Человек в культурной и природной среде. Труды Третьих антропологических чтений к 75-летию со дня рождения академика В. П. Алексеева. М.: Наука, 2007, с. 84).

Во-вторых, несомненна связь синташтинской культуры с развитием восточной ветви индоевропейской общности. "Большинство отечественных археологов и лингвистов предполагает, что памятники типа Синташта отражают сложение на постямной основе индоиранской общности" — отмечала Е. Е. Кузьмина (Арии - путь на юг. М.: "Летний сад", 2014 с. 334). Совпадения между деталями синташтинских поселений и инвентаря и описаниями материальной культуры в "Авесте" и "Ригведе" не раз поражали историков. "По воле Ахуры Йима создал тот тип поселений для «людей и скота», который назван в Авесте «вар размером бег на четыре стороны». Выстроенный из глины и земли, вар состоял из трёх концентрических кругов валов и жилищ, причём во внешнем круге было девять проходов, в среднем — шесть, во внутреннем — три… Прошло четыре тысячи лет, и археологи, работавшие на пространстве между Уралом и Иртышом, обнаружили десятки именно таких андроновских поселений XVII-XVI веков до н. э. с тремя вписанными друг в друга окружностями валов и стен… Наиболее известное из таких поселений Аркаим расположено в Челябинской области" (Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Государства и народы евразийских степей. Древность и средневековье. СПб.: "Петербургское востоковедение", 2004, с. 27).

Как видим, интерес создателей выставки к Аркаиму столь же оправдан, как оправдан, к примеру, усиленный интерес к шлимановской Трое, несмотря на существование множества синхронных с нею и в чём-то культурно схожих памятников. Нечасто обнаруживаешь столь удивительное совпадение археологических данных и древних письменных текстов. И этот интерес, как видим, не имеет ничего общего с нацистским интересам к "арийцам" (тем более, что никакого отношения к Синташте и вообще к древним ариям древние германцы не имели, так как разделение западных и восточных индоевропейских массивов произошло ранее). Просто некоторые члены ВИО слишком перетрудились над разоблачением "Арийского мифа", так что, наверное, они выищут злокозненный фашизм даже в названии группы "Ария".

"Обвинение в адрес декабристов, якобы сотрудничавших с иностранными разведками, подкреплено ли документально? Находит ли подтверждение во всём корпусе сохранившихся источников?" — говорится в письме Вольного исторического общества.

И снова мы находим слишком вольную даже для "вольного общества" трактовку источников, так как совершенно справедливо заметили устроители выставки "никогда даже упоминания об иностранных разведках в материалах, связанных с декабристами, в экспозиции не было".

Возможно, авторы обращения в своём разоблачительном рвении просто перепутали создателей выставки с какими-то другими, у которых нет-нет, да и проскользнёт подозрение декабристов в связях с британской разведкой, на весьма шатких, впрочем, основаниях типа воспоминаний Бернгарда Васильевича Струве — чиновника особых поручений при графе Н. Н. Муравьёве-Амурском.

"В Иркутске мы застали англичанина Гиля, который в качестве туриста проживал там несколько месяцев и успел втереться во все слои общества. Вращался он как свой человек в среде чиновников, был вхож во все купеческие дома, встречался постоянно с ссыльным польским элементом, составлявшим довольно значительный контингент, целые дни и вечера проводил в домах Волконских и Трубецких, где, как я уже упомянул, собиралась la fine fleure здешнего общества. И всё это с таким кажущимся простодушием, как будто он путешествует только для себя и никаких других целей не преследует. Англичане всюду проникнут, всё выследят, всё узнают для достижения весьма определённо созданных и настойчиво преследуемых целей" (Струве, Бернгард Васильевич. Воспоминания о Сибири: 1848-1854 гг. / Б. В. Струве. — Санкт-Петербург: Типография Товарищества "Общественная польза", 1889 с. 32).

Этот рассказ Струве не даёт, конечно, никаких оснований возводить напраслину на Волконских и Трубецких, сам Струве указывает, что объектом интереса англичанина были не они сами, а их салоны, про самих же декабристов Н. Н. Муравьёв писал Государю в Петербург, что он убеждён в том, что так называемые декабристы, "искупив заблуждения своей юности тяжелой карою принадлежат к числу лучших подданных Русского Царя" (с. 27). Этот пассаж Муравьёва, в отличие от истории Струве про Гиля, современными публицистами, обвиняющими декабристов во всех смертных грехах, не цитируется. Но вот парадокс: в своём манипулятивном цитировании и безосновательном утверждении того, чего на выставке не говорилось, авторы обращения ВИО уподобились не декабристам, а как раз их современным клеветникам.

"Картошка действительно ли распространилась в России при Екатерине II?" — риторически вопрошают авторы обращения и вновь либо вводят читателя в заблуждение, либо играют словами.

Систематические усилия по распространению в России карофеля начала именно Екатерина II. В 1765 году по её повелению Сенат разослал по империи составленное ещё в 1758 году Академией Наук "Наставление о разведении земляных яблок, потетес именуемых" вместе с самими картофелинами для внедрения в хозяйственный быт. К концу XVIII века картофель широко распространился в хозяйствах многочисленных в России немецких колонистов, водворением которых занималась именно Екатерина. Свойства картофеля исследовали русские агрономы, в частности знаменитый А. Т. Болотов, написавший в 1770 г. статью "Примечания о картофеле". Усилиями новгородского губернатора Я. И. Сиверса картофель широко распространился в Новгородской губернии, то есть именно в той климатической зоне, в которой его разведение было совершенно оправданным. Таким образом, начало распространения картофеля в России и в самом деле заслуга Екатерины II и содействовавшего ей Вольного экономического общества (намного менее вольного в обращении с фактами, нежели "Вольное историческое").

Николаю I принадлежит в данном случае лишь более чем сомнительная заслуга насильственного насаждения культуры картофеля полицейскими методами прежде всего среди государственных крестьян, что вызывало отторжение и у крестьян, привычных к родным для России репе и редьке и не желавшим ради картофеля отказываться от посевов хлеба — ржи, — и у возмущенных дворян-славянофилов. В своём энтузиазме правительство стремилось распространить культуру картофеля в Астраханской и Таврической губерниях, то есть там, где засушливый температурный режим создавал для этого непреодолимые в середине XIX века трудности. Что при таких условиях, во многих местах, дело дошло до картофельных бунтов, не вызывает ни малейшего удивления. Никакого качественного скачка в распространении картофеля по сравнению с Екатериной II царствование Николая I не произвело. Даже к началу ХХ века картофель занимал всего 4% посевных площадей в России (по сравнению с 17% в Германии). По настоящему повысили спрос на этот продукт лишь индустриализация и урбанизация — повышенным спросом дешёвый и сытный картофель, позволявший сварить горячие блюда, пользовался у промышленных рабочих.

Итак, из названных "Вольным историческим обществом" "ляпов" все 100% являются ляпами… самих авторов обращения ВИО. Впечатляющий результат, достойный пера великого историка Акунина с его "богом дождя Дажьбогом". Даже удивительно, что работавшие над созданием выставки авторы, оперировавшие тысячами фактов, имён, цитат, допустили настолько мало ошибок, что их "разоблачители" не сумели привести ни одной. Очевидно их внимание было занято чем-то другим. И они, в общем, сами не скрывают, чем именно.

«В блоке о разделе Польши — ни слова об обстоятельствах появления «черты постоянной еврейской оседлости» как результате этого раздела. Почему борьбе с «ересью жидовствующих» уделяется большое внимание при том, что разногласия внутри самой Церкви (нет ни слова о борьбе иосифлян с нестяжателями) всячески затушёвываются?"

Честно говоря, не очень понятно, о каких обстоятельствах "появления черты постоянной еврейской осёдлости" хотят рассказа на выставке авторы обращения ВИО. В результате разделов Польши в составе России появились территории со значительным еврейским населением. На это население были распространены обычные для любого другого правила тогдашней Российской Империи сурово ограничивавшие движение населения. При Александре I, сильно позднее раздела Польши, правительство озаботилось "устройством" еврейского населения, для чего и был принято "Положение об устройстве евреев".

Сущностью этого положения было стремление не допустить среди евреев "праздность" (то есть попрошайничество, ростовщичество, корчмарство) и наивная просвещенческая надежда на ассимиляцию этого этноса, а потому "Положением" разрешённое для евреев место жительства расширялось по сравнению с первоначальной территорией их проживания. Правительство мечтало поселить Евреев в Новороссии, чтобы превратить их в хлебопашцев. И по тем же причинам запрещала им поселение в крупных горадах, опасаясь "праздности". Но оно же в конечном счёте запретило евреям земледельцам нанимать христиан, опасаясь распространения иудаизма, поэтому план аграризации еврейства не удался.

Жёсткое ограничение поселения и перемещения евреев относится лишь к "Положению о евреях" 1835 года, которое и вводит понятие "черты означенной для постоянного жительства". Не странновато ли будет в рассказе о царствовании Екатерины II поминать указы середины правления Николая I? Получается та же история, что и с картошкой — "вольные историки" скатываются в чудовищный анахронизм. Они опять попутали евреев и картофель, а Екатерину — с её внуком.

Еще более абсурдны претензии авторов обращения ВИО к тому, что на выставке уделяется большое внимание борьбе с "ересью жидовствующих" и "ни слова о борьбе иосифлян с нестяжателями". У меня при знакомстве с выставкой никакого впечатления чрезмерного внимания к новгородской ереси не создалось, оно вполне пропорционально тому политическому и культурному значению, которое имела эта борьба. Еретики, как считают современные исследователи, оказывали значительное влияние на правительство через дьяка Феодора Курицына и придворную партию Елены Волошанки, в борьбе с ними Геннадий Новгородский инициировал первый в истории полный славянский перевод Ветхого Завета, развилась церковная и публицистическая доктрина Иосифа Волоцкого. То есть требовать меньшего внимания к борьбе с этой ересью так же странно, как требования к историку западного средневековья ничего не говорить об альбигойцах или гуситских войнах, сосредоточившись исключительно на прениях между сторонниками верховенства императора или папы или на споре номиналистов и реалистов.

Апелляция к "борьбе иосифлян с нестяжателями" и вовсе абсурдна, поскольку в современной историографии достаточно выяснен вопрос о мифичности этой борьбы, по крайней мере, в том виде, в котором миф о ней оформился в дореволюционной и советской историографии. Ставшее уже классическим исследование А. И. Плигузова "Полемика в русской церкви первой трети XVI столетия" (М.: "Индрик", 2002) если и не поставило точку в истории мифа о "борьбе иосифлян и нестяжателей", то сформулировало вопрос так, что незамутненный пересказ концепций XIX столетий для серьёзных историков, вольных или невольных, попросту невозможен.

Все памятники, приписывающие преп. Нилу Сорскому выступления за отказ от церковных имуществ, восходят к середине XVI века, являясь, по всей видимости, приписыванием знаменитому аскету гораздо более поздней позиции сторонника отказа монашества от землевладения князя-инока Вассиана Патрикеева. Взгляды Вассиана были во многом неортодоксальны и гораздо ближе соприкасаются с реальной проблемой новгородской ереси, нежели с мнимым "нестяжательством". Дело доходило до прямой фальсификации с его участием переводов древнецерковных канонов. Нил же Сорский был сторонником определенного направления монашеской аскезы — идиоритмии, а приписывание ему планов государственно-церковных преобразований — явный абсурд. Равно как и трактат Иосифа Волоцкого "в защиту церковных имуществ" является вырванными из контекста цитатами из его посланий к удельным владетелям о недопустимости захвата ими переданных Церкви земель и имуществ. Мифом являются и секуляризационные планы Ивана III, и даже секуляризационные идеи самого Вассиана — он отнюдь не был сторонником передачи церковных земель государству.

Наконец, совсем невежественно и непристойно выглядят обвинения к организатором выставки "Моя история" в подделке цитат: "Ошибки и даже просто измышления небрежных интернет-публицистов представляются как подлинные слова Ивана Аксакова".

Стыдно, товарищи! Имея в рядах совета своего общества виднейшего специалиста по творчеству И. С. Аксакова А. А. Теслю, они даже не сподобились ли проверить, действительно ли некогда высмеянные

Из-за украинских событий ничего толкового за день не сделал, мысли в голову не лезут.
Но важное вчерашнее событие надо отметить несмотря на... А может быть, именно события в соседней стране и их преломление в российском общественном сознании, подчеркивают их важность.

Итак, вчера состоялось учреждение Вольного исторического общества .

"В заседании приняли участие: заведующий кафедрой истории идей и методологии исторической науки НИУ ВШЭ Игорь Данилевский, историк и продюсер Анатолий Голубовский, членкор РАН, научный руководитель Отдела сравнительного изучения древних цивилизаций Института всеобщей истории РАН Аскольд Иванчик и профессор кафедры гуманитарных дисциплин ФГУ РАНХиГС при Президенте РФ, зам. председателя Совета Научно-информационного и просветительского центра "Мемориал" и член Правления общества "Московский Мемориал" Константин Морозов.

Специально для участия в работе собрания в Москву приехали профессор кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета Виктор Дятлов и профессор, заведующий кафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета Иван Курилла.

В обсуждении целей и задач общества также приняли участие филолог, директор Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, академик РАН Александр Молдован, зам. зав. Отделом аксиологии и философской антропологии Института философии РАН Александр Рубцов и научный редактор «Полит.ру» Борис Долгин".

Вчера мы обсуждали первые документы: Манифест Вольного исторического общества и проект устава. Манифест будет опубликован в ближайшие дни (как только текст будут внесены все поправки и дополнения), уставом пока занимаются юристы. Предварительно первая конференция общества запланирована на конец июня. Прием членов будет возможен после регистрации устава, - проект предусматривает прием по заявлению решением Совета. Первый (учредительный) состав совета избрали вчера, - думаю, в ходе первой конференции он может быть изменен (кстати, верно замечание об отсутствии в первом составе женщин, - уверен, что первая конференция исправит эту ситуацию).

Поскольку прием запланирован через решение Совета, - очевидно, что Вольное историческое общество опасается попадания в его состав историков с сомнительной репутацией. В этом смысле попробую обозначить некоторые разногласия между историками: с тем, что, например, подделка диссертации уничтожает репутацию, согласны все, а вот, например, что делает с репутацией участие в "исторической политике" в том или ином качестве - есть разные точки зрения.

В любом случае, я считаю вчерашнее решение важным шагом, который мы, наконец, сделали. Надеюсь сейчас не столько на критику этого решения, сколько на предложения, - в том числе о программе действий.

А вот это мой комментарий "по горячим следам". Попросили что-то и про регионы сказать; - сказал, но получилось немного не с тем акцентом: эта часть сказанного тоже важна, но пока не она на первом месте.

Вот тут еще комментарии других участников.

На первой конференции Вольного исторического общества (ВИО), состоявшейся в Москве 28 июня, было объявлено о создании сайта ВИО, на котором будет оперативно появляться реакция профессионального сообщества на общественно значимые события, связанные с историей. Наконец, сайт ВИО заработал по адресу volistob.ru . На сайте размещен ряд заявлений ВИО, информация о научных конференциях, а также форма заявки для желающих вступить в эту общественную организацию. В разделе "Добро пожаловать" размещено следующее обращение к посетителям портала: "Не ищите здесь истины в последней инстанции. Это всего лишь сайт абсолютно негосударственного и совершенно некоммерческого общества, объединяющего людей, которые профессионально занимаются изучением прошлого и стремятся к утверждению научных представлений о нем. Здесь они высказывают частные мнения и, если удается, согласуют общую позицию относительно исторических событий и фактов, а также процессов, наблюдаемых в науке и общественной жизни. Отвечают на вопросы по своей специальности. Следят за пополнением ученой корпорации. И рассказывают о важных, интересных и неожиданных аспектах исторического знания".

Манифест ВИО

Гуманитарное знание, помимо собственно научной, выполняет важную общественную функцию: оно обеспечивает ориентацию человека в социальном пространстве и времени, формирует критически мыслящую личность, без которой немыслимо развитие гражданского общества. В современном мире только свободные и ответственные граждане могут создать процветающее общество и достойное человека государство. Адекватная оценка настоящего и свободное созидание будущего напрямую зависят от нашего понимания прошлого.

Информационная революция резко обострила проблему «присвоения прошлого» противоборствующими общественными силами в собственных целях. Стали общедоступными огромные пласты исторической информации, массивы документов, появились разнообразные версии событий и толкования прошлого. Для безответственных политиков и предпринимателей открываются широкие возможности манипулирования сознанием людей путем подмены основанного на научной работе с источниками знания произвольными мнениями. Нарастает вал некорректных и прямо мракобесных публикаций, порождающих и закрепляющих исторические и социальные представления, противоречащие современному научному знанию.

Особенно заметны сейчас следствия такого манипулирования в России, где оно не встречает должного отпора. Профессиональная научная среда, разрушенная в советское время по идеологическим мотивам, деградирует под влиянием новых социально-экономических факторов и не имеет средств и механизмов противостоять инструментализации исторической науки. Об этом свидетельствуют и многочисленные диссертационные скандалы, и попытки вытеснения экспертной оценки бюрократическими решениями в различных областях науки и образования. Политически ангажированным атакам особенно сильно подвергается изучение новейшей отечественной истории, однако в ряде случаев давление испытывают и исследователи более ранних периодов истории России и истории зарубежных стран. При этом доверие к традиционным формальным показателям научной репутации и сложившимся научным корпорациям в значительной мере подорвано.

В этих условиях мы призываем представителей социогуманитарного знания, сознающих свою профессиональную и гражданскую ответственность, образовать Вольное историческое общество.

Называя себя «вольным», общество не будет искать поддержки и покровительства никакого государственного ведомства, политической партии или бизнес-группы, используя в качестве опоры лишь профессионализм и репутацию своих членов. Будучи историческим, оно, однако, призывает к участию не только историков, но также всех исследователей и специалистов-практиков, чей профессиональный интерес сопряжен с изучением прошлого и сохранением памяти о нем, включая представителей всех гуманитарных академических дисциплин, а также учителей, музейных, архивных и библиотечных работников. Мы приглашаем к сотрудничеству также издателей и работников СМИ, ответственно относящихся к истории и ее роли в современном обществе.

Главная цель нового объединения — содействовать распространению научных представлений о прошлом, о роли и задачах исторической науки в жизни современного общества.

Цель эта достигается решением практических задач, из которых важнейшими представляются:

— формирование современной гуманитарной экспертной среды, к которой гражданское общество могло бы питать полное и основательное доверие;
— соединение усилий для солидарной деятельности на единой «площадке» ученых и специалистов-практиков, ныне разобщенных расстояниями, государственными и административными границами, ведомственными и дисциплинарными барьерами;
— развитие международного сотрудничества и популяризация в России достижений мирового гуманитарного знания, а в мире — лучших образцов российской науки;
— профессиональная оценка общественно-значимых событий и публичных высказываний политиков и лидеров общественного мнения, касающихся представлений о прошлом;
— борьба с фальсификациями исторических источников и фактов, независимо от того, кем и с какими целями эти фальсификации предпринимаются.
— противодействие любым попыткам ограничения свободы научных исследований и академических свобод;
— содействие рассекречиванию архивных материалов, передаче ведомственных архивов на государственное хранение и либерализации законодательства о доступе к архивным документам таким образом, чтобы охрана государственной тайны и персональных данных не становились препятствием для изучения прошлого;
— обеспечение условий для создания системы непрерывного исторического образования, сопровождающего человека всю сознательную жизнь и способствующего формированию ответственного и активного гражданина через воспитание навыков оценки исторического опыта;
— содействие реализации издательских программ, связанных с распространением результатов исследований и популяризацией исторического знания.

Члены-учредители:

Анисимов Евгений Викторович, доктор исторических наук, профессор, ординарный профессор и научный руководитель исторического факультета НИУ ВШЭ (Санкт-Петербургский филиал), профессор Европейского Университета в СПб, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН.

Голубовский Анатолий Борисович, историк, продюсер, кандидат искусствоведения.

Данилевский Игорь Николаевич, доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории идей и методологии исторической науки НИУ ВШЭ.

Дятлов Виктор Иннокентьевич, доктор исторических наук, профессор кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета.

Иванчик Аскольд Игоревич, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН, научный руководитель Отдела сравнительного изучения древних цивилизаций Института всеобщей истории РАН.

Иванов Сергей Аркадьевич, доктор исторических наук, профессор НИУ ВШЭ.

Кацва Леонид Александрович, учитель истории Московской гимназии на Юго-Западе № 1543, автор учебников и пособий.

Курилла Иван Иванович, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета.

Миллер Алексей Ильич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН, профессор Центрально-Европейского университета.

Молдован Александр Михайлович, доктор филологических наук, академик РАН, директор Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН.

Морозов Константин Николаевич, доктор исторических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин ФГУ Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, заместитель председателя Совета Научно-информационного и просветительского центра «Мемориал» и член Правления общества «Московский Мемориал».

Мироненко Сергей Владимирович, доктор исторических наук, директор Государственного архива РФ, заведующий кафедрой исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

Рубцов Александр Вадимович, руководитель Центра философских исследований идеологических процессов, зам. зав. Отделом аксиологии и философской антропологии Института философии РАН.

Соколов Никита Павлович, кандидат исторических наук, шеф-редактор журнала «Отечественные записки»

Уваров Павел Юрьевич, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН, профессор НИУ ВШЭ.

Эткинд Александр Маркович, доктор философии (PhD), профессор русской литературы и истории культуры в Королевском колледже (Кембридж).

Так получилось, что я стал одним из первых членов организованного в 2011 году Императорского русского исторического общества . Именно так называлось аналогичное общество, существовавшее до революций 1917 года .

Затем я был приглашен, а затем не был приглашен (это не моё метание, а людей, готовивших мероприятие по поручению Нарышкина) на организационное собрание Российского исторического общества , из названия которого, как бы восходящего тоже к тому же давнему, дореволюционному, выпали слова «русское » и «императорское». В нем поучаствовать мне так и не довелось, но и я уже расхотел — после приглашения-неприглашения на собрание.

И вот совсем недавно образовалось Вольное историческое общество . Я попытался узнать что-то об обществе у давшего объявление о его образовании в ФБ Павла Кудюкина, но в ответ мне было сообщено, что, мол, чем больше исторических обществ, тем лучше. И вот сегодня я обнаружил у Максима Жиха довольно-таки подробный анализ деятельности этого общества, который просто воспроизвожу:

Несколько дней назад в моих лентах в соцсетях промелькнули вести о том, что состоялось учреждение некоего «Вольного исторического общества» . Меня сразу же смутила фигура председателя новоявленного общества — Никиты Соколова, памятного мне своим участием в позорной политической травле профессоров исторического факультета МГУ А.И. Вдовина и А.С. Барсенкова, развязанной небезызвестным большим учёным и по совместительству неистовым ревнителем либерализма Николаем Сванидзе, обвинившим историков в «нацизме» и «сталинизме».

Во избежание и профилактики для в сотый раз повторяю свою позицию по «делу Вдовина — Барсенкова»: в ситуации развязанной против них политической травли с чисто политическими обвинениями, любому порядочному историку участвовать в сём действе было совершенно недопустимо при любом отношении к самим Вдовину и Барсенкову и к их пособию. Для честного порядочного историка позиция в той ситуации могла быть только одна: сначала добиваться полного прекращения политической травли Вдовина и Барсенкова, снятия с них любых идеологических обвинений, прекращения угроз в их адрес и только потом — спокойный академический разбор их учебника.

Сразу возник вопрос — может ли человек, для которого участвовать в травле коллег-историков по идеологическим мотивам — дело совершенно нормальное, обеспечить действительно свободное обсуждение актуальных проблем российского сообщества историков и российской исторической науки? Сможет ли это общество действительно быть «вольным», как значится в его названии или станет клубом единомышленников, где будут беспощадно травить всех несогласных?

И вот жизнь быстро расставила точки над i и решила мои сомнения. Не нуждающийся в представлении известный историк Древней Руси, д.и.н., преподаватель исторического факультета УдГУ, автор нескольких монографий по социо-культурной жизни русского средневековья В.В. Долгов написал сегодня у себя в фейсбуке :

Теперь меня и «Вольном историческом обществе» забанили. Не успел вступить. Предложил (для обсуждения!!) точку зрения, что Крым — исторически, и этнически — русский. Про Севастополь написал. К участникам дискуссии относился с подчеркнутым уважением. Казалось бы, прекрасная возможность поспорить, обсудить. Вольное ж общество! Но, как оказалось, все-таки не на столько вольное))

Чего и следовало ожидать. Наши либеральнейшие либералы в своём репертуаре и ждать от них чего-то другого вообще бессмысленно.

Я по этому поводу

Альтернативный союз ученых-историков соберется на первую конференцию
Александр Артемьев
Историки, требовавшие не считать уголовным преступлением пересмотр итогов Второй мировой войны, собираются на первую конференцию. Ученые считают себя не оппозиционерами, а борцами с ограничением свободы исследований

В Москве в воскресенье, 28 июня, пройдет первая конференция Вольного исторического общества (ВОИ). Объединение ученых, выступающее против использования исторического знания в политических целях, было создано еще весной 2014 года, но собраться на организационную конференцию смогло только сейчас, рассказал РБК один из его создателей, бывший шеф-редактор журнала «Отечественные записки» Никита Соколов.

Организация конференции затянулась «в силу массы технических причин», уточнил он, в частности, из-за государственной регистрации ВОИ. «Никакого принципиального препона не было», - сказал Соколов. Первая конференция будет нести рабочий характер - собравшиеся решат, каковы будут основные направления работы ВОИ, изберут совет общества, а также дадут добро на запуск официального сайта организации. В настоящее время ВОИ публикует свои инициативы на сайте Комитета гражданских инициатив экс-министра финансов Алексея Кудрина. «Это не значит, что мы существуем как проект КГИ», - подчеркивает Соколов. На сайте комитета уточняется, что проект «Вольное историческое общество» финансируется компанией «Норильский никель». Сырьевой холдинг действительно спонсирует ВОИ, но только в части создания сайта, говорит Соколов.

ВОИ, о создании которого было объявлено 1 марта прошлого года, презентовало себя как альтернативное сообщество ученых, основанное на демократических началах и независимое от политической конъюнктуры. В частности, в манифесте общества ставились задачи борьбы с фальсификацией исторических источников и фактов, противодействия попыткам ограничения свободы научных исследований и академических свобод, а также содействия рассекречиванию архивных материалов.
Ученые объясняли это тем, что профессиональная научная среда, и так уже «разрушенная в советское время по идеологическим мотивам» продолжает деградировать, чему свидетельством и диссертационные скандалы, и «попытки вытеснения экспертной оценки бюрократическими решениями».

Тенденции в общественной жизни, которые подтолкнули историков к созданию новой организации, за минувший год только обострились, говорит Соколов.
Член совета ВОИ, завкафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского госуниверситета Иван Курилла уточняет: «В России появилась своя «историческая политика» и свои «мемориальные законы» (в мае 2014 года президентом Владимиром Путиным был подписан закон, вводящий уголовную ответственность за «распространение заведомо ложной информации о действиях СССР во время Второй мировой войны»), историкам стало еще труднее работать, архивы по-прежнему «полуоткрыты», а полки книжных магазинов ломятся от псевдоисторической макулатуры».

В связи с этим, говорит Соколов, идеями ВОИ прониклись и «почтенные историки, академики, которые раньше скептически оценивали необходимость создания нового профессионального сообщества». Всего в работе общества сейчас принимают участие 110 человек, среди них завкафедрой истории идей и методологии исторической науки НИУ ВШЭ Игорь Данилевский, член-корреспондент РАН Аскольд Иванчик, директор Государственного архива Российской Федерации Сергей Мироненко, директор Института русского языка РАН Александр Молдован.

За год деятельности ВОИ несколько раз критично выступало по отношению к решениям властей, в частности, поддержав профессора МГИМО Андрея Зубова, уволенного за критику российского курса в отношении Украины, и академика РАН Юрия Пивоварова, обвиненного в халатности в связи с пожаром в возглавлявшемся им ИНИОНе.

По словам Куриллы, ВИО не может считаться оппозиционно настроенным объединением. «Да, мы считаем вредным «мемориальный закон», но я бы отделял авторов закона и, скажем, людей, преследовавших Зубова, от государства .
Выступать за профессиональные нормы, за честное отношение к истории, за доступ в архивы, за свободу научного творчества - не значит «быть в оппозиции» . Если кто-то захочет назвать эти ценности профессионального сообщества ценностями оппозиции, то это будет звучать по меньшей мере странно», - заявил ученый РБК